73. Начало экспедиционной эры.
Антонина Болиславовна Юзвяк пришла в мою лабораторию прямо после окончания медицинского училища при Всесозюзном комитете Красного креста и красного полумесяца и проработала в ней до её ликвидации (в связи с прекращением финансирования), причём 20 последних лет в лаборатории она работала в качестве старшей сестры. Недавно Антонина Болиславовна обнаружила на моём столе коллективную монографию «Психическая адаптация человека в условиях Севера» 1980 года издания. Она долго просматривала её и потом с нежностью сказала: «Первая».
Естественно, речь шла не о том, что это первая публикация лаборатории или первая публикация на эту тему, а о том, что эта монография, хотя ещё и не большая, представляла собой первое и в то время единственное обобщение многопрофильных исследований коренного и пришлого населения Севера. Книга длительно называлась сборником, потому что на издание монографии, особенно посвященной северной тематике, публикации по которой одно время регулировались, нужно было разрешение Главлита - Главного управления по охране государственных тайн в печати, а нам в таком разрешении отказали. Частично справедливость восстановлена - большая часть разделов этой книги уже опубликована на моём сайте http://www.berezin-fb.su
Эта монография положила начало обширным публикациям, основанным на данных исследований, полученных в наших дальних и обширных экспедициях 1976-1982 годах. Начавшись как некая боковая ветвь, через 3-4 года наши северные исследования послужили основой для разработки теории психической и психофизиологической адаптации. Материалы, посвящённые этому обширному обобщению в настоящее время также практически полностью опубликованы на моём персональном сайте.
Мой хороший друг, которого я знал ещё с описанного выше марш-броска колонны тяжёлой техники через непроходимую тайгу, был тогда сотрудником факультета географии МГУ, но параллельно и помощником президента Дальневосточного филиала АН СССР Андрея Капицы, с которым он, заинтересовавшись нашими исследованиями, меня познакомил. «Я знаю о ваших успехах, - сказал Андрей Капица, - Контримавичус не раз говорил мне, что ваша лаборатория работает как немаленький научно-исследовательский институт. Мы с удовольствием окажем вам любое содействие, которое вам будет нужно. Ну, уж во всяком случае, вам не придётся таскать из Москвы в Магадан ту часть оборудования, которая имеется здесь на месте». С благословления Андрея Капицы мой друг представил меня председателю военно-промышленной комиссии, который благословил включение работы лаборатории во всесоюзную программу «Отчизна» и сказал: «Военно-промышленная комиссия должна уделять больше внимания исследованиям, связанным с человеческим фактором: психологическим, социологическим; которые могут давать результаты, имеющее такое же, а иногда и большее значение, чем техническое перевооружение…» Участие в этой программе, подразумевало сведение отчётности до большого отчёта Государственному Комитету по науке и технике и этапных отчётов, которые мы представляли в Институт биологических проблем севера (ИБПС) его директору В.Л. Контримавичусу. В этой программе ИБПС был для нас головным учреждением, а Контримавичус, получая наши отчёты, учитывал то обстоятельство, что мы были включены в программу "Отчизна" при условии, что мы не будем допущены к самым секретным её разделам.
