Право переписки.
О переписке и почтовых адресах заключенных в эпоху коммунистических репрессий.
Знакомство с делом репрессированного родственника подобно окну в далекий 1937 год. Невозможно передать те ощущения, которые наполняют сознание, когда листаешь старые страницы дела, написанные порой на вычищенной бумаге - следы карандаша от предыдущей записи хоть и стерты, но все же местами видны. Некоторые протоколы написаны на чистой стороне оберточной бумаги. Это голос времени, голос идеологического безумия, голос кошмара наяву. И все равно, мы, пресыщенные дети благополучия и комфорта, дети свободы и права, дети лени и неги, никогда не сможем понять, что такое десять лет рабского труда на колымских золотых копях без права переписки, без возможности написать письмо. Никто из родных и близких так и не узнает о судьбах многих навеки безвестно пропавших, канувших в небытие.
Нам повезло, наш чудом выжил... Когда уже казалось, спасения от голодной смерти нет, один "блатной" почему-то накормил, позволил выжить, не умереть.
В царское время для заключенных личная переписка в ее количестве не ограничивалась. В советской стране с середины 1930-х годов заключенным разрешалось вести переписку лишь с ближайшими родственниками, при этом бабушка, дядя, двоюродный брат, невеста были исключены из числа лиц, с которыми можно было переписываться. Некоторые категории политических заключенных были полностью лишены возможности связаться с внешним миром. К таким категориям относились осужденные на срок без права переписки, осужденные на КТР - каторжные работы и засекреченные заключенные.
По Указу от 19 апреля 1943 года в СССР была восстановлена каторга (аббревиатура КТР) для осужденных "за измену родине", которые из-за каких-то "смягчающих обстоятельств" смогли избежать виселицы и получали в исключительных случаях 10, но чаще всего 15 или 20 лет каторги. "Изменниками" советскими судами признавались разного рода коллаборационисты, в частности оставшиеся на посту рабочие заводов, почтовые служащие, учителя или няни в детских учреждениях, которых власти не успели или забыли эвакуировать. Тех, кто непосредственно сотрудничал с фашистами, в живых не оставляли и на каторгу не отправляли.
Все заключенные КТР, кэтээровцы, использовались лишь на самых тяжелых физических работах. Медицинская помощь им оказывалась только в исключительных случаях. Лагеря КТР были размещены на территории гулаговских лагерей в отдаленных местностях, таких как Воркута, Казахстан, Колыма, Норильск, Тайшет. Контакты между КТР и другими заключенными были практически исключены. Каторжные работали на специально выделенных для них участках, исполняя самые тяжёлые работы под усиленным конвоем. Технический досмотр их доверялся вольнонаёмным работникам или заключённым, имевшим бытовые статьи. На работу и с работы катээровцев водили колоннами по 5 человек в ряд, при этом все правые руки всех правых крайних и все левые руки левых крайних соединялись цепью. (см. кандальное лаготделение). В лагерных отделениях их содержали в
запертых бараках.
Никакого указа о ликвидации каторги в СССР не был опубликован, но весной 1948 г. оставшихся в живых катеэровцев
перевели на положение специальных лагерей (спецлаг). Это была система лагерей принудительного труда с особо строгим режимом для одних политических ("контрреволюционеров"). Первоначально их называли особыми лагерями, особлагом, режимными, особо режимными или закрытыми лагерями. Они были созданы по секретной инструкции МВД СССР и начали действовать с весны 1948 года.
Другая категория заключенных, лишенная права переписки - это заключенные засекреченных лагерей и тюрем. 3асекреченный лагерь или тюрьма - это хорошо замаскированные учреждения, о существовании которых знали только специально посвященные и тюремные работники. У узников таких лагерей не было никаких связей с внешним миром, и порой такие заключенные не знали, что была Отечественная война.
Из политических изоляторов и специальных лагерей разрешалось отправлять 2 письма в год, но лишь ближайшим родственникам. Прочим заключенным разрешалось получать одно письмо в месяц. Если приходило писем больше лимита, то они откладывались на следующий месяц. Об этом заключенный не извещался. "Лишнее" в письмах к заключенным, то есть сведения недозволенного характера, который определяли сами цензоры, замазывалось черной тушью. До вручения письма получателю цензор ставил штамп "проверено". На корреспонденции, отправляемой заключенными, никаких следов цензуры не было, просто письмо, в котором цензор обнаружит "лишнее", конфисковывалось.
