Русская интеллигенция.
По словам Петра Струве, "Идейной формой русской интеллигенции является ее отщепенство, ее отчуждение от государства и враждебность к нему".
Считается, что интеллигенция, как наиболее образованная и культурная часть общества, "обязана понимать" и понимает в общественных процессах и происходящем больше, чем прочие его части. Культурная и образованная часть - это артисты, писатели, художники, ученые, музыканты. Считается так ошибочно, и давно уже известно, что считается ошибочно, но так и продолжает считаться.
Ошибочно, потому что ведь нельзя же всерьез считать, что причисленный к интеллигенции спортивный чемпион, с ранних лет с утра до вечера лет 10-15 бивший ракеткой по мячу, или артист, всю жизнь повторявший только чужие слова и фразы, с разной долей успешности выражавший чужие чувства, понимает в реальной жизни общества больше человека, который выращивает хлеб или работает штукатуром?! Но спортсмена-чемпиона спрашивают журналисты о том "как нам дальше жить" и "что он думает...", а вот штукатура или слесаря - не спрашивают.
Общественное сознание косное и инертное: раз решили считать мнение спортсмена-чемпиона по керлингу умнее и важнее для жизни общества, чем мнение инженера-сантехника, то будут считать, пока весь мир сам себя не зальет фекалиями не перевернется. Это важно "выучиться понимать" тому, кто хочет понимать.
Развал Российской империи был подготовлен и осуществлен передовыми частями российского общества - его элитой. Кстати, развал СССР тоже был осуществлен его элитой. Элита российского общества в конце XIX-начале XX века была представлена семьей и двором российского императора, членами знатных и богатых семейств, имевших тесные связи с императорской семьей, крупными собственниками земли, производства, недр, путей и средств сообщения, капитала и вероисповедания. Самым крупным собственником земли и недр в Российской империи было императорское семейство.
Императора Николая II по результату его правления вполне можно считать творцом русской революции, наряду с Гучковым, Керенским, Милюковым и Лениным. Российская интеллигенция была недовольна всем, что в России происходило. Но она ведь, по определению Петра Струве, как впрочем и по мнению Андрея Дмитриевича Сахарова, политическим устройством, порядками, культурой и жизнью в России ни при каких формах правления довольна быть не может, иначе это не интеллигенция вовсе.
Интеллигенция научилась говорить и никогда не хочет молчать - в этом она очень похожа на невоспитанных детей. Наверное, по этой причине, сейчас основной революционной интеллигентной силой, всегда недовольной политикой и страной, от географического положения и погоды до культуры и внешности народа, становится детский сад и другие плохо-воспитательные учреждения. Право говорить для нее превыше обязанности думать. Любая не зрелая, не продуманная словесная масса сразу высказывается. Это у них называется "свобода слова".
Началось это "стремление к свободе и прогрессу" еще с пресловутых декабристов, пожелавших устроить в России Францию, а императора с семьей убить. Только парочка Герцен&Огарев накричали столько в своем "Колоколе", что разбудили Ленина, который, решив идти "другим путем", пошел тем же самым - стал писать. Его печатное наследие существенно превышает наследие Герцена с Огаревым, хотя он прожил на свете меньше.
Писания интеллигенции весь XIX век были направлены на разрушение того, чем жила Россия, что было создано в нем веками до них. Обнаружив после революции 1917 года, что все наконец уже разрушено, интеллигенция, вернее выжившая часть, начала искать, "кто виноват?" В свойственной ему яркой манере этот процесс описал Иван Солоневич: "Около ста лет подряд русская революционная, или "прогрессивная" интеллигенция упорно, настойчиво и даже "научно" свергала все, что, по ее просвещенному мнению, надлежало свергать: самодержавие и религию, национальность и государственность, собственность и семью, всякий общественный порядок и всякий сложившийся быт. И когда все, подлежащее свержению, было наконец свергнуто,- интеллигенцию вышибли вон. Частью - за границу, а частью и на тот свет. <...> Оставалось одно из двух: или признать народ сволочью, или самих себя - идиотами".
Как самая пишущая часть русского общества, именно интеллигенция оставила нам замечательные свидетельства, как плохо оказывается, когда ничего не осталось из того, что питало, что было основой жизни, как плохо может быть без России. Таким свидетельством могут служить воспоминания актрисы МХАТа, Марии Николаевны Германовой. Цитирование из этих воспоминаний мне представляется достаточно убедительной иллюстрацией осознания той огромной потери, которая постигла оторванных от России некоторых представителей интеллигенции.