Я думаю, что самое время сказать несколько слов о Советской власти. В одном из своих текстов я уже говорил, что вольно или невольно я оценивал управление страной по тому, какие условия создаются для исследовательской работы. Пока эти условия оставались хорошими, управление меня удовлетворяло. А такое отношение было взаимным с первых лет Советской власти. Недаром одним из первых её декретов был декрет «О создании ЦК БУ» (центральной комиссии по быту учёных). Я видел в этом решающее отличие Октябрьской революции от Великой Французской, где при казни Лавуазье в ответ на многочисленные просьбы о помиловании, председатель трибунала ответил: «Республике не нужны учёные». Сменилось ли время, когда стало ясно, что без науки нельзя выиграть неизбежную войну, или это отпечаток личности Ленина, стоявшего у истоков этой власти, но Советская власть всё время уделяла науке существенное внимание. Моя лаборатория получила широкие возможности благодаря Советской власти и существованию Советского Союза, программа «Отчизна» была всесоюзной программой, и с распадом Союза прекратились и исследования в рамках этой программы, и исчезли средства, поддерживавшие существование нашей лаборатории. Это была фантастическая ситуация, мы исследовали то, что собирались исследовать, проводили те работы, которые собирались проводить, направляли экспедиции в те точки, в которые собирались направлять без тени принуждения и безо всяких возражений. Хотя совсем недавно (в историческом масштабе) этими исследованиями занимался Дальстрой - подразделение МВД - и научно-исследовательский институт, где основной тематикой были цветные металлы, назывался ВНИИ-1, и работа в нём велась по типу описанных Солженицыным «шарашкек». Экспедиции в тех краях направлялись в качестве верховного руководителя Л.П. Берией. Нам повезло родиться позднее, и о тех временах мы узнавали только из материалов магаданского краевого музея, самым забавным лозунгом в котором был призыв «Превратим Сев-Восток-лаг в коллектив сплошного стахановского труда». Честно говоря, я благодарен людям, которые в полной сохранности сберегли такие лозунги и все газеты, выходившие в годы Дальстроя.
Поскольку наши исследования проводились в тесном контакте с ИБПС, первая поездка в Магадан в 1976 году произвела не меня впечатление, которое никогда больше не повторялось. Небольшой город с населением 110 тысяч человек, в котором доля своеобразных личностей была существенно выше, чем в центральных районах страны (профессионалу это было очевидно), играл существенную роль в управлении провинцией (в книге Куваева она была названа Территорией), дававшей заметную долю продукции цветной металлургии, а главное, была золотой кладовой страны. Впрочем, когда я впервые увидел сопку Киноварную, я знал, что это ртуть, а не золото, но ярко красная сопка среди ярко зелёной растительности производила сильное впечатление. И хотя я знаю, что ртуть полагается добывать, но от того, что эту сопку выработали до основания, до сих пор испытываю сожаление, уж очень была красива эта картина.
В городе я решил начать встречи с двух человек: директора института членкора АН СССР В. Л. Контримавичуса и главного врача магаданской психбольницы В.Ф. Калачёва (впоследствии мой аспирант, успешно защитивший диссертацию и безвременно скончавшийся от инфаркта как раз тогда, когда в первый раз в жизни решил отдохнуть на черноморском побережье Болгарии). В первую очередь я отправился к Витаутасу Леоновичу Контримавичусу, который, несмотря на свои литовские корни, родился в Москве и прожил в ней до своего отъезда в Магадан, поэтому ему было проще представить, какие различия между московской и северной популяцией целесообразно искать и его знания в этой области могли бы быть нам полезны. Мы обсуждали организационные формы совсместной работы, когда дверь без стука открылась, в неё всунулась довольно своеобразная физиономия человека, глаза оглядели кабинет и только после этого он сказал: «Ку-ка-ре-ку, Витаутас Леонович, я думал с вами сегодня пообщаться, но я вижу, что вы при деле, и попытаюсь зайти позднее, если выберу время». Это «ку-ка-ре-ку», манера осматривать помещение раньше, чем начинать говорить, и оставлять за собой право выбрать время встречи с директором, вызвало у меня совершенно конкретные психиатрические ассоциации. Но это была моя первая встреча с Контримавичусом, я воздержался от высказывания мнения и только спросил: «Чем занимается этот человек в вашем институте?» И услышал в ответ: «Это - директор одного из наших стационаров на Колыме». Контримавичуса явно ни что не удивило, и он не заметил моего удивления.
