Ожидая отца, я продумывала, как мне начать разговор, но из нескольких начальных фраз мне не пригодилась ни одна. Отец начал разговор сам.
- Мой контракт кончается уже на днях, - сказал он. - Ты хочешь лететь в Россию со мной, или тебе более удобен какой-нибудь другой рейс?
- Отец, - сказала я, - я не хочу возвращаться в Россию. Та страна, которой стала Россия, мне не слишком нравится, и я не хочу расставаться с Бенцем. Я бы осталась в Индии.
Отец некоторое время молчал, что-то напряжённо обдумывая, и потом медленно проговорил:
- Если ты останешься в Индии, мне будет очень тебя не хватать. Хотя я сказал бы, что ты останешься в Индии ненадолго. Ты ведь помнишь, что я тебе говорил о межэтнических браках. Если тебе придётся расстаться с Бенцем, ты вернёшься в Россию?
- Если я вернусь в Россию, то ненадолго. Я помню другую Россию, и новая Россия вызовет у меня культурный шок. Но об этом рано говорить, пока я хочу остаться здесь.
- А если ты останешься здесь, чем ты займёшься?
- Я бы открыла маленькую гостиницу в Гоа, туда приезжает много туристов из России, и кафе с национальной индийской кухней. Может быть, там согласится работать твой повар. Если ты дашь мне деньги на приобретение домика для такой гостиницы, мне было бы там хорошо. Я постоянно общалась бы с людьми из России, они жили бы в моей гостинице, питались в моём кафе, и если бы они попросили меня, я бы показывала им окрестности и рериховские пейзажи.
- Такая работа требует делового таланта, которого ты начисто лишена, но денег я тебе дам. Ты ведь знаешь, я получаю здесь только часть зарплаты, остальное идёт на мой счёт в Женеве. Я с утра закажу деньги и вечером положу их в банк на твоё имя. А сегодня позвоню моим друзьям из нашей программы и узнаю, какая примерно сумма тебе потребуется.
- Может быть, завтра вечером я уже сама смогу тебе назвать сумму.
- Вечером я хочу уже получить деньги, а заказать их надо будет с утра. Если ты действительно узнаешь точную сумму, и она будет больше того, что я закажу в женевском банке, я добавлю деньги из тех, которые у меня есть здесь.
Маленький отель в Гоа.
Фото:
KiraЛёгкость, с которой отец принял мои условия, меня поразила. Я знала, что всё в нём противится моему решению, но выразилось это только в более медленной чем обычно речи. У меня на глаза навернулись слёзы от этой нерассуждающей преданности отца. Я обняла его, прижалась к нему.
- Прости меня, - сказала я, - но я не хочу в Россию. Если бы ты ехал в другую страну, я бы ещё подумала.
- Я приеду в Россию и посмотрю, какая она теперь. Я 10 лет работал в важной программе ООН и думаю, что смогу получить вид на жительство в любой стране, если решу, что это будет полезнее. В другую страну ты ко мне приедешь?
Я повторила слова Бенца, хотя отец не знал, чьи это слова:
- Я не вижу так далеко, я только хочу, чтобы ты понимал, что ты не теряешь меня, что я слишком тебя люблю, чтобы расстаться с тобой навсегда.
- Да, - сказал отец, - да, моя девочка, я это знаю, я только не знаю, когда для меня наступит навсегда.
- Постарайся не напрягаться, отец, - сказала ему я. - Напряжение для тебя сейчас опаснее всего. Давай договоримся - я приеду навестить тебя через неделю после того, как ты вернёшься в Россию, и уеду, когда буду убеждена, что ты не разочарован своей Родиной, или что ты принял решение жить в какой-нибудь другой стране.
И отец снова сказал:
- Да, моя девочка, я понимал, что ты забеспокоишься обо мне и не сможешь больше недели выносить неизвестность. Не всё можно сказать по телефону, и по телефону невозможно увидеть, как я выгляжу. Ты даже не сказала, что ты через неделю позвонишь, ты сказала, что ты через неделю приедешь.
Он снова долго молчал, а потом сказал:
- Тебе тяжело потому, что сердце твоё разрывается между мною и Бенцем. Плохо, что наши миры оказались несовместимыми. Но я верю тебе и верю в тебя. Ты найдёшь выход из этой несовместимости, и я знаю, что я всегда буду жить в твоей душе, где бы ты ни была. Но от этого разговора я устал, я полежу с полчаса, до обеда.
