Рассказ был записан в 2015 году со слов рядового 108 МСП, участника боевых действий в Афганистане, Андрея Южанина.
Все мы слышали рассказы о безотказности и надежности нашего автомата Калашникова. Но одно это слышать, а быть непосредственным свидетелем и участником произошедших событий - совсем другое. Поэтому я и хочу вам рассказать о случае, участником которого был я сам.
...Это произошло ранней весной на посту по дороге Кабул-Джелалабад в 1985 году. Наш пост охранял вход в ущелье, которое тянется из Пакистана до Панджшера, пересекая дорогу на Джелалабад. Личный состав поста днём и ночью вел наблюдение за обстановкой, неся ответственность за свой участок дороги, чтобы не было подрывов советской техники, перевозящей продовольствие, боеприпасы, ГСМ. Душманам такие посты - как кость в горле. Они их часто обстреливали, нападали, стремясь захватить такой пост с личным составом, вооружением и боеприпасами, т.е. - уничтожить такой пост полностью. Но на господствующих высотах нас прикрывают выносные посты, что не дает "духам" безнаказанно атаковать заставы сверху.
Днём постоянно - в оборудованных местах - находятся наблюдатели, следящие обстановкой в зоне ответственности поста, на броне - дежурный наводчик-оператор, готовый открыть огонь из более тяжелого вооружения. Постоянно поддерживается связь с батареями самоходных артиллерийских установок, со стороны Кабула и гаубиц со стороны Суруби. Ущелье можно считать перекрытым полностью. Но проблема в том, что "духи" - местные, и возможность "нагадить" нам всё же находят.
Ночью выставляются с двух сторон часовые, охраняющие уже саму заставу. В общем, обычная военная рутина. Так было и в тот день.
Я заступил на охрану поста в первую смену и занял место на крыше склада боеприпасов. Этот пост находился в постройке кишлачного типа с дувалом по всему периметру, со строениями, которые имеют традиционно плоские крыши. Так что место часового - плоская крыша над помещением, где находился склад боеприпасов.
Около одиннадцати часов меня, как кувалдой, ударило в грудь, а затем последовал долгий полет с крыши, как казалось,- очень долгий, настолько долгий, что успел понять, что в грудь ударила пуля...
Когда часовой заступал на пост, обычно автомат снимался с предохранителя и патрон досылался в патронник. На посту стреляли много: на любой шорох, на любое движение, даже если что-то показалось, то сначала выстрели, ну а потом запусти осветительную ракету и посмотри, что тебя насторожило. Личный состав к такой тревожащей стрельбе привычен, вплоть до того, что если надолго наступала тишина, то бойцы начинали просыпаться и беспокоится. Единственное, что сбрасывало людей с коек, это была длинная очередь из автомата, которая заменяла команду «Застава к бою!».
Теряя сознание, я нашел в себе силы нажать на спусковой крючок, У автомата в результате удара о твёрдую поверхность, ко всему прочему, была деформирована крышка ствольной коробки. Однако, детище Калашникова честно выпустило весь магазин, поднимая заставу по тревоге.
"Духи" были уже за дувалом и начали закидывать территорию поста гранатами, но тут выносной пост выпустил осветительные ракеты и вышел на связь с артиллеристами. Артиллеристы повесили над постом "люстры", а выносной пост из пулеметов начал расстреливать мечущиеся в свете осветительных снарядов фигурки "духов". Бойцы заставы стали бросать за дувал гранаты.
Когда, как мы думали, уже закончился бой, командир взвода подхватил меня на руки и потащил к броне, которая находилась чуть ниже поста, на дороге.
Но как только взводный выскочил за дувал, оказалось, что там лежит раненый душман, который сразу выпустил очередь в командира и прострелил ему колено. Боец, находящийся сзади, добил "духа", а взводный начал съезжать на спине вниз к БМП. При этом кричал он так, что мне казалось - весь Афган слышит. Но он так и не разжал рук, тащил меня за шиворот вниз, к броне. Нас погрузили сразу обоих, прапорщик до конца не разжимал руки.
На рёбрах БМП, доехали до Суруби, где смог приземлиться вертолет и эвакуировать нас в Баграмский медсанбат. С Баграма раненых через пару дней на вертолете перевезли в центральный Кабульский госпиталь, оттуда через несколько дней - в Ташкентский окружной и уже оттуда - на летающем госпитале ИЛ-76 - в госпиталь города Рига. Здесь я пролежал три месяца пока, окончательно рана не зажила. Далее - домой на целый месяц на реабилитацию. Так что получилось, что назад в свое подразделение вернулся только через четыре месяца.
Всё это время мой автомат ждал в импровизированной оружейке, по сути в блиндаже. Он был закопчен, в пыли, в коросте запекшейся крови, подернут ржавчиной на ещё и покарёжен. Я взял автомат, вставил магазин с новыми патронами, а передёрнуть затвор не смог. Тогда, не долго, думая я упер затворную раму в острый край скалы и несколькими ударами оттянул затворную раму, которая осталась в крайнем заднем положении. Точно так - же ударами о камень - затвор был закрыт. Отвернувшись и вытянув руку, нажал на спуск и автомат выдал очередь. Сначала его, правда, потрясло немного больше обычного. После этого были выпущены ещё пара магазинов, и автомат не сделал ни одной задержки. После этого была произведена полная разборка автомата, всё было замочено в солярке и вычищено. После этого вера в наш автомат стала безоговорочной и понятно, почему на государственных гербах некоторых стран находится изображение этого чуда технической мысли оружейника Калашникова.