79. Анадырь. Часть 1.
Раньше, чем говорить об Анадыре, я хочу сказать несколько слов об одном из наших пяти Саш - Саше Шатенштейне.
Саша - активный член нашей студенческой лаборатории, пришёл к нам работать позднее других. Он проделал сложный путь: работал по распределению 3 года участковым терапевтом, потом провёл два года в аспирантуре в Московском институте психиатрии, где занимался в основном психофармакологией, год проработал в суицидологическом центре. И когда я спросил, не хочет ли он к нам вернуться, он сказал: «Ни о чём не мечтаю больше». «Почему же вы ко мне не обращались?» - спросил я. «А у вас всё равно никогда не бывает ставок» - ответил он, хотя ставки у нас временами бывали, и я не знал ничего о его желании к нам вернуться.
Почти вся территория наших исследований располагалась в погранзоне, и для поездки туда нужно было оформлять пропуск в отделении милиции. Мы делали это общим списком, но Саша прихворнул, и пошёл оформлять пропуск отдельно. «Почему не со всеми?» - спросил его начальник отдела пропусков. «Хворал» - ответил Саша. Начальник отдела пропусков внимательно прочёл написанное от моего имени отношение и спросил: «Ну, это точно Березин подписал?» «Нет, - сказал Саша, - его не было, когда я к вам шёл, и подписала Антонина Болеславовна, наша старшая сестра». «С какой стати она за Березина расписалась?» И Саша ответил: «А она всегда за него расписывается». Самое интересное, что такое ответ начальника отдела пропусков удовлетворил. Может быть, он решил, что расписываться за меня входит в прямые обязанности Антонины Болеславовны. Во всяком случае, он больше ни о чём не спросил и пропуск выдал.
Я отсутствовал часто, а если я был в экспедиции, то связаться со мной было практически невозможно, и я действительно поручил Антонине Болеславовне, человеку исключительно ответственному и полностью заслуживающему доверия, расписываться в этих случаях за меня, тем более, что она подделывала мою подпись виртуозно, сказывалась долгая практика. Тем не менее, я убеждён, что любой наш сотрудник, кроме Саши, заверил бы, что отношение подписал именно Березин. Получилось, что Сашино простодушие сыграло вполне положительную роль. Я думаю, что эти два обстоятельства: способность решить, что ставок нет, не спрашивая об этом, и откровенно заявить, что подпись на отношении не моя, характеризует существенную черту характера Саши. Хотя уже в Анадыре мы убедились, что он чрезвычайно трудоспособен и мотивирован к деятельности.
Анадырь.
Небольшой самолёт Як-40, доставивший нас из Магадана в Анадырь через Марково. Марково - уникальное русское село на Чукотке с собственным микроклиматом, где даже помидоры успевали вызреть в грунте, а в маленьких тепличках, которые были практически при каждом доме, росли собственные дыни. Это было действительно русское село - за те три часа, что мы провели в Марково, присутствия чукчей я не заметил. На взлёте оказалось, что самолёт полон комаров. Мы отбивались от них более или менее научными способами - от диметилфтолата до неизвестного состава крема от укусов летающих насекомых. Помогало, но плохо, поэтому, когда самолёт приземлился в Анадыре, где было уже -9, и двери открылись, пассажиры злорадно любовались зрелищем гибнущих комаров. Нас встретил доктор Вольфсон - руководитель филиала Института биологических проблем севера (ИБПС), расположенного в Магадане - и сказал: «Прежде всего, гостиница и какие-нибудь обогревательные приборы». «А разве гостиница не имеет центрального отопления?» - спросили мы. Вольфсон засмеялся и указал нам на огромных размеров плакат: «Готовься к зиме. Зима спросит строго». Зима, очевидно, уже спросила, но Вольфсон где-то раздобыл три больших электрических обогревателя, которые были поставлены в трёх комнатах нашего номера люкс. Мысль о том, чтобы вымыться с дороги, пришлось тут же оставить. Пока не работала центральная система, обеспечивающая электроэнергией гостиницу, в связи с затянувшимся из-за нехватки материалов и труб ремонта, не работали и фильтры, а вода шла из торфяных болот, и когда мы вошли в номер, количество торфа и воды делилось в набранной ванне примерно поровну. «Ничего, у меня ванна работает, - сказал ожидавший нас Вольфсон, - расположитесь, пойдём ко мне, вымоетесь и согреетесь».
