223. Объединение "Апатит".19
- Ну, снаружи видел, а так - что там увидишь? - ответил я на вопрос о сверхглубоком бурении.
- Сверхглубокая интересна тем, что даёт неожиданные пласты. Например, когда мы думали, что нашли почти чистое месторождение кремния, ориентируясь на сейсмо- и электрическую разведку, а сверхглубокая в этом месте вынула керн, сплошь состоящий из интрузивнго базальта. Там эта ошибка была не очень важна и её быстро исправили, а в других местах выдавливался керн с плотностью, превосходящей всё, что встречалось до сих пор, и до сих пор не могут его классифицировать. Может быть, в ещё более глубоких пластах мы найдём нечто ещё более неожиданное. Мы ожидаем от сверхглубокого бурения новых сюрпризов, и тогда, может быть, проблема обеспечения первичным сырьём будет решена.
- Но это ведь только предположение? - сказал я.
- Даже не предположение, - сказал бригадир, - а надежда.
Я не успел ничего сказать, когда послышался грохот, стрела экскаватора над ограждением исчезла, бригадир оборвал разговор не закончив фразу и кинулся к погрузочной площадке, а с площадки запасной техники выехал подъёмный кран и на максимально возможной для него скорости направился к погрузочной площадке. Он остановился на погрузочной площадке, выдвинул стрелу на максимальную длину, а два человека, сидевших в кабине кроме крановщика, выскочили наружу и прошли на погрузочную площадку. Я попытался последовать за ними, но чья-то твёрдая рука меня остановила и хриплый мужской голос сказал:
- Здесь лишних не нужно.
Кольский полуостров. Море вечером.
Фотограф Мothlike
В открытые ворота «Центрального» на полной скорости влетели три реанимационных скорых помощи и по серпантину направились к той же погрузочной площадке. Вышел бригадир и сказал:
- Отойдите в сторонку, Феликс Борисович, но не уходите, вы можете понадобиться.
- Что случилось? - спросил я.
- Накаркали на последнем техническом совете, что руду подчистую не выберем, а пробьём две-три дырки в крыше «Кировского» рудника. Вот, одна дырка уже есть, экскаватор туда провалился. Сейчас связывались с «Кировским», по счастью, у них там никого не было, только повредили пути электровозу. А с нашими хуже. Мы не можем их достать из экскаватора. Сейчас попробуем подъёмным краном экскаватор поднять, он мощный и это может получиться.
Это получилось, я увидел над оградой погрузочной площадки экскаватор без стрелы, но с открытой дверью. Значит, слава Богу, дверь не заклинило. Человек 6 санитаров и медсестёр подставили стремянку и двое самых мощных мужчин поднялись по стремянке в кабину. Они на руках вынесли одного из экскаваторщиков, он был без сознания, и с помощью людей, стоящих вокруг стремянки снесли его вниз. Тогда бригадир окликнул меня:
- Когда его внесут в машину, я прошу вас туда зайти и посмотреть, сможете ли вы что-нибудь сказать.
И когда я влезал в реанимобиль, я увидел, как те же двое мужчин выносили второго экскаваторщика в примерно таком же состоянии. Я наклонился над тем, кто лежал в реанимобиле. Пульс был частый, слабого наполнения, тоны сердца - глухие, зрачки не реагировали на свет и не удалось вызвать ни одного рефлекса.
- Его нужно раздеть, - сказал я, - где-то есть повреждение, потому что кровенаполнение быстро падает.
Рана оказалась в подмышечной впадине, и кровь из неё текла весьма обильно. Остальное персонал реанимобиля умел делать лучше меня. Мгновенно была наложена непроницаемая для крови, но не прилипающая повязка. Головной конец носилок несколько опустили. По счастью, я захватил с собой несколько ампул фонтурацетама, их можно было ввести. Ноотропное действие этого препарата уменьшало последствия поражения мозга, тогда я подумал, что это скорее тяжёлое сотрясение, чем ушиб. А затем ввели кордиомин, чтобы поднять давление крови. Внешне ничего не изменилось, но наполнение пульса стало достаточным, появились исчезнувшие рефлексы. Зрачки не реагировали на рассеянный свет, но сужались при направленном воздействии мощной щелевидной лампы.
