С большим, чем в доковидную пору, интересом просыпаюсь я утром и сразу смотрю за окно, не для того, чтобы увидеть или не увидеть снег, его нет и не будет, а чтобы снова увидеть это чудо: сырой и безлюдный город, который был летом ещё сухим, контурным, легко карандашно рисованым, людным, полным историй, значений, языков, языка. А теперь городу так идёт безлюдность. Вернее, мне запало в душу, нравится, необычно очень. Словно его хорошо отбомбили снова. В темноте здания едва различимы на наших уже давно по ночам не освещаемых улицах. Кажется, магия этой зимы в Берлине в том и есть, что сырость и безлюдность соединились: язык побеждён, остановлен - редкое природное явление, между прочим. Всё теперь немое и куда-то постоянно смываемое, едва лишь что-то появится или кто-то. В городе, вообще-то переполненном историями и историей, теперь ничего нет, всё выкосил нарратив ковида, и эта пустота плывёт сыростью по всем поверхностям и в воздухе, чавкает, брызгает.