После совместного рассмотрения плана работы, Витаутас Леонович предложил мне, что хотя финансирование проекта как части программы «Отчизна» будет идти в нашу лабораторию непосредственно из Госплана, будет более спокойно, если без указания источника финансирования мы оформим взаимодействие с ИБПС как хозяйственный договор. «Тогда ни у кого не будет вызывать удивление предоставление вам наших помещений и нашего оборудования, и я буду ограждён от любых кляуз по этому поводу». Но мне оформление работы по типу хозяйственного договора тоже было полезно, дело в том, что у меня никогда не было никакой формы допуска, я сознательно не стремился её иметь, чтобы не затруднять своих контактов с иностранцами. У Контримавичуса форм было вполне достаточно, кроме того, он был членом бюро обкома и уже в Магадане получил 4 значимых ордена. И, соответственно, его виза «К печати» на любой из наших работ практически исключала любые дальнейшие проверки. Думая о тех временах, я восхищаюсь тем, как Контримавичус использовал своё положение.
Он был по специальности паразитологом, а этот материал, полученный при исследовании красной рыбы (кета, горбуша, чавыча, нерка, сима) не только позволял получать прежде никому не известные данные о паразитарных болезнях красной рыбы, но и разрабатывать методы уничтожения этих паразитов. Область, для которой рыбная отрасль была значима, была ему благодарна и готова его во всём поддержать, а он получил широкую известность в мировой паразитологии и опубликовать совместную с Контримавичусом работу и для канадца и для американца почиталось честью.
Он был человек широких интересов, и работать в регионе, который отделяет от Аляски только Берингов пролив и не попытаться разобраться в палеонтологических проблемах казалось ему нелепым, и он организовал Международный конгресс по Берингии проходивший с широким участием всех исследователей, работающих над проблемами возникновения и исчезновения берингова перешейка. Было показано, что Берингия погружалась под воду и вновь обнаруживалась как суша по крайней мере 6 раз, и каждый раз на Американский континент происходила миграция животных и людей. Исследования ДНК позволили обнаружить наиболее близких родственников северных американских индейцев в России. Первоначально предполагалось, естественно, что миграция людей началась из палеоазиатского региона. Однако исследования ДНК показали, что наиболее близкими родственниками индейцев оказались тувинцы. Может быть, они иммигрировали в Новый Свет под давлением тогда ещё агрессивных чукчей, которых называли «команчами севера».
Продолжение следует.
Естественно, речь шла не о том, что это первая публикация лаборатории или первая публикация на эту тему, а о том, что эта монография, хотя ещё и не большая, представляла собой первое и в то время единственное обобщение многопрофильных исследований коренного и пришлого населения Севера. Книга длительно называлась сборником, потому что на издание монографии, особенно посвященной северной тематике, публикации по которой одно время регулировались, нужно было разрешение Главлита - Главного управления по охране государственных тайн в печати, а нам в таком разрешении отказали. Частично справедливость восстановлена - большая часть разделов этой книги уже опубликована на моём сайте http://www.berezin-fb.su
Эта монография положила начало обширным публикациям, основанным на данных исследований, полученных в наших дальних и обширных экспедициях 1976-1982 годах. Начавшись как некая боковая ветвь, через 3-4 года наши северные исследования послужили основой для разработки теории психической и психофизиологической адаптации. Материалы, посвящённые этому обширному обобщению в настоящее время также практически полностью опубликованы на моём персональном сайте.
