1046. Личное отступление. 4
В Черновцах мало говорили по-украински. Я сохранил станиславское произношение. Удивительно легко овладев местным станиславским говором, я даже не знал, что это местный говор, я вроде бы продолжал говорить по-украински. Но когда много лет спустя (в 60-е годы) я с Еленой Дмитриевной оказался в Карпатах (я повез её посмотреть места, которые я знал хорошо, но о которых она ничего не ведала; она, как всегда, хотела забраться на самую высокую гору, которая находилась поблизости, это была самая высокая вершина Карпат - Говерла), я узнал у прохожих, у кого можно снять на день-два комнату, и обратился к хозяину с такой просьбой. «А откуда вы?» - спросил меня хозяин по-украински. «Из Москвы», - ответил я. «Нет, - сказал он мне, - вы не из Москвы!» «А откуда я?» «Из Станислава». «Почему вы так думаете?» «Это же видно по говору!» Я не знал, что мой украинский к тому времени стал типично станиславским. Я полагал, что просто говорю по-украински.
Эта поездка с Еленой Дмитриевной, которая длилась три месяца, была моим последним пребыванием на Советской Украине.
К этому я еще вернусь.
Сейчас я хочу вспомнить события, которыми сопровождался приказ министра о моем переводе в Черновицкий медицинский институт.
Вообще-то говоря, перевод в Черновцы тоже был удачей. Там я познакомился с Дегеном. Деген сопровождал меня, когда я с приказом министра отправился к декану лечебного факультета, профессору Склярову. Сейчас о Склярове пишут теплые воспоминания. Но тогда он повел себя сверхбдительно.
«Мало ли какой приказ издаст министр», - сказал он мне. - Мне известны ваши станиславские неприятности. Я уезжаю в командировку недели на две, когда вернусь, зайдете ко мне с приказом».
К Склярову меня сопровождал Деген, с которым я познакомился перед этим. Я пересказал ему слова декана, и он сказал: «Позднее ты, может быть, увидишь какие-нибудь иные мои действия по отношению к Склярову. Но сейчас послушай на него эпиграмму.
«Друзья! Скляров, декан лечфака -
Подлец, невежа и дурак.
Его нельзя назвать собакой:
Нехорошо бранить собак».
Он уехал, - сказал Деген, - и прекрасно. Не нужно ждать его возвращения. Когда декан отсутствует, ты имеешь право обратиться к Зотину, проректору Черновицкого медицинского института по учебной работе. Зайти с тобой к Зотину я не могу, - сказал мне Деген, - но я подожду тебя у дверей его кабинета. Помни, что Зотин, в отличие от Склярова - человек, и оставался человеком во все времена, в которые человеком быть нелегко».
Разговор с Зотиным сразу подтвердил мнение Дегена о том, что он остался человеком. «А почему, собственно, Вы уехали из Станислава?» - спросил меня Зотин. Я собирался подробно рассказать ему о станиславских событиях, но он прервал меня: «Впрочем, это мне ни к чему. Есть приказ министра, на его основании я издаю приказ о зачислении вас в институт. Возможно, вам придется сдать еще какие-нибудь экзамены, есть разница в программах. Но это вы выясните уже потом, когда будете студентом. Сейчас, после моего приказа, вы можете сразу обратиться к преподавателю, который курирует ваш курс. Насколько я помню, - сказал он, - это будет заведующий кафедрой инфекционных болезней». Он назвал фамилию.
Я вышел из кабинета Зотина к Дегену, который меня ждал, пересказал ему разговор с Зотиным и сообщил о том, что Зотин не захотел слушать рассказа о моих станиславских приключениях. «Ах он старый либерал», - сказал Деген. - Можно считать, что ты уже студент Черновицкого мединститута, а я буду наблюдать за твоим поведением.