Одна из гигантских сопок на Кольском полуострове.
Фотограф Vlad Tuchkov
- Я выйду, - сказал я, - посмотрю, что там во второй машине. Выезжайте сразу в операционную. По дороге пусть дышит кислородом.
Состояние второго травмированного практически не отличалось, только рана была под правой лопаткой, скальпированная, длинный кусок оторванной кожи держался только нижним концом. Здесь начали работать без меня, может быть они всё знали сами, а может быть, увидели то, что мы делали в первой машине, и врач реанимобиля, повернувшись ко мне, резко сказал:
- Ампулы ещё есть?
- Есть, - сказал я, - будем вводить?
- Конечно.
После того, как я убедился, что удаётся вызвать рефлексы, а щелевидная лампа вызывает реакцию зрачков, я сказал:
- Можно ехать. Но там, кажется, есть ещё один пострадавший?
- Да я уже здесь, - отозвался чей-то голос, - у меня то ничего серьёзного, только предплечье сломано.
Врач повернулся ко мне и сказал:
- По поводу предплечья можете не беспокоиться, иммобилизацию мы хорошо умеем делать.
- Тогда, я, пожалуй, с вами в больницу, - сказал я.
И всё произошло одновременно - машина тронулась, пострадавшему наложили кислородную маску, а врач по рации сообщил, что через 5 минут пострадавший будет в операционной, где первая операция уже шла. Я удивился, увидев, что в операционной не только два хирурга, но и консультант нейрохирург. Вряд ли он был всё время в Апатитах, но откуда-то его уже успели доставить. Я посмотрел на него вопросительно, и он, не ожидая словесного вопроса, ответил:
- Череп не повреждён, ушиба мозга нет, просто тяжёлое сотрясение.
Я подумал, что я не берусь судить о квалификации водителей, экскаваторщиков, бурильщиков, но медицинская служба здесь была поставлена хорошо.
Я решил дождаться конца операции и побеседовать с теми двумя пациентами, которых я видел в прошлый раз. Один - длительно болеющий с интрастициальной пневмонией, а второй - с тяжёлым воспалением нижней доли левого легкого и соединительно-тканными тяжами, которые, оттягивая бронх, образовывали глубокие бронхоэктазы. Оба они уже готовились к выписке. Длительно болеющий с интрастициальной пневмонией провёл в стационаре около месяца. Второй пациент чувствовал себя уже гораздо лучше, ходил по отделению, беседовал с больными.
Хибины, самый сложный рельеф.
Фотограф acidka
- Вам не предлагали операцию? - спросил я, поскольку помнил, что речь шла о реконструктивной пластической хирургии лёгкого.
- Как же, - сказал он, - предлагали. И я даже согласился, чтобы операцию делали, только не сейчас.
- А когда?
- Да примерно через месяц, я думаю. И я окрепну, и будет видно, что само прошло. Ведь должно же что-нибудь пройти само, тогда оперировать меньше.
У него уже 3 дня была нормальная температура, хотя никаких жаропонижающих средств он не получал, и, судя по последнему рентгеновскому снимку, нижняя доля левого лёгкого стала почти прозрачной. Открылась дверь и вошёл врач, увидев меня поздоровался, и сказал:
- Поразительный организм, выздоравливает на глазах. Мы даже с ним согласились, что посмотрим через месяц, может быть, спайки сами рассосутся. А что самое удивительное, знаете?
- Нет, естественно.
- Я ведь тогда ваши слова о редком возбудители да ещё с точным указанием наименования больше за шутку принял. Ну, так вот, эта пневмония вызвана редким немикробным возбудителем - хламида пневмоникус. Но, ещё раз хочу сказать, организм мощный, он и с этим справился.
Обе операции прошли благополучно. И тут ко мне подошёл Мельников. Когда взвыла сирена, и из парка запасной техники выехал мощный кран, я был уверен, что сейчас его увижу. Я думал, что он был где-то там, просто вне поля моего зрения. Но увидел я его только сейчас.
