любовь. детство
Как я ехал от универа-кафедры домой.
Ехать нужно через мост, а мост уводит дальше, к окраинам, к Учхозу. Маршрутка сворачивает на Левый берег, но мост обозначается как продлевающийся туда. Но на Левый берег - прямо - садись и едь от универа.
Да-да, там мы первый раз с Ю. говорили, это был второй курс универа, совсем ведь недавно, получается. Я так любил Ю. (Где-то есть в моих июньских или июльских постингах её фотография). Я приглашал её тогда, когда дома не было моей тётки или ночью. Она тогда (моя тётка, ночами, ходила, молодуха-несчастнуха, одинокая бабёнка, по периметру с ружьём, сторожем работала) работала охранником на радиозаводе им. Попова (сейчас там же, но мастером цеха по выпуску деталей с оч. дурацким наименованием, может и не дурацким - НГЦ2056009-76, как записано в справке).
Ну да, c Ю. это был секс, но это так интересно и так неважно. Например, однажды я с девяти вечера просил у неё именно секс, уже в постели (а сейчас это неважно, кстати, и ей, моей Ю., видны эти записи), а секс был только в десять утра, потому что а) она была честная девушка; б) лесбиянка; в) глубоко уважаемый мной человек для того чтобы я мы занимались сексом просто так, запригласив её посмотреть на поэтику Учхоза; г) умная женщина, чтобы довести своего "парня" до того, чтобы с него текла сперма (или - "куперова жидкость" течёт от возбуждения?) просто так, в первый раз; д) изумительная женщина, пившая постоянно какие-то, и очень дорогие, вина, типа "Paul Masson", "Fragrance", когда я никогда ничего не пил. Когда я трахал её утром, я ничего и не понял, просто "сбросил напряжение", и это неважно, а мы пошли пить чай, и она сказала, что апельсины (в хол-ке тётки были только апельсины, это было начало декабря - - - -- - - -- знаете, я вспомнил сегодняшнюю смерть Сьюзен Зонтаг, к которой по миропониманию Ю. очень близка) не очень вкусны и пошли погуляем, в этот роскошный тихий заоконный парк (вы даже меня изв., у меня нет фотографий, как и всего ценного отфотографированного жизни, к тому же: парк там действительно изумителен, там никто никогда не гуляет, потому что все утром уходят), она всегда предпочитала чему-либо роскошь и внесиюминутность-внеопределённость. Больше мы ни разу и не трахались, не хотелось, потому что было слишком хорошо и без. Вы можете в это верить, вы - мне?
Учхоз. Когда ехал домой, думал:
Праздники. Когда там были. Подарок с конфетами и хлопушкой. И меня моя тётка, которой было до 16-ти, отправляла спать. В комнату, в окна которой были видны окна противоположного берега, где, чем ближе к 12-ти, помню, всё больше загоралось к Нов. Году квартир. Красиво. Берега. И я смотрел на это, уставившись в ноги (это окно было если уставиться в ноги). А наверху перед глазами в темноте были веники, букеты засохших трав, которые стояли чего-то обозначая. Меня отправляли в эту комнату, а я лежал и думал, кто сейчас хочет спать с моей тёткой, и первый год, когда приезжал на зимние каниккулы, и второй. А я её очень любил. Я однажды поцеловал её взасос, а она отпрянула и со смехом спросила "кто тебя научил так?". Я сказал, что видел такое в кино, семь мне, кажется, лет было. А в эти каникулы я лежал и просто мастурбировал, слушая милые речи её парней (часто говоримое слово "ебать", "ебаться"), обращённые к её девственности и к тому, что почему бы не вытурить племянника погулять или в другую комнату. Самые лучшие мои воспоминания об НГ - как я лежу и мастурбирую, глядя на прекрасные огни за окном и веники на антресолях.
Выходил я обычно с деланно сонным лицом, уже кончив, спрашивая, а можно ли мне посидеть со взрослыми.
Мы ели вкусные салаты и хлопали хлопушки, шёл телевизор, пока я не забывал, что было в тёмной прекрасной комнате немного назад.
Потом шли кататься на коньках на Омку.
Два ночи. Я смеялся. Её юноши учили меня кататься. И её. Р е в н о с т ь . Она была такая красивая. И тогда у неё было каре, и неоплывшее лицо. Я думал: смерть. В смысле, что неужели и к ней будет, и какой мрачный праздник. А мне всего восемь лет и я так её люблю. И там так всегда стучали поезда за окном - это, почему-то, важно, и сейчас. Я и до сих пор её люблю, и не хочу видеть теперь, всё ещё, потому что помню другой.
* Ну да, "ебаться" было запретное и мгновенно возбуждающее слово.
