Анна в тропиках. Электротеатр Станиславский. 30.05.2017.
Не скажу, чтобы очень-очень, с желанием скорого повтора, но спектакль понравился и я его могу активно рекомендовать тем, кому мои рекомендации хоть чуть интересны.
Фото: В.Майоров
Интересно, как в разных театрах на совершенно разных спектаклях сходятся, переплетаются сюжетные ниточки.
Так, в сатириконовском «Ваня и Гвоздь» (я уж решила так название сокращать, уж больно оно длинное и бестолковое) герои-американцы носят имена героев Чехова, а Ваня пытается дописать пьесу Кости Треплева. А в Электротеатре в «сигарную столицу» близ Майами пришла Анна Каренина - взвинтив и так мощные латиноамериканские страсти и принеся в вечный жар плоской равнины под огромными облаками и петербургские снега, и рахманиновскую «Элегию», и шишкинских мишек вместе с васнецовскими богатырями...
Русская культура, которая так хорошо приживается на совсем иных почвах - и дает неожиданные урожаи.
Итак: на фабрику, где рабочие руками свертывают сигары, нанимают специальных чтецов - такая традиция со стародавних времен, и те день за днем читают работающим газеты, журналы... толстые романы. Новый чтец, приглашенный семьей владельцев маленького предприятия, привез с собой «Анну Каренину»...
Всё в этой истории не просто. Всё в ней страстно и, в общем, не слишком весело...
Вплоть до убийства - и это очень эффектно, когда на экране медленно летит пуля, рассекая английский текст с русскими именами и оставляя за собой кровавый след...
Но история Анны Карениной, ее мужа, Вронского, Левина, совсем по-своему, не по-русски интерпретируемая жителями далекой Америки связывает ее и Россию.
А еще то, что любезное сердцу прошлое уходит (да, я помню, как лизали почтовые марки, прежде чем наклеить их на конверт... но уже далеко не все это помнят).
В далекой России ударит топором Ермолай Лопахин по вишневым деревьям, освобождая место для дач.
В далеких тропиках поставит Чече на сигарной фабрике автоматы, которые начнут выпускать «быстрые» сигареты...
И закончится то время, в котором что-то значили страсти (свои и чужие - книжные), и любовь, и ненависть, и чистота.
Настанет новая жизнь, в которой не найдется места ни Раневской с Гаевым, ни Сантьяго с Офелией.
И в которой (увы!) почти никто не читает толстые и умные книги.
Фото: В.Майоров
Интересно, как в разных театрах на совершенно разных спектаклях сходятся, переплетаются сюжетные ниточки.
Так, в сатириконовском «Ваня и Гвоздь» (я уж решила так название сокращать, уж больно оно длинное и бестолковое) герои-американцы носят имена героев Чехова, а Ваня пытается дописать пьесу Кости Треплева. А в Электротеатре в «сигарную столицу» близ Майами пришла Анна Каренина - взвинтив и так мощные латиноамериканские страсти и принеся в вечный жар плоской равнины под огромными облаками и петербургские снега, и рахманиновскую «Элегию», и шишкинских мишек вместе с васнецовскими богатырями...
Русская культура, которая так хорошо приживается на совсем иных почвах - и дает неожиданные урожаи.
Итак: на фабрику, где рабочие руками свертывают сигары, нанимают специальных чтецов - такая традиция со стародавних времен, и те день за днем читают работающим газеты, журналы... толстые романы. Новый чтец, приглашенный семьей владельцев маленького предприятия, привез с собой «Анну Каренину»...
Всё в этой истории не просто. Всё в ней страстно и, в общем, не слишком весело...
Вплоть до убийства - и это очень эффектно, когда на экране медленно летит пуля, рассекая английский текст с русскими именами и оставляя за собой кровавый след...
Но история Анны Карениной, ее мужа, Вронского, Левина, совсем по-своему, не по-русски интерпретируемая жителями далекой Америки связывает ее и Россию.
А еще то, что любезное сердцу прошлое уходит (да, я помню, как лизали почтовые марки, прежде чем наклеить их на конверт... но уже далеко не все это помнят).
В далекой России ударит топором Ермолай Лопахин по вишневым деревьям, освобождая место для дач.
В далеких тропиках поставит Чече на сигарной фабрике автоматы, которые начнут выпускать «быстрые» сигареты...
И закончится то время, в котором что-то значили страсти (свои и чужие - книжные), и любовь, и ненависть, и чистота.
Настанет новая жизнь, в которой не найдется места ни Раневской с Гаевым, ни Сантьяго с Офелией.
И в которой (увы!) почти никто не читает толстые и умные книги.