233. Аделла. 2
- Я вышла замуж за Сашу в течение недели. У него был сложный перелом костей голени, и он три месяца лежал у нас в медсанчасти. Я ухаживала за ним во время своих дежурств, и каждый день делала ему процедуры. Перелом был со смещением, но смещение устранили во время операции и уже в правильном положении скрепили сломанные кости танталовыми штифтами.
Травматологи опасались возникновения остеомиелита, поскольку при переломе были глубоко повреждены мягкие ткани, что позволяло опасаться проникновения инфекции. Профилактически ему вводили антибиотики, и разницу между моими руками и руками других сестёр он уловил очень быстро и стал настаивать, чтобы все инъекции ему делала только я.
Смещение выправили во время операции и кости закрепили в правильном положении танталовыми штифтами.
Фотограф James Mutter
Опасения по поводу будущего течения послеоперационного периода полностью исчезли только через 3 месяца, и когда Сашу выписывали, он пригласил всех сестёр отделения прийти к нему на шашлыки, поскольку он может есть шашлыки только благодаря тому, что сёстры для него сделали. Мы отправились шумной гурьбой, шашлыки были отменными. Помимо медсестер на этом угощении присутствовали и офицеры части, поскольку Саша считал, что чисто женское общество будет скучно даже самим женщинам. Было весело, все получили удовольствие и потом Саша пошёл меня проводить. «Знаешь, - сказал он, - не хотелось это обсуждать публично, но я думаю, что тебе нужно выйти за меня замуж». Я спросила только: «Когда?» «Ну, надо узнать, на какой самый ранний срок можно подать заявление в ЗАГС». Оказалось, что в ЗАГСе не было большой очереди, и что можно зарегистрироваться уже через неделю. И Саша уехал в Москву из Сергеева Посада, где я тогда жила и где располагалась его воинская часть. Он уехал, даже не попрощавшись, я не знала, что мне думать. Может быть, что-то изменилось, и он уехал из Сергиева Посада навсегда? Но он вернулся точно в назначенный день регистрации брака со свадебным платьем для меня и праздничным костюмом для себя. Он привёз и кольца, хотя не догадался спросить у меня размер, и кольцо, которое я ношу до сих пор, несколько великовато. В это время изменилось его служебное положение, хотя территориально место службы не изменилось. По воинской специальности он был ракетчиком, но неожиданно, по крайней мере, для меня, он был откомандирован в военный институт вакцин - совершенно секретную организацию. Уж не знаю, что там было с вакцинами, но микробы в этом институте были, несомненно. По своей специальности он не имел никакого отношения к микробам, его официальный статус был «младший научный сотрудник», фактически же он выполнял роль заместителя начальника отдела режима.
Я думаю, что Саша любил меня уже тогда, когда предлагал мне замужество. Мне тогда казалось, что я к нему отношусь хорошо, но без любви. Вероятно, я ошибалась, потому что когда я уезжала на несколько дней к матери, я начинала тосковать уже к концу первого дня. Если вначале я думала, что с рождением ребёнка надо подождать несколько лет, то теперь, на четвёртом году совместной жизни, я страстно захотела иметь ребёнка, который был бы его частью во мне. Он ожидал сына, но родилась дочь Варя, и, не смотря на это, он сказал: «Как возраст подойдёт, поступит в кадетский корпус». У Саши были мастеровые руки, я любила смотреть, как он что-нибудь сваривает, паяет, берёт шило и дратву и шьёт ботинки, и понемногу сама всему этому научилась. Я жила с постоянным ощущением любви и счастья. Такая жизнь оборвалась внезапно.
Саша служил в ракетной части до перевода в военный институт вакцин.