Тихий заоконный парк- это самое важное.
Ехать нужно через мост, а мост уводит дальше, к окраинам, к Учхозу. Маршрутка сворачивает на Левый берег, но мост обозначается как продлевающийся туда. Но на Левый берег - прямо - садись и едь от универа.
Да-да, там мы первый раз с Ю. говорили, это был второй курс универа, совсем ведь недавно, получается. Я так любил Ю. (Где-то есть в моих июньских или июльских постингах её фотография). Я приглашал её тогда, когда дома не было моей тётки или ночью. Она тогда (моя тётка, ночами, ходила, молодуха-несчастнуха, одинокая бабёнка, по периметру с ружьём, сторожем работала) работала охранником на радиозаводе им. Попова (сейчас там же, но мастером цеха по выпуску деталей с оч. дурацким наименованием, может и не дурацким - НГЦ2056009-76, как записано в справке).
Ну да, c Ю. это был секс, но это так интересно и так неважно. Например, однажды я с девяти вечера просил у неё именно секс, уже в постели (а сейчас это неважно, кстати, и ей, моей Ю., видны эти записи), а секс был только в десять утра, потому что а) она была честная девушка; б) лесбиянка; в) глубоко уважаемый мной человек для того чтобы я мы занимались сексом просто так, запригласив её посмотреть на поэтику Учхоза; г) умная женщина, чтобы довести своего "парня" до того, чтобы с него текла сперма (или - "куперова жидкость" течёт от возбуждения?) просто так, в первый раз; д) изумительная женщина, пившая постоянно какие-то, и очень дорогие, вина, типа "Paul Masson", "Fragrance", когда я никогда ничего не пил. Когда я трахал её утром, я ничего и не понял, просто "сбросил напряжение", и это неважно, а мы пошли пить чай, и она сказала, что апельсины (в хол-ке тётки были только апельсины, это было начало декабря - - - -- - - -- знаете, я вспомнил сегодняшнюю смерть Сьюзен Зонтаг, к которой по миропониманию Ю. очень близка) не очень вкусны и пошли погуляем, в этот роскошный тихий заоконный парк (вы даже меня изв., у меня нет фотографий, как и всего ценного отфотографированного жизни, к тому же: парк там действительно изумителен, там никто никогда не гуляет, потому что все утром уходят), она всегда предпочитала чему-либо роскошь и внесиюминутность-внеопределённость. Больше мы ни разу и не трахались, не хотелось, потому что было слишком хорошо и без. Вы можете в это верить, вы - мне?
Учхоз. Когда ехал домой, думал:
Праздники. Когда там были. Подарок с конфетами и хлопушкой. И меня моя тётка, которой было до 16-ти, отправляла спать. В комнату, в окна которой были видны окна противоположного берега, где, чем ближе к 12-ти, помню, всё больше загоралось к Нов. Году квартир. Красиво. Берега. И я смотрел на это, уставившись в ноги (это окно было если уставиться в ноги). А наверху перед глазами в темноте были веники, букеты засохших трав, которые стояли чего-то обозначая. Меня отправляли в эту комнату, а я лежал и думал, кто сейчас хочет спать с моей тёткой, и первый год, когда приезжал на зимние каниккулы, и второй. А я её очень любил. Я однажды поцеловал её взасос, а она отпрянула и со смехом спросила "кто тебя научил так?". Я сказал, что видел такое в кино, семь мне, кажется, лет было. А в эти каникулы я лежал и просто мастурбировал, слушая милые речи её парней (часто говоримое слово "ебать", "ебаться"), обращённые к её девственности и к тому, что почему бы не вытурить племянника погулять или в другую комнату. Самые лучшие мои воспоминания об НГ - как я лежу и мастурбирую, глядя на прекрасные огни за окном и веники на антресолях.
Выходил я обычно с деланно сонным лицом, уже кончив, спрашивая, а можно ли мне посидеть со взрослыми.
Мы ели вкусные салаты и хлопали хлопушки, шёл телевизор, пока я не забывал, что было в тёмной прекрасной комнате немного назад.
Потом шли кататься на коньках на Омку.
Два ночи. Я смеялся. Её юноши учили меня кататься. И её. Р е в н о с т ь . Она была такая красивая. И тогда у неё было каре, и неоплывшее лицо. Я думал: смерть. В смысле, что неужели и к ней будет, и какой мрачный праздник. А мне всего восемь лет и я так её люблю. И там так всегда стучали поезда за окном - это, почему-то, важно, и сейчас. Я и до сих пор её люблю, и не хочу видеть теперь, всё ещё, потому что помню другой.
* Ну да, "ебаться" было запретное и мгновенно возбуждающее слово.
Тихий заоконный парк- это самое важное.