Ко времени приезда в Черновцы я знал о Дегене только то, что во время войны он был танкистом из числа самых лучших. Все остальное, что я узнал впоследствии о Дегене, я узнал позднее из его собственных рассказов. Но когда я стал студентом Черновицкого мединститута, Но тогда он мне сказал: «Ты уже студент, из твоей зачетной книжки будет ясно, что ты отличник. На этом основании тебе здесь выделят повышенную стипендию, и ты будешь учиться. Только учиться. Учиться так, чтобы здесь убедились, что ты не зря пришел как отличник. Кроме учебы - ничего. Выжить и окончить институт - это не только право твое, но и обязанность. Один порядочный человек в качестве врача - немного, но все-таки лучше, чем пустое место».
Я уже был студентом, когда Деген сказал мне: «Я знаю, что ты снял комнату в квартире сокурсника Вили Шляхтера. (Официально Виля Шляхтер числился Вильгельмом и действительно оказался моим сокурсником). Со Шляхтером, - сказал мне Деген, - можно говорить об учебе и женщинах. Ничего сверх этого. Я буду наблюдать за тобой. О себе я буду рассказывать в свободное время. Я буду наблюдать за тобой до государственных экзаменов. Я сдам государственные экзамены досрочно, мне такое разрешение дали. Но об этом говорить еще рано. Просто хочу тебе сообщить, что когда я сдам государственные экзамены, я уеду в Киев, чтобы поступить в клиническую ординатуру Института травматологии и ортопедии либо кафедры травматологии». Он действительно поступил в клиническую ординатуру. О трудностях, с которыми он столкнулся, я узнал значительно позднее и не от него. Но сейчас я говорю о событиях более поздних. В то время, о котором я говорю. Заехав ненадолго в Черновцы, потом он уехал и написал мне, что собирается жениться на «лучшей в мире женщине». Но это было позднее. Во время, о котором я рассказываю, Деген был в Черновцах. Деген еще был убежденным коммунистом безо всяких рассказов об этом я понимал, что быть убежденным коммунистом и вести себя в соответствии со своими убеждениями - дело нелегкое, потому что это исключало возможность приспосабливаться. Мы много общались с Дегеном. Я стал считать его своим другом, но не это было главное. Главное было то, что он сам включил меня в круг своих друзей.
Сейчас я больше о Дегене писать не буду. Мне нужно посмотреть, что я о нем уже написал. Я знаю, что писал, и немало, когда Деген и его произведения стали основной темой моего журнала более чем на пять месяцев. Этот раздел журнала, первоначально названный «Колонкой Иона Дегена», к настоящему времени насчитывает 104 текста. Впрочем, об этом, о том, как я кончал институт, о том, что было дальше, я напишу в этом личном отступлении, возможно, повторяя свои воспоминания, но независимо от этого.
Продолжение следует
Эта поездка с Еленой Дмитриевной, которая длилась три месяца, была моим последним пребыванием на Советской Украине.
К этому я еще вернусь.
Сейчас я хочу вспомнить события, которыми сопровождался приказ министра о моем переводе в Черновицкий медицинский институт.
Вообще-то говоря, перевод в Черновцы тоже был удачей. Там я познакомился с Дегеном. Деген сопровождал меня, когда я с приказом министра отправился к декану лечебного факультета, профессору Склярову. Сейчас о Склярове пишут теплые воспоминания. Но тогда он повел себя сверхбдительно.
«Мало ли какой приказ издаст министр», - сказал он мне. - Мне известны ваши станиславские неприятности. Я уезжаю в командировку недели на две, когда вернусь, зайдете ко мне с приказом».
К Склярову меня сопровождал Деген, с которым я познакомился перед этим. Я пересказал ему слова декана, и он сказал: «Позднее ты, может быть, увидишь какие-нибудь иные мои действия по отношению к Склярову. Но сейчас послушай на него эпиграмму.
«Друзья! Скляров, декан лечфака -
Подлец, невежа и дурак.
Его нельзя назвать собакой:
Нехорошо бранить собак».
Он уехал, - сказал Деген, - и прекрасно. Не нужно ждать его возвращения. Когда декан отсутствует, ты имеешь право обратиться к Зотину, проректору Черновицкого медицинского института по учебной работе. Зайти с тобой к Зотину я не могу, - сказал мне Деген, - но я подожду тебя у дверей его кабинета. Помни, что Зотин, в отличие от Склярова - человек, и оставался человеком во все времена, в которые человеком быть нелегко».