Мария Николаевна Германова, актриса МХАТ, ученица В.И.Немировича-Данченко
Германова, писавшая свои воспоминания под названием "Мой ларец" уже понимала неуместность радости революции: "Насколько в 1905 году была я равнодушна к революции, настолько в 1917 году первую, февральскую революцию приняла я с восторгом. Как и вообще большинство из нас, глупых интеллигентов". <...>
"Уж очень богаты мы были к тому времени: и славой, и успехом работы, и деньгами - дивиденд у нас, пайщиков-актеров, был в 100 процентов, и жалования были хорошие, и имущество Театра было громадное, даже с музеем настоящих старинных вещей".
Это весьма любопытный факт: актеры, бывшие пайщиками МХАТа, имели дивиденды на вложенный в акции Театра капитал в размере 100%!
"Я лично была в восхищении от Керенского - признаюсь честно... Я ничего не предвидела и верила в Думу и гордилась тем, как мы, русские, сделали нашу революцию... Да и не у меня одной, у всех была эта вера, эта гордость за Россию. К несчастью, фокусом этого подъема и веры и гордости явилось в то время Временное правительство. Пишу об этом не как о политике, а просто чтобы рассказать, как тяжело это, что обмануло нас наше Временное правительство, на которое мы чуть не молились. Не стоило оно этого - не оказалось в нем ни у единого ни жертвенности, ни героизма, ни твердости, ни силы, которых мы так ждали от него.
Государь, как бы ни был он слаб и неумел, остался царем до конца, помазанником Божьим. Он не покинул России, не бежал из нее; если и была на нем вина, то он искупил ее жестокой смертью. Мы можем чтить его память, а когда вспоминаем, как Временное правительство проболтало Россию, то стыдно за себя, за нас всех - ничего крупного, ничего верного, возвышенного. Даже горя, раскаянья, стыда сжигающего не заметно. Этот слой интеллигенции даже здесь, за границей, сохранил непонятную, неуместную веселость.
<...>
Так и уехали мы из России. И с тех пор земля, твердая земля, наша милая Земля была выдернута из-под ног.
Ах, даже и не расскажешь, какая это была опора, верность, какое счастье, что это такое была для нас - Россия.
Россия. Когда говоришь это слово, то заливает чувство широты, золотого звона, нежного напева весны, ветра, леса...
Российская империя, как было написано почти через всю Европу и Азию на географических картах. Гордость, уверенность, доверчивость к судьбе...
Сидишь у себя в комнате и смотришь в окно на снежные сугробы, покрывающие все кругом, и чувствуешь, что этот мягкий покров покрывает всю Россию, поля ее, леса, степи, горы на тысячи и тысячи верст, так широко, что и не охватишь мыслью, так величаво, покойно, ласково станет под этим единым объятием - Россией.
Когда рушилось это, не стало России, Империи Российской, только тогда возможно было понять, какое счастье это было.
Как скучно, темно и страшно без национального флага. И радости нам уж не может быть настоящей. Мы всегда везде пришлые, незваные, не гости, а прохожие, нежеланные. Как оторванные листья. Нас судьба может разнести, закрутить от самого ничтожного произвола.
Эта бездомность на всех русских кладет отпечаток. Посмотришь в праздник, например, гуляют французы, даже небогатые, а у них такие уверенные, солидные, хозяйские лица. Они - дома. Русские же лица, даже в веселье, не радостны. Их можно узнать среди иностранцев не только по усталости, бедности, но и по выражению этой сиротливой бездомности".
О своей любви к Временному правительству писал учитель Марии Германовой, В.И.Немирович-Данченко, в одном из писем в июне 1917 года: "...Должен признаться, что все мои симпатии на стороне эсеров, на стороне Керенского, Церетели и Скобелева, на стороне их умения проводить в жизнь идеализм революции не митинговой горячностью, а тем высшим Разумом, в котором соединяются пафос и мудрость, на стороне их государственной программы". И еще: "Найдется ли у нас кто-нибудь, достойный старого носка Керенского?"
Вот "пафос и мудрость" нашей интеллигенции. Слушать, смотреть в кино, на сцене, можно, всерьез принимать и полагаться нельзя. Есть основной признак ошибки: любой, кто хочет разрушить общественный порядок, намерен совершить глупость. Глупости люди совершают либо по недомыслию, либо злонамеренно. Недомыслие молодости, незрелости сознания может в какой-то степени служить оправданием юному человеку, ибо у него еще есть время обрести способность домыслить, разумеется, если в своей глупости он не совершит новую русскую катастрофу.