Вольфсон был личностью легендарной. Он создал первый на Чукотке передвижной противотуберкулёзный отряд и с несколькими помощниками практически ликвидировал туберкулёз на Чукотке. Но он всё-таки перешёл на работу в ИБПС, потому что он был только кандидатом наук, а он не мог оставаться кандидатом наук, поскольку существовала ещё и докторская степень.
Дома в Анадыре стояли на сваях, поскольку под домами была вечная мерзлота и нельзя было допустить, чтобы она растаяла. Когда мы подошли к дому, где жил Вольфсон, он сказал: «Вот, полюбуйтесь, это полностью коммунистический дом. Здесь ни одна семья не имеет меньше 700 рублей дохода и ни одна семья не имеет больше 900. А это уже не разница». И после приятного вечера у Вольфсонов - банных и водных процедур, жареной оленины, брусники во всех возможных видах, свежей красной икры «минутка» (засаливалась в присутствии гостя) - хозяин посоветовал нам идти в гостиницу, вызвавшись нас проводить, чтобы убедиться, что всё там будет в порядке.
Моя жена Лена прошла прямо в номер, а меня Вольфсон повёл показывать, как немного уже осталось, чтобы довести до конца ремонт гостиницы: «Вы ещё не уедете, а здесь уже всё будет в порядке». Когда мы с Вольфсоном подходили к люксу, слышались громкие голоса. Лена сидела на кровати, накинув на плечи одеяло, а возле стола стоял довольно высокий чукча в кожаном пальто. Он повернулся ко мне и сказал: «Это вы мой номер заняли?» «Почему ваш? Нас туда поселил портье». «Я всегда здесь останавливаюсь, если никто не перехватит. Вы ведь ещё не знаете, кто я такой?» «Кто же?» - полюбопытствовал я. «Я - Рытхеу» - сказал посетитель. «А, Рытхеу - писатель?» «Писатель - это что, - сказал Рытхеу, - я - председатель специального комитета ООН по малым северным народам». Он достал бумажник, высыпал всё его содержимое на стол, некоторое время перебирал бумаги и наконец-то с торжеством показал нам удостоверение. Он был уже довольно сильно пьян, и забеспокоившийся Вольфсон сказал ему: «Юрий, люди устали, им спать пора. Это ты же здесь у себя дома и не сегодня прилетел». «У меня дом не здесь, у меня дом у бухты Провидения». «И давно ты там был?» - рассмеялся Вольфсон. «Каждый раз, когда есть возможность. Последний раз в прошлом году была». Вольфсон обнял его за талию и что-то ласково бормоча ему на ухо, попрощался с нами и вышел вместе с Рытхеу.
Вольфсоновские обогреватели были прекрасны, мы не замёрзли, даже несмотря на отсутствие центрального отопления, и я без содрогания вышел в уже 15-градусный мороз. В вестибюле стоял Рытхеу, краснолицый и явно уже успевший опохмелиться, и пристально в меня всматривался. По-видимому, он не мог понять, видел ли он меня вчера, знакомили ли нас, но вскоре принял решение и, подойдя ко мне, твёрдо сунул мне руку.
Объектом наших исследований в Анадыре были старшие классы школы-интерната - 9-е и 10-е. Как и везде, предполагалось сравнение коренного и пришлого населения и изучение миграционного потока. И утром в день начала исследований я встретил первого чукотского националиста, о существовании которых до этого не подозревал. Он был старостой класса, в котором чукчи заметно преобладали, но, характеризуя учащихся, он не касался вопросов о национальности, а говорил только о их представлениях о будущем, об их отношениях с другими учениками. В классе, где преобладали чукчи, но пришлых учащихся было довольно много, данные социометрии не обнаруживали предпочтения к учащимся своей национальности.
Вероятно, необходимо сказать несколько слов о используемой методике социометрии. Испытуемым, гарантируя конфиденциальность, предлагали назвать трёх человек в порядке убывающей значимости, которых они бы выбрали прежде всего для совместных занятий, затем для совместного досуга, и, наконец, для совместного выхода из рискованных ситуаций. Это была положительная часть мотивации. Отрицательная часть отличалась от положительной только знаком. «С кем из людей Вы ни в коем случае не хотели бы вместе 1) заниматься 2) проводить досуг 3) преодолевать трудные ситуации риска». После математической обработки получалось представление о рейтинге данного субъекта в группе.
Чукчи определяли своё предпочтение или отвержение к тем или иным одноклассникам, исходя из своих представлений о справедливости, и в связи с этим дети представителей пришлого населения распределялись на шкале социометрии неравномерно, и можно было получить логическое объяснение того или иного положения учащегося на шкале.