В некоторых тюрьмах заключенным запрещалось хранить полученные письма. По прочтении письма изымались и подшивались в личное дело заключенного. Если в учреждении разрешалось хранить письма, но цензор по какой-то причине забыл поставить свой штамп "проверено", то такое письмо, хранящееся у заключенного считалось незаконным, при очередном обыске конфисковывалось, а получатель письма мог попасть в карцер за нарушение правил переписки.
Переписка заключенных с заграницей в начале советской власти разрешалась, но с 1920-х годов это разрешение было отменено. Лишь в 1952 году переписка некоторых иностранных заключенных с ближайшими родственниками за границей была разрешена. К таким категориям з/к относились первоначально лишь граждане бывшего гитлеровского рейха и Японии, осужденных советскими судами за совершение "особо тяжких преступлений против человечества". Затем переписку разрешили гражданам других стран, не входящих в советский блок. В самую последнюю очередь переписка с родными за границей была разрешена гражданам и тех стран, которые СССР включил в свой военный блок.
Чтобы скрыть резкий рост числа мест заключения в Советском Союзе и конкретное географическое положение таких мест, с середины 1930-х годов такие слова, как лагерь или тюрьма при указании адреса заключенного в переписке стали заменять едиными адресами почтовых ящиков для разных групп заключенных, своего рода почтовым ящиком.
Например, для засекречивания местности, где отбывают наказание заключенные, в начале 1950-х годов заключенные-иностранцы из стран Западной Европы, сидевшие в Александровском централе близ Иркутска, получали письма на адрес: г. Москва, п/я 224. В то же время заключенные-японцы, сидевшие там же, получали письма на другой адрес: г. Хабаровск, п/я 224.
Александровский централ - тюрьма, устроенная в 1873 году на месте бывшего винокуренного завода, располагавшегося около 70 км на северо-восток от Иркутска. Старая царская тюрьма, где содержались уголовные каторжники, и пересыльная тюрьма для временного содержания ссыльных, которых отправляли в Иркутскую губернию, Якутскую и Забайкальскую области, и для формирования пересыльных партий. Постепенно вокруг тюрьмы образовалось село Александровка. До 1917 года там сидел Дзержинский.
От Александровского централа до Москвы более 5000 км, а до Хабаровска примерно 2000 км. Однако разные категории заключенных Александровского централа имели разные почтовые адреса в Москве и в Хабаровске. В письмах на родину этим заключенным было строжайше запрещено упоминать о климатических и географических условиях и обо всем, что могло бы указывать на местность, где находится место их заключения.
В это же время, в 1950-х годах заключенные-иностранцы из Восточной Европы, сидевшие в тайшетских лагерях, получали письма на адрес: г. Москва, Общество Красного Креста и Красного Полумесяца, п/я 384. Работающие вместе с ними советские граждане, получали письма на другой адрес: Иркутская область, г. Тайшет, п/я 224/6-205.
Заключенные советские граждане психотюрьмы в Чистополе получали письма по адресу: Татарская АССР, г. Чистополь, Учреждение УЭ-148/ст-4,
а заключенные-иностранцы совсем по другому адресу: г. Москва, п/я 5110/1-УЭ.
Вот пять реальных адресов почтовых ящиков для заключенных в период с конца 1930-х до середины 1950-х годов. Только пять из тысяч.
1. Мордовская АССР, ст. Потьма Явас, п/я 385/11-д;
2. Иркутская обл., р-н Чунский, п/я 215/5-019;
3. Кемеровская обл., ст. Суслово, п/я 247;
4. г. Москва, Быково, п/я 7014;
5. Коми АССР, г. Инта, п/я "А. Л.", 274/1-3
Как уже отмечалось, заключенным иностранным гражданам впервые было разрешено переписываться с ближайшими родственниками за границей лишь с конца 1952 года. До этого любой заключенный-иностранец, на чье имя поступала почтовая посылка из-за границы, подвергался расследованию, в ходе которого выяснялось, каким путем родственники за границей узнали адрес. Чаще всего это наказывалось карцером.