Злонамеренности в отношении нашей родины оправдания быть не может.
Считается, что интеллигенция, как наиболее образованная и культурная часть общества, "обязана понимать" и понимает в общественных процессах и происходящем больше, чем прочие его части. Культурная и образованная часть - это артисты, писатели, художники, ученые, музыканты. Считается так ошибочно, и давно уже известно, что считается ошибочно, но так и продолжает считаться.
Ошибочно, потому что ведь нельзя же всерьез считать, что причисленный к интеллигенции спортивный чемпион, с ранних лет с утра до вечера лет 10-15 бивший ракеткой по мячу, или артист, всю жизнь повторявший только чужие слова и фразы, с разной долей успешности выражавший чужие чувства, понимает в реальной жизни общества больше человека, который выращивает хлеб или работает штукатуром?! Но спортсмена-чемпиона спрашивают журналисты о том "как нам дальше жить" и "что он думает...", а вот штукатура или слесаря - не спрашивают.
Общественное сознание косное и инертное: раз решили считать мнение спортсмена-чемпиона по керлингу умнее и важнее для жизни общества, чем мнение инженера-сантехника, то будут считать, пока весь мир сам себя не зальет фекалиями не перевернется. Это важно "выучиться понимать" тому, кто хочет понимать.
Развал Российской империи был подготовлен и осуществлен передовыми частями российского общества - его элитой. Кстати, развал СССР тоже был осуществлен его элитой. Элита российского общества в конце XIX-начале XX века была представлена семьей и двором российского императора, членами знатных и богатых семейств, имевших тесные связи с императорской семьей, крупными собственниками земли, производства, недр, путей и средств сообщения, капитала и вероисповедания. Самым крупным собственником земли и недр в Российской империи было императорское семейство.
Императора Николая II по результату его правления вполне можно считать творцом русской революции, наряду с Гучковым, Керенским, Милюковым и Лениным. Российская интеллигенция была недовольна всем, что в России происходило. Но она ведь, по определению Петра Струве, как впрочем и по мнению Андрея Дмитриевича Сахарова, политическим устройством, порядками, культурой и жизнью в России ни при каких формах правления довольна быть не может, иначе это не интеллигенция вовсе.
Интеллигенция научилась говорить и никогда не хочет молчать - в этом она очень похожа на невоспитанных детей. Наверное, по этой причине, сейчас основной революционной интеллигентной силой, всегда недовольной политикой и страной, от географического положения и погоды до культуры и внешности народа, становится детский сад и другие плохо-воспитательные учреждения. Право говорить для нее превыше обязанности думать. Любая не зрелая, не продуманная словесная масса сразу высказывается. Это у них называется "свобода слова".
Началось это "стремление к свободе и прогрессу" еще с пресловутых декабристов, пожелавших устроить в России Францию, а императора с семьей убить. Только парочка Герцен&Огарев накричали столько в своем "Колоколе", что разбудили Ленина, который, решив идти "другим путем", пошел тем же самым - стал писать. Его печатное наследие существенно превышает наследие Герцена с Огаревым, хотя он прожил на свете меньше.
Писания интеллигенции весь XIX век были направлены на разрушение того, чем жила Россия, что было создано в нем веками до них. Обнаружив после революции 1917 года, что все наконец уже разрушено, интеллигенция, вернее выжившая часть, начала искать, "кто виноват?" В свойственной ему яркой манере этот процесс описал Иван Солоневич: "Около ста лет подряд русская революционная, или "прогрессивная" интеллигенция упорно, настойчиво и даже "научно" свергала все, что, по ее просвещенному мнению, надлежало свергать: самодержавие и религию, национальность и государственность, собственность и семью, всякий общественный порядок и всякий сложившийся быт. И когда все, подлежащее свержению, было наконец свергнуто,- интеллигенцию вышибли вон. Частью - за границу, а частью и на тот свет. <...> Оставалось одно из двух: или признать народ сволочью, или самих себя - идиотами".
Как самая пишущая часть русского общества, именно интеллигенция оставила нам замечательные свидетельства, как плохо оказывается, когда ничего не осталось из того, что питало, что было основой жизни, как плохо может быть без России. Таким свидетельством могут служить воспоминания актрисы МХАТа, Марии Николаевны Германовой. Цитирование из этих воспоминаний мне представляется достаточно убедительной иллюстрацией осознания той огромной потери, которая постигла оторванных от России некоторых представителей интеллигенции.
