Счастливое берлинское тело
Помню из своей бурной берлинской молодости одну радикальную трансуху, которой удалось выскочить из противостояния подлинности и конвенциональности, а может быть, скорее, соединить конвециональное и подлинное, утолить ужас Хайдеггера и тоску Беньямина, сходящиеся в проблеме подлинности:
в одном секс-клубе, там было человек восемьдесят парней, один из больших берлинских брутальных гей-траходромов, на металлическом столе со стоком для жидкостей, как в ветеринарке такие столы бывают, лежало жирное тело-втулка. У него-неё, как видно, давно уже не было мучений с тем, эм оно или жэ - у тела не было ни писика, ни мохнатки. Была только маленькая дырочка, чтобы мочиться. И огромная дыра, как реактивная турбина у самолёта сзади.
Трансухо лежало на боку, все строились в очередь и по очереди заталкивали в это тело-втулку руку, в задний невероятно растраханный и вываленный наружу проход, висящий как гроздь винограда ярко красного, кто по запястье, кто по локоть, кто по плечо вообще до упора шуровали внутри так, что через живот этого человека было видно, как там ходят руки внутри, к концу вечера в это тело проваливались и три руки сразу по плечо и даже две ноги потом.
От счастья из дырочки на месте гладко удалённого полового члена и яичек или на месте зашитой вагины у тела брызгала жидкость природы непонятной, предположительно смеси спермы и мочи, слизь какая-то, если точнее. Это тело-втулка, сущая воронка дополового, внеполового удовольствия постоянно оргазмировало, сжималось как большая личинка какой-то срани насекомной. В него плевали, на него ссали, ссали внутрь и снаружи, кончали в глаза и в рот и вообще.
Это было так дико, так непривычно мне, что я быстро протрезвел и пошёл домой, я был не в состоянии больше смотреть на это. Но в ум врезалось то, что тело было бесполое, настоящая воронка удовольствия, в которую провалился пол. Это не транс-тело. Скорее евнух, что ли. Но евнух мужского рода. А это было какое-то берлинское здесь природно присущее здесь сработанное тело. С органами. Не колобок, не шар. Это были какие-то как грибы (или пироги?) в Рязани, они с глазами, их ядят, а они глядят.
в одном секс-клубе, там было человек восемьдесят парней, один из больших берлинских брутальных гей-траходромов, на металлическом столе со стоком для жидкостей, как в ветеринарке такие столы бывают, лежало жирное тело-втулка. У него-неё, как видно, давно уже не было мучений с тем, эм оно или жэ - у тела не было ни писика, ни мохнатки. Была только маленькая дырочка, чтобы мочиться. И огромная дыра, как реактивная турбина у самолёта сзади.
Трансухо лежало на боку, все строились в очередь и по очереди заталкивали в это тело-втулку руку, в задний невероятно растраханный и вываленный наружу проход, висящий как гроздь винограда ярко красного, кто по запястье, кто по локоть, кто по плечо вообще до упора шуровали внутри так, что через живот этого человека было видно, как там ходят руки внутри, к концу вечера в это тело проваливались и три руки сразу по плечо и даже две ноги потом.
От счастья из дырочки на месте гладко удалённого полового члена и яичек или на месте зашитой вагины у тела брызгала жидкость природы непонятной, предположительно смеси спермы и мочи, слизь какая-то, если точнее. Это тело-втулка, сущая воронка дополового, внеполового удовольствия постоянно оргазмировало, сжималось как большая личинка какой-то срани насекомной. В него плевали, на него ссали, ссали внутрь и снаружи, кончали в глаза и в рот и вообще.
Это было так дико, так непривычно мне, что я быстро протрезвел и пошёл домой, я был не в состоянии больше смотреть на это. Но в ум врезалось то, что тело было бесполое, настоящая воронка удовольствия, в которую провалился пол. Это не транс-тело. Скорее евнух, что ли. Но евнух мужского рода. А это было какое-то берлинское здесь природно присущее здесь сработанное тело. С органами. Не колобок, не шар. Это были какие-то как грибы (или пироги?) в Рязани, они с глазами, их ядят, а они глядят.