Сон бабочки, выбравшей не то варенье
Тень моей Феи грустила - она не любит зиму, потому что от холода она становится совсем прозрачной и хрупкой. Хотя до зимы ещё столько же, сколько прошло лета, но настроение у неё подкисло, как забродившее варенье, и она меланхолично перебирала абрикосы, изредка кидая мятый или червивый Рыбе. Рыба чавкала счастливым кабаном, высасывая мясистых розовых червяков, и метко плевала косточки в сковороду, висевшую на дальней стене. Тень Феи даже не морщилась - в другое время такое поведение её бы возмутило. Я думал, как продлить лето хотя бы до апреля. Увести её к маяку? Но северное море, несмотря на тёплое течение, проходящее там, зимой бушует страшными штормами, берег становится похож на мысли шизофреника, а от ледяного ветра в старой постройке не укрыться. «А-А-А-А-А-А-А!» - раздался Рыбий вопль. Тень Феи уронила таз с абрикосами, и он закрутился волчком, а я подпрыгнул на своём антикварном гвозде. По нашему погребу летала крупная мохнатая бабочка. Универсальная Рыба билась в истерике и пыталась спрятаться под маленький камешек в своей кадушке. Единственный, к слову. При обустройстве своего жилища она сказала, что сторонница минимализма, поэтому я положил в кадушку чёрный голыш. Бабочка присела на кадушку и наша бесстрашная Рыба, победившая красноглазого, потеряла сознание и стала тонуть. «Кыш, кыш,» - замахала на глупое насекомое тень моей Феи, а я кинулся спасать Универсального труса.
Пришлось нырнуть и применить к ней дыхание изо рта в рот. Из синей ноздри выплыл удивлённый розовый червяк, вслед за ним - с пузырями и бульканьем вылетела абрикосовая косточка. На меня воззрился подозрительный рыбий глаз. «Она исчезла?» - прошептала Рыба мне в голову. «Кто?» - едва двигая губами ответил я ей. «Не придуривайтесь, Портрет! Вы её видели! Эта страшная тварь исчезла?» - глаз гневно прищурился. «Да про кого ты?» - всё ещё недоумевал я. Рыба всхлюпнула, дёрнула плавниками и заорала: «Ба-а-абочка, Портрет! Баб-абочка! Эта чёртова страшная мохнатая ба-а-абочка!» Мы вынырнули. Надо ли напоминать, что я, спасая Рыбу, успел вкусить слегка, скажем, токсичной слизи, и теперь всё видел несколько... Несколько преувеличенно. Над нами склонилась тень моей Феи с очень честным лицом. «Где она? Ты её выгнала? Ты её убила? Ты уже приколола её в свой альбом?»
Сиреневая тень Феи улыбнулась самой мягкой своей улыбкой, что испугало меня несмотря на то состояние, в котором я находился, и протянула Рыбе леденец на палочке. Большую синюю рыбу. Рыба, мерцая и переливаясь, протянув было плавник, одёрнула его и надула губы. «Ой», - улыбнулась тень моей Феи, меняя цвет на оранжевый, спрятала леденец за спину и протянула снова. На этот раз - большую розовую карамельную бабочку. Рыба открыла рот и затянула долгое «аааааааааааа» на ноте соль первой октавы. Я струился как поток воздуха. Карамельная бабочка взорвалась в руке тени Феи, выпустив из осколков настоящую бабочку. Крупную ночную бабочку с глазами на крыльях. «Ааааа» внезапно заглохло. Глаза Универсальной Рыбы и глаза на крыльях бабочки уставились друг на друга оценивающе. Они вращались в своих орбитах настороженно, словно ощупывая незнакомца. Бабочка вспорхнула и, аккуратно сложив крылья, села на край кадушки. Глаза на них кокетливо моргнули. Рыба сложила рот бантиком и повернулась своим лучшим боком. Тень моей Феи заалела, как заря накануне ветреного дня, а я стал золотистым, как шляпка подосиновика в листьях берёзы. Бабочка, шевеля усиками-антеннами и Рыба пуская пузыри перемигивались.
Тень Феи аккуратно подлетела ко мне и деликатно развернула в сторону от развивающейся у нас на глазах истории одного увлечения. Мне казалось, что моя подруга повеселела. Меня же слегка рябило и мутило, видимо, от избытка токсинов.
Раздался громкий всплеск - и после него нас накрыло тишиной. По сумраку погреба поползла тёмно-бирюзовая волна молчания. Мы обернулись. Универсальная Рыба покачивалась в кадушке, пялясь на нас удивлёнными круглыми наивными глазами. Прекрасной бабочки нигде не было. «Погоди-ка, - пробормотала тень моей Феи, - что у тебя на морде? Пыльца?» Рыба переспросила: «о чём это ты, я цветы не ем!» - и нырнула на дно.