Разговор с Зотиным сразу подтвердил мнение Дегена о том, что он остался человеком. «А почему, собственно, Вы уехали из Станислава?» - спросил меня Зотин. Я собирался подробно рассказать ему о станиславских событиях, но он прервал меня: «Впрочем, это мне ни к чему. Есть приказ министра, на его основании я издаю приказ о зачислении вас в институт. Возможно, вам придется сдать еще какие-нибудь экзамены, есть разница в программах. Но это вы выясните уже потом, когда будете студентом. Сейчас, после моего приказа, вы можете сразу обратиться к преподавателю, который курирует ваш курс. Насколько я помню, - сказал он, - это будет заведующий кафедрой инфекционных болезней». Он назвал фамилию.
Я вышел из кабинета Зотина к Дегену, который меня ждал, пересказал ему разговор с Зотиным и сообщил о том, что Зотин не захотел слушать рассказа о моих станиславских приключениях. «Ах он старый либерал», - сказал Деген. - Можно считать, что ты уже студент Черновицкого мединститута, а я буду наблюдать за твоим поведением.
Ко времени приезда в Черновцы я знал о Дегене только то, что во время войны он был танкистом из числа самых лучших. Все остальное, что я узнал впоследствии о Дегене, я узнал позднее из его собственных рассказов. Но когда я стал студентом Черновицкого мединститута, Но тогда он мне сказал: «Ты уже студент, из твоей зачетной книжки будет ясно, что ты отличник. На этом основании тебе здесь выделят повышенную стипендию, и ты будешь учиться. Только учиться. Учиться так, чтобы здесь убедились, что ты не зря пришел как отличник. Кроме учебы - ничего. Выжить и окончить институт - это не только право твое, но и обязанность. Один порядочный человек в качестве врача - немного, но все-таки лучше, чем пустое место».
Я уже был студентом, когда Деген сказал мне: «Я знаю, что ты снял комнату в квартире сокурсника Вили Шляхтера. (Официально Виля Шляхтер числился Вильгельмом и действительно оказался моим сокурсником). Со Шляхтером, - сказал мне Деген, - можно говорить об учебе и женщинах. Ничего сверх этого. Я буду наблюдать за тобой. О себе я буду рассказывать в свободное время. Я буду наблюдать за тобой до государственных экзаменов. Я сдам государственные экзамены досрочно, мне такое разрешение дали. Но об этом говорить еще рано. Просто хочу тебе сообщить, что когда я сдам государственные экзамены, я уеду в Киев, чтобы поступить в клиническую ординатуру Института травматологии и ортопедии либо кафедры травматологии». Он действительно поступил в клиническую ординатуру. О трудностях, с которыми он столкнулся, я узнал значительно позднее и не от него. Но сейчас я говорю о событиях более поздних. В то время, о котором я говорю. Заехав ненадолго в Черновцы, потом он уехал и написал мне, что собирается жениться на «лучшей в мире женщине». Но это было позднее. Во время, о котором я рассказываю, Деген был в Черновцах. Деген еще был убежденным коммунистом безо всяких рассказов об этом я понимал, что быть убежденным коммунистом и вести себя в соответствии со своими убеждениями - дело нелегкое, потому что это исключало возможность приспосабливаться. Мы много общались с Дегеном. Я стал считать его своим другом, но не это было главное. Главное было то, что он сам включил меня в круг своих друзей.
Сейчас я больше о Дегене писать не буду. Мне нужно посмотреть, что я о нем уже написал. Я знаю, что писал, и немало, когда Деген и его произведения стали основной темой моего журнала более чем на пять месяцев. Этот раздел журнала, первоначально названный «Колонкой Иона Дегена», к настоящему времени насчитывает 104 текста. Впрочем, об этом, о том, как я кончал институт, о том, что было дальше, я напишу в этом личном отступлении, возможно, повторяя свои воспоминания, но независимо от этого.
Продолжение следует