Знакомство с делом репрессированного родственника подобно окну в далекий 1937 год. Невозможно передать те ощущения, которые наполняют сознание, когда листаешь старые страницы дела, написанные порой на вычищенной бумаге - следы карандаша от предыдущей записи хоть и стерты, но все же местами видны. Некоторые протоколы написаны на чистой стороне оберточной бумаги. Это голос времени, голос идеологического безумия, голос кошмара наяву. И все равно, мы, пресыщенные дети благополучия и комфорта, дети свободы и права, дети лени и неги, никогда не сможем понять, что такое десять лет рабского труда на колымских золотых копях без права переписки, без возможности написать письмо. Никто из родных и близких так и не узнает о судьбах многих навеки безвестно пропавших, канувших в небытие.
Нам повезло, наш чудом выжил... Когда уже казалось, спасения от голодной смерти нет, один "блатной" почему-то накормил, позволил выжить, не умереть.
В царское время для заключенных личная переписка в ее количестве не ограничивалась. В советской стране с середины 1930-х годов заключенным разрешалось вести переписку лишь с ближайшими родственниками, при этом бабушка, дядя, двоюродный брат, невеста были исключены из числа лиц, с которыми можно было переписываться. Некоторые категории политических заключенных были полностью лишены возможности связаться с внешним миром. К таким категориям относились осужденные на срок без права переписки, осужденные на КТР - каторжные работы и засекреченные заключенные.
По Указу от 19 апреля 1943 года в СССР была восстановлена каторга (аббревиатура КТР) для осужденных "за измену родине", которые из-за каких-то "смягчающих обстоятельств" смогли избежать виселицы и получали в исключительных случаях 10, но чаще всего 15 или 20 лет каторги. "Изменниками" советскими судами признавались разного рода коллаборационисты, в частности оставшиеся на посту рабочие заводов, почтовые служащие, учителя или няни в детских учреждениях, которых власти не успели или забыли эвакуировать. Тех, кто непосредственно сотрудничал с фашистами, в живых не оставляли и на каторгу не отправляли.
Все заключенные КТР, кэтээровцы, использовались лишь на самых тяжелых физических работах. Медицинская помощь им оказывалась только в исключительных случаях. Лагеря КТР были размещены на территории гулаговских лагерей в отдаленных местностях, таких как Воркута, Казахстан, Колыма, Норильск, Тайшет. Контакты между КТР и другими заключенными были практически исключены. Каторжные работали на специально выделенных для них участках, исполняя самые тяжёлые работы под усиленным конвоем. Технический досмотр их доверялся вольнонаёмным работникам или заключённым, имевшим бытовые статьи. На работу и с работы катээровцев водили колоннами по 5 человек в ряд, при этом все правые руки всех правых крайних и все левые руки левых крайних соединялись цепью. (см. кандальное лаготделение). В лагерных отделениях их содержали в
запертых бараках.
Никакого указа о ликвидации каторги в СССР не был опубликован, но весной 1948 г. оставшихся в живых катеэровцев
перевели на положение специальных лагерей (спецлаг). Это была система лагерей принудительного труда с особо строгим режимом для одних политических ("контрреволюционеров"). Первоначально их называли особыми лагерями, особлагом, режимными, особо режимными или закрытыми лагерями. Они были созданы по секретной инструкции МВД СССР и начали действовать с весны 1948 года.
Другая категория заключенных, лишенная права переписки - это заключенные засекреченных лагерей и тюрем. 3асекреченный лагерь или тюрьма - это хорошо замаскированные учреждения, о существовании которых знали только специально посвященные и тюремные работники. У узников таких лагерей не было никаких связей с внешним миром, и порой такие заключенные не знали, что была Отечественная война.
Из политических изоляторов и специальных лагерей разрешалось отправлять 2 письма в год, но лишь ближайшим родственникам. Прочим заключенным разрешалось получать одно письмо в месяц. Если приходило писем больше лимита, то они откладывались на следующий месяц. Об этом заключенный не извещался. "Лишнее" в письмах к заключенным, то есть сведения недозволенного характера, который определяли сами цензоры, замазывалось черной тушью. До вручения письма получателю цензор ставил штамп "проверено". На корреспонденции, отправляемой заключенными, никаких следов цензуры не было, просто письмо, в котором цензор обнаружит "лишнее", конфисковывалось.