Мой хороший друг, которого я знал ещё с описанного выше марш-броска колонны тяжёлой техники через непроходимую тайгу, был тогда сотрудником факультета географии МГУ, но параллельно и помощником президента Дальневосточного филиала АН СССР Андрея Капицы, с которым он, заинтересовавшись нашими исследованиями, меня познакомил. «Я знаю о ваших успехах, - сказал Андрей Капица, - Контримавичус не раз говорил мне, что ваша лаборатория работает как немаленький научно-исследовательский институт. Мы с удовольствием окажем вам любое содействие, которое вам будет нужно. Ну, уж во всяком случае, вам не придётся таскать из Москвы в Магадан ту часть оборудования, которая имеется здесь на месте». С благословления Андрея Капицы мой друг представил меня председателю военно-промышленной комиссии, который благословил включение работы лаборатории во всесоюзную программу «Отчизна» и сказал: «Военно-промышленная комиссия должна уделять больше внимания исследованиям, связанным с человеческим фактором: психологическим, социологическим; которые могут давать результаты, имеющее такое же, а иногда и большее значение, чем техническое перевооружение…» Участие в этой программе, подразумевало сведение отчётности до большого отчёта Государственному Комитету по науке и технике и этапных отчётов, которые мы представляли в Институт биологических проблем севера (ИБПС) его директору В.Л. Контримавичусу. В этой программе ИБПС был для нас головным учреждением, а Контримавичус, получая наши отчёты, учитывал то обстоятельство, что мы были включены в программу "Отчизна" при условии, что мы не будем допущены к самым секретным её разделам.
Я думаю, что самое время сказать несколько слов о Советской власти. В одном из своих текстов я уже говорил, что вольно или невольно я оценивал управление страной по тому, какие условия создаются для исследовательской работы. Пока эти условия оставались хорошими, управление меня удовлетворяло. А такое отношение было взаимным с первых лет Советской власти. Недаром одним из первых её декретов был декрет «О создании ЦК БУ» (центральной комиссии по быту учёных). Я видел в этом решающее отличие Октябрьской революции от Великой Французской, где при казни Лавуазье в ответ на многочисленные просьбы о помиловании, председатель трибунала ответил: «Республике не нужны учёные». Сменилось ли время, когда стало ясно, что без науки нельзя выиграть неизбежную войну, или это отпечаток личности Ленина, стоявшего у истоков этой власти, но Советская власть всё время уделяла науке существенное внимание. Моя лаборатория получила широкие возможности благодаря Советской власти и существованию Советского Союза, программа «Отчизна» была всесоюзной программой, и с распадом Союза прекратились и исследования в рамках этой программы, и исчезли средства, поддерживавшие существование нашей лаборатории. Это была фантастическая ситуация, мы исследовали то, что собирались исследовать, проводили те работы, которые собирались проводить, направляли экспедиции в те точки, в которые собирались направлять без тени принуждения и безо всяких возражений. Хотя совсем недавно (в историческом масштабе) этими исследованиями занимался Дальстрой - подразделение МВД - и научно-исследовательский институт, где основной тематикой были цветные металлы, назывался ВНИИ-1, и работа в нём велась по типу описанных Солженицыным «шарашкек». Экспедиции в тех краях направлялись в качестве верховного руководителя Л.П. Берией. Нам повезло родиться позднее, и о тех временах мы узнавали только из материалов магаданского краевого музея, самым забавным лозунгом в котором был призыв «Превратим Сев-Восток-лаг в коллектив сплошного стахановского труда». Честно говоря, я благодарен людям, которые в полной сохранности сберегли такие лозунги и все газеты, выходившие в годы Дальстроя.
Поскольку наши исследования проводились в тесном контакте с ИБПС, первая поездка в Магадан в 1976 году произвела не меня впечатление, которое никогда больше не повторялось. Небольшой город с населением 110 тысяч человек, в котором доля своеобразных личностей была существенно выше, чем в центральных районах страны (профессионалу это было очевидно), играл существенную роль в управлении провинцией (в книге Куваева она была названа Территорией), дававшей заметную долю продукции цветной металлургии, а главное, была золотой кладовой страны. Впрочем, когда я впервые увидел сопку Киноварную, я знал, что это ртуть, а не золото, но ярко красная сопка среди ярко зелёной растительности производила сильное впечатление. И хотя я знаю, что ртуть полагается добывать, но от того, что эту сопку выработали до основания, до сих пор испытываю сожаление, уж очень была красива эта картина.