Продолжение следует.
- Сверхглубокая интересна тем, что даёт неожиданные пласты. Например, когда мы думали, что нашли почти чистое месторождение кремния, ориентируясь на сейсмо- и электрическую разведку, а сверхглубокая в этом месте вынула керн, сплошь состоящий из интрузивнго базальта. Там эта ошибка была не очень важна и её быстро исправили, а в других местах выдавливался керн с плотностью, превосходящей всё, что встречалось до сих пор, и до сих пор не могут его классифицировать. Может быть, в ещё более глубоких пластах мы найдём нечто ещё более неожиданное. Мы ожидаем от сверхглубокого бурения новых сюрпризов, и тогда, может быть, проблема обеспечения первичным сырьём будет решена.
- Но это ведь только предположение? - сказал я.
- Даже не предположение, - сказал бригадир, - а надежда.
Я не успел ничего сказать, когда послышался грохот, стрела экскаватора над ограждением исчезла, бригадир оборвал разговор не закончив фразу и кинулся к погрузочной площадке, а с площадки запасной техники выехал подъёмный кран и на максимально возможной для него скорости направился к погрузочной площадке. Он остановился на погрузочной площадке, выдвинул стрелу на максимальную длину, а два человека, сидевших в кабине кроме крановщика, выскочили наружу и прошли на погрузочную площадку. Я попытался последовать за ними, но чья-то твёрдая рука меня остановила и хриплый мужской голос сказал:
- Здесь лишних не нужно.
Кольский полуостров. Море вечером.
Фотограф Мothlike
В открытые ворота «Центрального» на полной скорости влетели три реанимационных скорых помощи и по серпантину направились к той же погрузочной площадке. Вышел бригадир и сказал:
- Отойдите в сторонку, Феликс Борисович, но не уходите, вы можете понадобиться.
- Что случилось? - спросил я.
- Накаркали на последнем техническом совете, что руду подчистую не выберем, а пробьём две-три дырки в крыше «Кировского» рудника. Вот, одна дырка уже есть, экскаватор туда провалился. Сейчас связывались с «Кировским», по счастью, у них там никого не было, только повредили пути электровозу. А с нашими хуже. Мы не можем их достать из экскаватора. Сейчас попробуем подъёмным краном экскаватор поднять, он мощный и это может получиться.
Это получилось, я увидел над оградой погрузочной площадки экскаватор без стрелы, но с открытой дверью. Значит, слава Богу, дверь не заклинило. Человек 6 санитаров и медсестёр подставили стремянку и двое самых мощных мужчин поднялись по стремянке в кабину. Они на руках вынесли одного из экскаваторщиков, он был без сознания, и с помощью людей, стоящих вокруг стремянки снесли его вниз. Тогда бригадир окликнул меня:
- Когда его внесут в машину, я прошу вас туда зайти и посмотреть, сможете ли вы что-нибудь сказать.
И когда я влезал в реанимобиль, я увидел, как те же двое мужчин выносили второго экскаваторщика в примерно таком же состоянии. Я наклонился над тем, кто лежал в реанимобиле. Пульс был частый, слабого наполнения, тоны сердца - глухие, зрачки не реагировали на свет и не удалось вызвать ни одного рефлекса.
- Его нужно раздеть, - сказал я, - где-то есть повреждение, потому что кровенаполнение быстро падает.
Рана оказалась в подмышечной впадине, и кровь из неё текла весьма обильно. Остальное персонал реанимобиля умел делать лучше меня. Мгновенно была наложена непроницаемая для крови, но не прилипающая повязка. Головной конец носилок несколько опустили. По счастью, я захватил с собой несколько ампул фонтурацетама, их можно было ввести. Ноотропное действие этого препарата уменьшало последствия поражения мозга, тогда я подумал, что это скорее тяжёлое сотрясение, чем ушиб. А затем ввели кордиомин, чтобы поднять давление крови. Внешне ничего не изменилось, но наполнение пульса стало достаточным, появились исчезнувшие рефлексы. Зрачки не реагировали на рассеянный свет, но сужались при направленном воздействии мощной щелевидной лампы.