В некоторых тюрьмах заключенным запрещалось хранить полученные письма. По прочтении письма изымались и подшивались в личное дело заключенного. Если в учреждении разрешалось хранить письма, но цензор по какой-то причине забыл поставить свой штамп "проверено", то такое письмо, хранящееся у заключенного считалось незаконным, при очередном обыске конфисковывалось, а получатель письма мог попасть в карцер за нарушение правил переписки.
Переписка заключенных с заграницей в начале советской власти разрешалась, но с 1920-х годов это разрешение было отменено. Лишь в 1952 году переписка некоторых иностранных заключенных с ближайшими родственниками за границей была разрешена. К таким категориям з/к относились первоначально лишь граждане бывшего гитлеровского рейха и Японии, осужденных советскими судами за совершение "особо тяжких преступлений против человечества". Затем переписку разрешили гражданам других стран, не входящих в советский блок. В самую последнюю очередь переписка с родными за границей была разрешена гражданам и тех стран, которые СССР включил в свой военный блок.
Чтобы скрыть резкий рост числа мест заключения в Советском Союзе и конкретное географическое положение таких мест, с середины 1930-х годов такие слова, как лагерь или тюрьма при указании адреса заключенного в переписке стали заменять едиными адресами почтовых ящиков для разных групп заключенных, своего рода почтовым ящиком.
Например, для засекречивания местности, где отбывают наказание заключенные, в начале 1950-х годов заключенные-иностранцы из стран Западной Европы, сидевшие в Александровском централе близ Иркутска, получали письма на адрес: г. Москва, п/я 224. В то же время заключенные-японцы, сидевшие там же, получали письма на другой адрес: г. Хабаровск, п/я 224.
Александровский централ - тюрьма, устроенная в 1873 году на месте бывшего винокуренного завода, располагавшегося около 70 км на северо-восток от Иркутска. Старая царская тюрьма, где содержались уголовные каторжники, и пересыльная тюрьма для временного содержания ссыльных, которых отправляли в Иркутскую губернию, Якутскую и Забайкальскую области, и для формирования пересыльных партий. Постепенно вокруг тюрьмы образовалось село Александровка. До 1917 года там сидел Дзержинский.
От Александровского централа до Москвы более 5000 км, а до Хабаровска примерно 2000 км. Однако разные категории заключенных Александровского централа имели разные почтовые адреса в Москве и в Хабаровске. В письмах на родину этим заключенным было строжайше запрещено упоминать о климатических и географических условиях и обо всем, что могло бы указывать на местность, где находится место их заключения.
В это же время, в 1950-х годах заключенные-иностранцы из Восточной Европы, сидевшие в тайшетских лагерях, получали письма на адрес: г. Москва, Общество Красного Креста и Красного Полумесяца, п/я 384. Работающие вместе с ними советские граждане, получали письма на другой адрес: Иркутская область, г. Тайшет, п/я 224/6-205.
Заключенные советские граждане психотюрьмы в Чистополе получали письма по адресу: Татарская АССР, г. Чистополь, Учреждение УЭ-148/ст-4,
а заключенные-иностранцы совсем по другому адресу: г. Москва, п/я 5110/1-УЭ.
Вот пять реальных адресов почтовых ящиков для заключенных в период с конца 1930-х до середины 1950-х годов. Только пять из тысяч.
1. Мордовская АССР, ст. Потьма Явас, п/я 385/11-д;
2. Иркутская обл., р-н Чунский, п/я 215/5-019;
3. Кемеровская обл., ст. Суслово, п/я 247;
4. г. Москва, Быково, п/я 7014;
5. Коми АССР, г. Инта, п/я "А. Л.", 274/1-3
Как уже отмечалось, заключенным иностранным гражданам впервые было разрешено переписываться с ближайшими родственниками за границей лишь с конца 1952 года. До этого любой заключенный-иностранец, на чье имя поступала почтовая посылка из-за границы, подвергался расследованию, в ходе которого выяснялось, каким путем родственники за границей узнали адрес. Чаще всего это наказывалось карцером.