В городе я решил начать встречи с двух человек: директора института членкора АН СССР В. Л. Контримавичуса и главного врача магаданской психбольницы В.Ф. Калачёва (впоследствии мой аспирант, успешно защитивший диссертацию и безвременно скончавшийся от инфаркта как раз тогда, когда в первый раз в жизни решил отдохнуть на черноморском побережье Болгарии). В первую очередь я отправился к Витаутасу Леоновичу Контримавичусу, который, несмотря на свои литовские корни, родился в Москве и прожил в ней до своего отъезда в Магадан, поэтому ему было проще представить, какие различия между московской и северной популяцией целесообразно искать и его знания в этой области могли бы быть нам полезны. Мы обсуждали организационные формы совсместной работы, когда дверь без стука открылась, в неё всунулась довольно своеобразная физиономия человека, глаза оглядели кабинет и только после этого он сказал: «Ку-ка-ре-ку, Витаутас Леонович, я думал с вами сегодня пообщаться, но я вижу, что вы при деле, и попытаюсь зайти позднее, если выберу время». Это «ку-ка-ре-ку», манера осматривать помещение раньше, чем начинать говорить, и оставлять за собой право выбрать время встречи с директором, вызвало у меня совершенно конкретные психиатрические ассоциации. Но это была моя первая встреча с Контримавичусом, я воздержался от высказывания мнения и только спросил: «Чем занимается этот человек в вашем институте?» И услышал в ответ: «Это - директор одного из наших стационаров на Колыме». Контримавичуса явно ни что не удивило, и он не заметил моего удивления.
После совместного рассмотрения плана работы, Витаутас Леонович предложил мне, что хотя финансирование проекта как части программы «Отчизна» будет идти в нашу лабораторию непосредственно из Госплана, будет более спокойно, если без указания источника финансирования мы оформим взаимодействие с ИБПС как хозяйственный договор. «Тогда ни у кого не будет вызывать удивление предоставление вам наших помещений и нашего оборудования, и я буду ограждён от любых кляуз по этому поводу». Но мне оформление работы по типу хозяйственного договора тоже было полезно, дело в том, что у меня никогда не было никакой формы допуска, я сознательно не стремился её иметь, чтобы не затруднять своих контактов с иностранцами. У Контримавичуса форм было вполне достаточно, кроме того, он был членом бюро обкома и уже в Магадане получил 4 значимых ордена. И, соответственно, его виза «К печати» на любой из наших работ практически исключала любые дальнейшие проверки. Думая о тех временах, я восхищаюсь тем, как Контримавичус использовал своё положение.
Он был по специальности паразитологом, а этот материал, полученный при исследовании красной рыбы (кета, горбуша, чавыча, нерка, сима) не только позволял получать прежде никому не известные данные о паразитарных болезнях красной рыбы, но и разрабатывать методы уничтожения этих паразитов. Область, для которой рыбная отрасль была значима, была ему благодарна и готова его во всём поддержать, а он получил широкую известность в мировой паразитологии и опубликовать совместную с Контримавичусом работу и для канадца и для американца почиталось честью.
Он был человек широких интересов, и работать в регионе, который отделяет от Аляски только Берингов пролив и не попытаться разобраться в палеонтологических проблемах казалось ему нелепым, и он организовал Международный конгресс по Берингии проходивший с широким участием всех исследователей, работающих над проблемами возникновения и исчезновения берингова перешейка. Было показано, что Берингия погружалась под воду и вновь обнаруживалась как суша по крайней мере 6 раз, и каждый раз на Американский континент происходила миграция животных и людей. Исследования ДНК позволили обнаружить наиболее близких родственников северных американских индейцев в России. Первоначально предполагалось, естественно, что миграция людей началась из палеоазиатского региона. Однако исследования ДНК показали, что наиболее близкими родственниками индейцев оказались тувинцы. Может быть, они иммигрировали в Новый Свет под давлением тогда ещё агрессивных чукчей, которых называли «команчами севера».
Продолжение следует.