Саша - активный член нашей студенческой лаборатории, пришёл к нам работать позднее других. Он проделал сложный путь: работал по распределению 3 года участковым терапевтом, потом провёл два года в аспирантуре в Московском институте психиатрии, где занимался в основном психофармакологией, год проработал в суицидологическом центре. И когда я спросил, не хочет ли он к нам вернуться, он сказал: «Ни о чём не мечтаю больше». «Почему же вы ко мне не обращались?» - спросил я. «А у вас всё равно никогда не бывает ставок» - ответил он, хотя ставки у нас временами бывали, и я не знал ничего о его желании к нам вернуться.
Почти вся территория наших исследований располагалась в погранзоне, и для поездки туда нужно было оформлять пропуск в отделении милиции. Мы делали это общим списком, но Саша прихворнул, и пошёл оформлять пропуск отдельно. «Почему не со всеми?» - спросил его начальник отдела пропусков. «Хворал» - ответил Саша. Начальник отдела пропусков внимательно прочёл написанное от моего имени отношение и спросил: «Ну, это точно Березин подписал?» «Нет, - сказал Саша, - его не было, когда я к вам шёл, и подписала Антонина Болеславовна, наша старшая сестра». «С какой стати она за Березина расписалась?» И Саша ответил: «А она всегда за него расписывается». Самое интересное, что такое ответ начальника отдела пропусков удовлетворил. Может быть, он решил, что расписываться за меня входит в прямые обязанности Антонины Болеславовны. Во всяком случае, он больше ни о чём не спросил и пропуск выдал.
Я отсутствовал часто, а если я был в экспедиции, то связаться со мной было практически невозможно, и я действительно поручил Антонине Болеславовне, человеку исключительно ответственному и полностью заслуживающему доверия, расписываться в этих случаях за меня, тем более, что она подделывала мою подпись виртуозно, сказывалась долгая практика. Тем не менее, я убеждён, что любой наш сотрудник, кроме Саши, заверил бы, что отношение подписал именно Березин. Получилось, что Сашино простодушие сыграло вполне положительную роль. Я думаю, что эти два обстоятельства: способность решить, что ставок нет, не спрашивая об этом, и откровенно заявить, что подпись на отношении не моя, характеризует существенную черту характера Саши. Хотя уже в Анадыре мы убедились, что он чрезвычайно трудоспособен и мотивирован к деятельности.
Анадырь.
Небольшой самолёт Як-40, доставивший нас из Магадана в Анадырь через Марково. Марково - уникальное русское село на Чукотке с собственным микроклиматом, где даже помидоры успевали вызреть в грунте, а в маленьких тепличках, которые были практически при каждом доме, росли собственные дыни. Это было действительно русское село - за те три часа, что мы провели в Марково, присутствия чукчей я не заметил. На взлёте оказалось, что самолёт полон комаров. Мы отбивались от них более или менее научными способами - от диметилфтолата до неизвестного состава крема от укусов летающих насекомых. Помогало, но плохо, поэтому, когда самолёт приземлился в Анадыре, где было уже -9, и двери открылись, пассажиры злорадно любовались зрелищем гибнущих комаров. Нас встретил доктор Вольфсон - руководитель филиала Института биологических проблем севера (ИБПС), расположенного в Магадане - и сказал: «Прежде всего, гостиница и какие-нибудь обогревательные приборы». «А разве гостиница не имеет центрального отопления?» - спросили мы. Вольфсон засмеялся и указал нам на огромных размеров плакат: «Готовься к зиме. Зима спросит строго». Зима, очевидно, уже спросила, но Вольфсон где-то раздобыл три больших электрических обогревателя, которые были поставлены в трёх комнатах нашего номера люкс. Мысль о том, чтобы вымыться с дороги, пришлось тут же оставить. Пока не работала центральная система, обеспечивающая электроэнергией гостиницу, в связи с затянувшимся из-за нехватки материалов и труб ремонта, не работали и фильтры, а вода шла из торфяных болот, и когда мы вошли в номер, количество торфа и воды делилось в набранной ванне примерно поровну. «Ничего, у меня ванна работает, - сказал ожидавший нас Вольфсон, - расположитесь, пойдём ко мне, вымоетесь и согреетесь».