Фотограф handysgirl
Я дежурила в отделении, когда мне позвонили от дежурного по части и сказали, что один из офицеров обнаружен в лесу в бессознательном состоянии. «Назовите фамилию» - сказала я, и услышала фамилию мужа. «Я высылаю машину» - ответила я. Реанимационная палата была пуста и я велела дежурной по реанимации её развернуть. Я решила, что ничего страшного, мало ли от чего человек может потерять сознание? Положим в реанимацию, откачаем. В это трудно поверить, но у меня совершенно не было ощущения беды. Я была даже слишком спокойна, я была уверена, что ничего страшного не произошло. Дежурил хороший врач, а в свои руки я всегда верила. Но машина всё не возвращалась, она приехала только через час, и когда первым из санитарной машины вышел командир части, у меня оборвалось сердце. Командир части в санитарной машине это значит, что дело серьёзно. Моего мужа на носилках отнесли в ординаторскую, где его осмотрел дежурный врач, потом ему начали делать ЭКГ, которая вдруг оборвалась и пошла прямая линия. Попытка запустить сердце дефибриллятором оказалась неудачной, её повторяли три раза, но запись кардиограммы не возобновлялась, шла ровная линия. Командир части подошёл ко мне и сказал: «Боюсь, Аделла, что сделать уже ничего нельзя. В него попала молния и можно считать чудом, что он до сих пор был ещё жив». Мне показалось, что меня оглушили чем-то тяжёлым. Я покачнулась, но удержалась на ногах и с поразительной ясностью поняла, что Саши нет и никогда больше не будет. Это было как шок. Потом я ушла в процедурную, села и заплакала. Командир части заглянул ко мне, но заходить не стал. Я сидела и плакала. Я не знаю, сколько времени это длилось.
Сашина смерть изменила многие аспекты моей жизни. Нам тут же дали квартиру в Москве как жене военнослужащего, погибшего при исполнении служебных обязанностей. Из медсанчасти я уволилась и стала работать процедурной сестрой в реабилитационной неврологической поликлинике, где во время работы в медсанчасти мне в порядке исключения разрешили совместительство, а сейчас это стало моей основной работой.
И когда Аделла выплакалась и собралась уходить, я сказал:
- Может быть, вам имеет смысл навещать меня, чтобы обсуждать ваше горе?
И она ответила:
- Это получится само собой, я ещё две недели буду делать вам вливания и инъекции, и потом задерживаться, чтобы поговорить.
Во время очередной беседы Аделла сообщила мне, что поскольку Варе пора было идти в школу, она, помня о Сашином желании, подала заявление о зачислении Вари в кадетский корпус на льготных основаниях, которые были следствием того, что её отец офицер погиб при исполнении служебных обязанностей.
Когда Аделла приходила ко мне делать вливания, она выглядела как обычно - спокойной, строгой и собранной, но когда рабочая часть её визита заканчивалась и начиналась психотерапевтическая сессия, хотя Аделла никогда не употребляла это слово, то после первого произнесения имени Саша, она начинала плакать. Она не могла остановить слёзы и не могла говорить в течение 15-20 минут, потом постепенно успокаивалась и мы обсуждали её ситуацию.
В таком кадетском корпусе учится дочь Аделлы Варя.
Фотограф Serg63Ant
- Я зарабатываю достаточно, - говорила Аделла, - а когда Варя в корпусе, на неё вообще нет никаких трат. Но всё равно, я чувствую себя одинокой и беспомощной. Я живу в пустоте. Говорят, что супруги половины друг друга, но Саша для меня был большей половиной. Я плачу каждый день. Я просыпаюсь, вспоминаю, что его нет, и плачу. Только через полчаса я собираюсь с силами, чтобы подняться с постели. Днём это повторяется, если мне приходится упоминать его имя, а когда вечером я ложусь в постель, я ложусь одна и снова плачу. Мне хочется, чтобы Варя была со мной, но я обещала, что она будет учиться в кадетском корпусе и не хочу нарушать этого обещания. Но с каждым учебным годом Варя всё чаще говорит, что тоскует по дому, хотя по-прежнему утверждает, что ей нравится в корпусе. В течение последнего года она часто болеет и во время болезни её отпускают из корпуса домой, и я уже думаю, не по тому ли она болеет, чтобы иметь возможность оказаться дома?