Одна из гигантских сопок на Кольском полуострове.
Фотограф Vlad Tuchkov
- Я выйду, - сказал я, - посмотрю, что там во второй машине. Выезжайте сразу в операционную. По дороге пусть дышит кислородом.
Состояние второго травмированного практически не отличалось, только рана была под правой лопаткой, скальпированная, длинный кусок оторванной кожи держался только нижним концом. Здесь начали работать без меня, может быть они всё знали сами, а может быть, увидели то, что мы делали в первой машине, и врач реанимобиля, повернувшись ко мне, резко сказал:
- Ампулы ещё есть?
- Есть, - сказал я, - будем вводить?
- Конечно.
После того, как я убедился, что удаётся вызвать рефлексы, а щелевидная лампа вызывает реакцию зрачков, я сказал:
- Можно ехать. Но там, кажется, есть ещё один пострадавший?
- Да я уже здесь, - отозвался чей-то голос, - у меня то ничего серьёзного, только предплечье сломано.
Врач повернулся ко мне и сказал:
- По поводу предплечья можете не беспокоиться, иммобилизацию мы хорошо умеем делать.
- Тогда, я, пожалуй, с вами в больницу, - сказал я.
И всё произошло одновременно - машина тронулась, пострадавшему наложили кислородную маску, а врач по рации сообщил, что через 5 минут пострадавший будет в операционной, где первая операция уже шла. Я удивился, увидев, что в операционной не только два хирурга, но и консультант нейрохирург. Вряд ли он был всё время в Апатитах, но откуда-то его уже успели доставить. Я посмотрел на него вопросительно, и он, не ожидая словесного вопроса, ответил:
- Череп не повреждён, ушиба мозга нет, просто тяжёлое сотрясение.
Я подумал, что я не берусь судить о квалификации водителей, экскаваторщиков, бурильщиков, но медицинская служба здесь была поставлена хорошо.
Я решил дождаться конца операции и побеседовать с теми двумя пациентами, которых я видел в прошлый раз. Один - длительно болеющий с интрастициальной пневмонией, а второй - с тяжёлым воспалением нижней доли левого легкого и соединительно-тканными тяжами, которые, оттягивая бронх, образовывали глубокие бронхоэктазы. Оба они уже готовились к выписке. Длительно болеющий с интрастициальной пневмонией провёл в стационаре около месяца. Второй пациент чувствовал себя уже гораздо лучше, ходил по отделению, беседовал с больными.
Хибины, самый сложный рельеф.
Фотограф acidka
- Вам не предлагали операцию? - спросил я, поскольку помнил, что речь шла о реконструктивной пластической хирургии лёгкого.
- Как же, - сказал он, - предлагали. И я даже согласился, чтобы операцию делали, только не сейчас.
- А когда?
- Да примерно через месяц, я думаю. И я окрепну, и будет видно, что само прошло. Ведь должно же что-нибудь пройти само, тогда оперировать меньше.
У него уже 3 дня была нормальная температура, хотя никаких жаропонижающих средств он не получал, и, судя по последнему рентгеновскому снимку, нижняя доля левого лёгкого стала почти прозрачной. Открылась дверь и вошёл врач, увидев меня поздоровался, и сказал:
- Поразительный организм, выздоравливает на глазах. Мы даже с ним согласились, что посмотрим через месяц, может быть, спайки сами рассосутся. А что самое удивительное, знаете?
- Нет, естественно.
- Я ведь тогда ваши слова о редком возбудители да ещё с точным указанием наименования больше за шутку принял. Ну, так вот, эта пневмония вызвана редким немикробным возбудителем - хламида пневмоникус. Но, ещё раз хочу сказать, организм мощный, он и с этим справился.
Обе операции прошли благополучно. И тут ко мне подошёл Мельников. Когда взвыла сирена, и из парка запасной техники выехал мощный кран, я был уверен, что сейчас его увижу. Я думал, что он был где-то там, просто вне поля моего зрения. Но увидел я его только сейчас.
Продолжение следует.