Мария Николаевна Германова, актриса МХАТ, ученица В.И.Немировича-Данченко
Германова, писавшая свои воспоминания под названием "Мой ларец" уже понимала неуместность радости революции: "Насколько в 1905 году была я равнодушна к революции, настолько в 1917 году первую, февральскую революцию приняла я с восторгом. Как и вообще большинство из нас, глупых интеллигентов". <...>
"Уж очень богаты мы были к тому времени: и славой, и успехом работы, и деньгами - дивиденд у нас, пайщиков-актеров, был в 100 процентов, и жалования были хорошие, и имущество Театра было громадное, даже с музеем настоящих старинных вещей".
Это весьма любопытный факт: актеры, бывшие пайщиками МХАТа, имели дивиденды на вложенный в акции Театра капитал в размере 100%!
"Я лично была в восхищении от Керенского - признаюсь честно... Я ничего не предвидела и верила в Думу и гордилась тем, как мы, русские, сделали нашу революцию... Да и не у меня одной, у всех была эта вера, эта гордость за Россию. К несчастью, фокусом этого подъема и веры и гордости явилось в то время Временное правительство. Пишу об этом не как о политике, а просто чтобы рассказать, как тяжело это, что обмануло нас наше Временное правительство, на которое мы чуть не молились. Не стоило оно этого - не оказалось в нем ни у единого ни жертвенности, ни героизма, ни твердости, ни силы, которых мы так ждали от него.
Государь, как бы ни был он слаб и неумел, остался царем до конца, помазанником Божьим. Он не покинул России, не бежал из нее; если и была на нем вина, то он искупил ее жестокой смертью. Мы можем чтить его память, а когда вспоминаем, как Временное правительство проболтало Россию, то стыдно за себя, за нас всех - ничего крупного, ничего верного, возвышенного. Даже горя, раскаянья, стыда сжигающего не заметно. Этот слой интеллигенции даже здесь, за границей, сохранил непонятную, неуместную веселость.
<...>
Так и уехали мы из России. И с тех пор земля, твердая земля, наша милая Земля была выдернута из-под ног.
Ах, даже и не расскажешь, какая это была опора, верность, какое счастье, что это такое была для нас - Россия.
Россия. Когда говоришь это слово, то заливает чувство широты, золотого звона, нежного напева весны, ветра, леса...
Российская империя, как было написано почти через всю Европу и Азию на географических картах. Гордость, уверенность, доверчивость к судьбе...
Сидишь у себя в комнате и смотришь в окно на снежные сугробы, покрывающие все кругом, и чувствуешь, что этот мягкий покров покрывает всю Россию, поля ее, леса, степи, горы на тысячи и тысячи верст, так широко, что и не охватишь мыслью, так величаво, покойно, ласково станет под этим единым объятием - Россией.
Когда рушилось это, не стало России, Империи Российской, только тогда возможно было понять, какое счастье это было.
Как скучно, темно и страшно без национального флага. И радости нам уж не может быть настоящей. Мы всегда везде пришлые, незваные, не гости, а прохожие, нежеланные. Как оторванные листья. Нас судьба может разнести, закрутить от самого ничтожного произвола.
Эта бездомность на всех русских кладет отпечаток. Посмотришь в праздник, например, гуляют французы, даже небогатые, а у них такие уверенные, солидные, хозяйские лица. Они - дома. Русские же лица, даже в веселье, не радостны. Их можно узнать среди иностранцев не только по усталости, бедности, но и по выражению этой сиротливой бездомности".
О своей любви к Временному правительству писал учитель Марии Германовой, В.И.Немирович-Данченко, в одном из писем в июне 1917 года: "...Должен признаться, что все мои симпатии на стороне эсеров, на стороне Керенского, Церетели и Скобелева, на стороне их умения проводить в жизнь идеализм революции не митинговой горячностью, а тем высшим Разумом, в котором соединяются пафос и мудрость, на стороне их государственной программы". И еще: "Найдется ли у нас кто-нибудь, достойный старого носка Керенского?"
Вот "пафос и мудрость" нашей интеллигенции. Слушать, смотреть в кино, на сцене, можно, всерьез принимать и полагаться нельзя. Есть основной признак ошибки: любой, кто хочет разрушить общественный порядок, намерен совершить глупость. Глупости люди совершают либо по недомыслию, либо злонамеренно. Недомыслие молодости, незрелости сознания может в какой-то степени служить оправданием юному человеку, ибо у него еще есть время обрести способность домыслить, разумеется, если в своей глупости он не совершит новую русскую катастрофу.
Злонамеренности в отношении нашей родины оправдания быть не может.