Два года я ни с кем не могла разговаривать о Саше.
Продолжение следует.
Травматологи опасались возникновения остеомиелита, поскольку при переломе были глубоко повреждены мягкие ткани, что позволяло опасаться проникновения инфекции. Профилактически ему вводили антибиотики, и разницу между моими руками и руками других сестёр он уловил очень быстро и стал настаивать, чтобы все инъекции ему делала только я.
Смещение выправили во время операции и кости закрепили в правильном положении танталовыми штифтами.
Фотограф James Mutter
Опасения по поводу будущего течения послеоперационного периода полностью исчезли только через 3 месяца, и когда Сашу выписывали, он пригласил всех сестёр отделения прийти к нему на шашлыки, поскольку он может есть шашлыки только благодаря тому, что сёстры для него сделали. Мы отправились шумной гурьбой, шашлыки были отменными. Помимо медсестер на этом угощении присутствовали и офицеры части, поскольку Саша считал, что чисто женское общество будет скучно даже самим женщинам. Было весело, все получили удовольствие и потом Саша пошёл меня проводить. «Знаешь, - сказал он, - не хотелось это обсуждать публично, но я думаю, что тебе нужно выйти за меня замуж». Я спросила только: «Когда?» «Ну, надо узнать, на какой самый ранний срок можно подать заявление в ЗАГС». Оказалось, что в ЗАГСе не было большой очереди, и что можно зарегистрироваться уже через неделю. И Саша уехал в Москву из Сергеева Посада, где я тогда жила и где располагалась его воинская часть. Он уехал, даже не попрощавшись, я не знала, что мне думать. Может быть, что-то изменилось, и он уехал из Сергиева Посада навсегда? Но он вернулся точно в назначенный день регистрации брака со свадебным платьем для меня и праздничным костюмом для себя. Он привёз и кольца, хотя не догадался спросить у меня размер, и кольцо, которое я ношу до сих пор, несколько великовато. В это время изменилось его служебное положение, хотя территориально место службы не изменилось. По воинской специальности он был ракетчиком, но неожиданно, по крайней мере, для меня, он был откомандирован в военный институт вакцин - совершенно секретную организацию. Уж не знаю, что там было с вакцинами, но микробы в этом институте были, несомненно. По своей специальности он не имел никакого отношения к микробам, его официальный статус был «младший научный сотрудник», фактически же он выполнял роль заместителя начальника отдела режима.
Я думаю, что Саша любил меня уже тогда, когда предлагал мне замужество. Мне тогда казалось, что я к нему отношусь хорошо, но без любви. Вероятно, я ошибалась, потому что когда я уезжала на несколько дней к матери, я начинала тосковать уже к концу первого дня. Если вначале я думала, что с рождением ребёнка надо подождать несколько лет, то теперь, на четвёртом году совместной жизни, я страстно захотела иметь ребёнка, который был бы его частью во мне. Он ожидал сына, но родилась дочь Варя, и, не смотря на это, он сказал: «Как возраст подойдёт, поступит в кадетский корпус». У Саши были мастеровые руки, я любила смотреть, как он что-нибудь сваривает, паяет, берёт шило и дратву и шьёт ботинки, и понемногу сама всему этому научилась. Я жила с постоянным ощущением любви и счастья. Такая жизнь оборвалась внезапно.
Саша служил в ракетной части до перевода в военный институт вакцин.