Вольфсон был личностью легендарной. Он создал первый на Чукотке передвижной противотуберкулёзный отряд и с несколькими помощниками практически ликвидировал туберкулёз на Чукотке. Но он всё-таки перешёл на работу в ИБПС, потому что он был только кандидатом наук, а он не мог оставаться кандидатом наук, поскольку существовала ещё и докторская степень.
Дома в Анадыре стояли на сваях, поскольку под домами была вечная мерзлота и нельзя было допустить, чтобы она растаяла. Когда мы подошли к дому, где жил Вольфсон, он сказал: «Вот, полюбуйтесь, это полностью коммунистический дом. Здесь ни одна семья не имеет меньше 700 рублей дохода и ни одна семья не имеет больше 900. А это уже не разница». И после приятного вечера у Вольфсонов - банных и водных процедур, жареной оленины, брусники во всех возможных видах, свежей красной икры «минутка» (засаливалась в присутствии гостя) - хозяин посоветовал нам идти в гостиницу, вызвавшись нас проводить, чтобы убедиться, что всё там будет в порядке.
Моя жена Лена прошла прямо в номер, а меня Вольфсон повёл показывать, как немного уже осталось, чтобы довести до конца ремонт гостиницы: «Вы ещё не уедете, а здесь уже всё будет в порядке». Когда мы с Вольфсоном подходили к люксу, слышались громкие голоса. Лена сидела на кровати, накинув на плечи одеяло, а возле стола стоял довольно высокий чукча в кожаном пальто. Он повернулся ко мне и сказал: «Это вы мой номер заняли?» «Почему ваш? Нас туда поселил портье». «Я всегда здесь останавливаюсь, если никто не перехватит. Вы ведь ещё не знаете, кто я такой?» «Кто же?» - полюбопытствовал я. «Я - Рытхеу» - сказал посетитель. «А, Рытхеу - писатель?» «Писатель - это что, - сказал Рытхеу, - я - председатель специального комитета ООН по малым северным народам». Он достал бумажник, высыпал всё его содержимое на стол, некоторое время перебирал бумаги и наконец-то с торжеством показал нам удостоверение. Он был уже довольно сильно пьян, и забеспокоившийся Вольфсон сказал ему: «Юрий, люди устали, им спать пора. Это ты же здесь у себя дома и не сегодня прилетел». «У меня дом не здесь, у меня дом у бухты Провидения». «И давно ты там был?» - рассмеялся Вольфсон. «Каждый раз, когда есть возможность. Последний раз в прошлом году была». Вольфсон обнял его за талию и что-то ласково бормоча ему на ухо, попрощался с нами и вышел вместе с Рытхеу.
Вольфсоновские обогреватели были прекрасны, мы не замёрзли, даже несмотря на отсутствие центрального отопления, и я без содрогания вышел в уже 15-градусный мороз. В вестибюле стоял Рытхеу, краснолицый и явно уже успевший опохмелиться, и пристально в меня всматривался. По-видимому, он не мог понять, видел ли он меня вчера, знакомили ли нас, но вскоре принял решение и, подойдя ко мне, твёрдо сунул мне руку.
Объектом наших исследований в Анадыре были старшие классы школы-интерната - 9-е и 10-е. Как и везде, предполагалось сравнение коренного и пришлого населения и изучение миграционного потока. И утром в день начала исследований я встретил первого чукотского националиста, о существовании которых до этого не подозревал. Он был старостой класса, в котором чукчи заметно преобладали, но, характеризуя учащихся, он не касался вопросов о национальности, а говорил только о их представлениях о будущем, об их отношениях с другими учениками. В классе, где преобладали чукчи, но пришлых учащихся было довольно много, данные социометрии не обнаруживали предпочтения к учащимся своей национальности.
Вероятно, необходимо сказать несколько слов о используемой методике социометрии. Испытуемым, гарантируя конфиденциальность, предлагали назвать трёх человек в порядке убывающей значимости, которых они бы выбрали прежде всего для совместных занятий, затем для совместного досуга, и, наконец, для совместного выхода из рискованных ситуаций. Это была положительная часть мотивации. Отрицательная часть отличалась от положительной только знаком. «С кем из людей Вы ни в коем случае не хотели бы вместе 1) заниматься 2) проводить досуг 3) преодолевать трудные ситуации риска». После математической обработки получалось представление о рейтинге данного субъекта в группе.
Чукчи определяли своё предпочтение или отвержение к тем или иным одноклассникам, исходя из своих представлений о справедливости, и в связи с этим дети представителей пришлого населения распределялись на шкале социометрии неравномерно, и можно было получить логическое объяснение того или иного положения учащегося на шкале.