На поверхности воды, в мусоре, который за день насобирала Рыба, крутился бабочкин усик. Тень Феи молча подошла к тазу с абрикосами. Жёлтые абрикосы с красными боками лежали в медной посудине, как маленькие румяные солнца, беззащитные перед ложкой с длинной деревянной ручкой, сахарным песком и плитой с огнём. «Знаешь, милая, - сказал я ей, - всё-таки она избавилась от своей фобии», - и обнял её за плечи. «А зимой мы будем есть варенье из абрикосов, в надежде, что она станет короче», - из кадушки показался один глаз и в тень Феи полетела абрикосовая косточка.
«Или варенье из Рыбы». - отчеканила тень Феи и отвернулась, но я знал, что она улыбается.
Пришлось нырнуть и применить к ней дыхание изо рта в рот. Из синей ноздри выплыл удивлённый розовый червяк, вслед за ним - с пузырями и бульканьем вылетела абрикосовая косточка. На меня воззрился подозрительный рыбий глаз. «Она исчезла?» - прошептала Рыба мне в голову. «Кто?» - едва двигая губами ответил я ей. «Не придуривайтесь, Портрет! Вы её видели! Эта страшная тварь исчезла?» - глаз гневно прищурился. «Да про кого ты?» - всё ещё недоумевал я. Рыба всхлюпнула, дёрнула плавниками и заорала: «Ба-а-абочка, Портрет! Баб-абочка! Эта чёртова страшная мохнатая ба-а-абочка!» Мы вынырнули. Надо ли напоминать, что я, спасая Рыбу, успел вкусить слегка, скажем, токсичной слизи, и теперь всё видел несколько... Несколько преувеличенно. Над нами склонилась тень моей Феи с очень честным лицом. «Где она? Ты её выгнала? Ты её убила? Ты уже приколола её в свой альбом?»
Сиреневая тень Феи улыбнулась самой мягкой своей улыбкой, что испугало меня несмотря на то состояние, в котором я находился, и протянула Рыбе леденец на палочке. Большую синюю рыбу. Рыба, мерцая и переливаясь, протянув было плавник, одёрнула его и надула губы. «Ой», - улыбнулась тень моей Феи, меняя цвет на оранжевый, спрятала леденец за спину и протянула снова. На этот раз - большую розовую карамельную бабочку. Рыба открыла рот и затянула долгое «аааааааааааа» на ноте соль первой октавы. Я струился как поток воздуха. Карамельная бабочка взорвалась в руке тени Феи, выпустив из осколков настоящую бабочку. Крупную ночную бабочку с глазами на крыльях. «Ааааа» внезапно заглохло. Глаза Универсальной Рыбы и глаза на крыльях бабочки уставились друг на друга оценивающе. Они вращались в своих орбитах настороженно, словно ощупывая незнакомца. Бабочка вспорхнула и, аккуратно сложив крылья, села на край кадушки. Глаза на них кокетливо моргнули. Рыба сложила рот бантиком и повернулась своим лучшим боком. Тень моей Феи заалела, как заря накануне ветреного дня, а я стал золотистым, как шляпка подосиновика в листьях берёзы. Бабочка, шевеля усиками-антеннами и Рыба пуская пузыри перемигивались.
Тень Феи аккуратно подлетела ко мне и деликатно развернула в сторону от развивающейся у нас на глазах истории одного увлечения. Мне казалось, что моя подруга повеселела. Меня же слегка рябило и мутило, видимо, от избытка токсинов.
Раздался громкий всплеск - и после него нас накрыло тишиной. По сумраку погреба поползла тёмно-бирюзовая волна молчания. Мы обернулись. Универсальная Рыба покачивалась в кадушке, пялясь на нас удивлёнными круглыми наивными глазами. Прекрасной бабочки нигде не было. «Погоди-ка, - пробормотала тень моей Феи, - что у тебя на морде? Пыльца?» Рыба переспросила: «о чём это ты, я цветы не ем!» - и нырнула на дно.
На поверхности воды, в мусоре, который за день насобирала Рыба, крутился бабочкин усик. Тень Феи молча подошла к тазу с абрикосами. Жёлтые абрикосы с красными боками лежали в медной посудине, как маленькие румяные солнца, беззащитные перед ложкой с длинной деревянной ручкой, сахарным песком и плитой с огнём. «Знаешь, милая, - сказал я ей, - всё-таки она избавилась от своей фобии», - и обнял её за плечи. «А зимой мы будем есть варенье из абрикосов, в надежде, что она станет короче», - из кадушки показался один глаз и в тень Феи полетела абрикосовая косточка.
«Или варенье из Рыбы». - отчеканила тень Феи и отвернулась, но я знал, что она улыбается.