Фотограф handysgirl
Я дежурила в отделении, когда мне позвонили от дежурного по части и сказали, что один из офицеров обнаружен в лесу в бессознательном состоянии. «Назовите фамилию» - сказала я, и услышала фамилию мужа. «Я высылаю машину» - ответила я. Реанимационная палата была пуста и я велела дежурной по реанимации её развернуть. Я решила, что ничего страшного, мало ли от чего человек может потерять сознание? Положим в реанимацию, откачаем. В это трудно поверить, но у меня совершенно не было ощущения беды. Я была даже слишком спокойна, я была уверена, что ничего страшного не произошло. Дежурил хороший врач, а в свои руки я всегда верила. Но машина всё не возвращалась, она приехала только через час, и когда первым из санитарной машины вышел командир части, у меня оборвалось сердце. Командир части в санитарной машине это значит, что дело серьёзно. Моего мужа на носилках отнесли в ординаторскую, где его осмотрел дежурный врач, потом ему начали делать ЭКГ, которая вдруг оборвалась и пошла прямая линия. Попытка запустить сердце дефибриллятором оказалась неудачной, её повторяли три раза, но запись кардиограммы не возобновлялась, шла ровная линия. Командир части подошёл ко мне и сказал: «Боюсь, Аделла, что сделать уже ничего нельзя. В него попала молния и можно считать чудом, что он до сих пор был ещё жив». Мне показалось, что меня оглушили чем-то тяжёлым. Я покачнулась, но удержалась на ногах и с поразительной ясностью поняла, что Саши нет и никогда больше не будет. Это было как шок. Потом я ушла в процедурную, села и заплакала. Командир части заглянул ко мне, но заходить не стал. Я сидела и плакала. Я не знаю, сколько времени это длилось.
Сашина смерть изменила многие аспекты моей жизни. Нам тут же дали квартиру в Москве как жене военнослужащего, погибшего при исполнении служебных обязанностей. Из медсанчасти я уволилась и стала работать процедурной сестрой в реабилитационной неврологической поликлинике, где во время работы в медсанчасти мне в порядке исключения разрешили совместительство, а сейчас это стало моей основной работой.
И когда Аделла выплакалась и собралась уходить, я сказал:
- Может быть, вам имеет смысл навещать меня, чтобы обсуждать ваше горе?
И она ответила:
- Это получится само собой, я ещё две недели буду делать вам вливания и инъекции, и потом задерживаться, чтобы поговорить.
Во время очередной беседы Аделла сообщила мне, что поскольку Варе пора было идти в школу, она, помня о Сашином желании, подала заявление о зачислении Вари в кадетский корпус на льготных основаниях, которые были следствием того, что её отец офицер погиб при исполнении служебных обязанностей.
Когда Аделла приходила ко мне делать вливания, она выглядела как обычно - спокойной, строгой и собранной, но когда рабочая часть её визита заканчивалась и начиналась психотерапевтическая сессия, хотя Аделла никогда не употребляла это слово, то после первого произнесения имени Саша, она начинала плакать. Она не могла остановить слёзы и не могла говорить в течение 15-20 минут, потом постепенно успокаивалась и мы обсуждали её ситуацию.
В таком кадетском корпусе учится дочь Аделлы Варя.
Фотограф Serg63Ant
- Я зарабатываю достаточно, - говорила Аделла, - а когда Варя в корпусе, на неё вообще нет никаких трат. Но всё равно, я чувствую себя одинокой и беспомощной. Я живу в пустоте. Говорят, что супруги половины друг друга, но Саша для меня был большей половиной. Я плачу каждый день. Я просыпаюсь, вспоминаю, что его нет, и плачу. Только через полчаса я собираюсь с силами, чтобы подняться с постели. Днём это повторяется, если мне приходится упоминать его имя, а когда вечером я ложусь в постель, я ложусь одна и снова плачу. Мне хочется, чтобы Варя была со мной, но я обещала, что она будет учиться в кадетском корпусе и не хочу нарушать этого обещания. Но с каждым учебным годом Варя всё чаще говорит, что тоскует по дому, хотя по-прежнему утверждает, что ей нравится в корпусе. В течение последнего года она часто болеет и во время болезни её отпускают из корпуса домой, и я уже думаю, не по тому ли она болеет, чтобы иметь возможность оказаться дома?
Два года я ни с кем не могла разговаривать о Саше.
Продолжение следует.