- Можно я посижу с тобой эти полчаса?
- Не нужно. Твоё присутствие лишит мои мысли трезвости. Скажи повару, чтобы подавал обед через полчаса.
Дели, уличный парикмахер.
Фото:
AnnaSavinova81 Он ушёл в спальню, а я позвонила Бенцу. Я сказала:
- Отец отпустил меня и даст мне денег на покупку дома. Но это не было победой, он не сопротивлялся.
- Да, - сказал Бенц, - он слишком любит тебя, он не может заставить тебя страдать. Но сам он будет испытывать страдания. Я постараюсь вернуться из Гоа завтра к 6 часам вечера, а ты пригласишь меня к обеду. Я хочу поглядеть на него, я хочу послушать его дыхание.
- Дыхание важнее всего? - спросила я.
- Индуист сказал бы тебе: «Да, потому что с воздухом, которым ты дышишь, смешана прана». А традиционный индийский врач сказал бы, что человек, который не проникся важностью праны, не может оградить своих близких от опасности, к которой ведёт её недостаток. Но я рассуждаю проще - дыхание - это единственное телесное проявление, которое даёт возможность судить о состоянии человека, не приближаясь к нему непосредственно. Я очень многое узнаю, просто слушая дыхание, хотя человек, дыхание которого я слышу, даже не предполагает, что я слушаю его дыхание.
- Да, - сказала я, - я хочу, чтобы ты пришёл, я очень беспокоюсь за отца.
- Будь очень внимательна к нему, будь с ним нежна. Скажи, что он никогда не потеряет места в твоей душе, и что ты постараешься даже физически видеться с ним часто. К сожалению, твоё беспокойство вполне обоснованно. Но не только ты причина этого беспокойства. 10 лет он жил объединенными нациями, а теперь ему нужно выбирать страну. Я повторю, это очень сложный период его жизни. Постараемся не допустить никакой угрозы, по крайней мере, пока он в Индии. И жди меня завтра к обеду.
Когда через полчаса отец вышел к столу, его лицо уже разгладилось, и я вспомнила выражение «мимика - зеркало души». Мы больше не говорили о предстоящей разлуке, он говорил, что его сотрудники очень сожалеют о его отъезде, и что такое же сожаление выразили в Женеве.
- «Нам очень трудно будет, - сказал мне руководитель женевского координационного центра, - найти вам равноценную замену, и в каждый ваш приезд я благодарил создателя за то, что вы согласились 5 лет работать в Индии».
- А почему бы тебе не остаться в программе, отец? Если не в Индии, то в Женеве.
- Я всё время работаю, - ответил он. - Я заработал себе не только высокую репутацию в кругах специалистов, но и высокий уровень материального благополучия. Я хочу чуть-чуть отдохнуть, иметь возможность свободно размышлять. Возможно, что я соглашусь выполнять функции консультанта здешнего представителя программы, пока мой преемник и руководство в Женеве будут считать, что это необходимо.
- А сейчас они так считают? - спросила я.
- Да, - ответил отец, - они уже просили меня об этом.
«Им можно гордиться, - подумала я, - а вместо этого я испытываю жалость к нему. Жалость, которая не может его унизить, потому что она пропитана всепоглощающей нежностью».
«Я всё ещё проезжала по улицам в Дели на автомобиле»
Фото:
ksii - Можно, я провожу тебя завтра до офиса? - спросила я его.
- Не нужно, девочка, - сказал отец, - ведь раньше ты не провожала меня. Я не хочу, чтобы ты думала, что сейчас я особенно нуждаюсь в заботе. Я очень долго был опорой для других, но сам никогда не нуждался в опоре. Я люблю тебя не потому, что смогу при необходимости на тебя опереться, хотя я знаю, что ты сделаешь всё для этого. Я просто тебя люблю. А что ты любишь меня, я тоже знаю, независимо от того, провожаешь ты меня или нет. Но мне приятно, что ты это предложила.
А дальше был обычный обед с обычными застольными разговорами. Правда, отец больше чем обычно погружался в воспоминания и старался рассказать мне то, что я, по его мнению, не знаю или не помню. А когда он лёг спать, я, сидя в гостиной, попыталась прислушиваться к его дыханию. Мне оно казалось обычным. Но я ничего не знала о пране и не могла судить, достаточно ли праны он вдыхает.
Продолжение следует.