Аида, Рим. Конспект, 3-4 акты
Продолжение конспекта по ходу КИ.
3 акт начинается хором совсем из-за сцены: жрецы поют из-за открытой двери на верхней галерее над залом за оркестром.
Вступление оркестровое к выходу Аиды - слышны отчетливо по группам три мелодические линии, каждая со своим ритмом. Нестроение в оркестре как вселенское смятение, буря стихий. И когда Аида запоет про del Nilo I cupi vortici - оркестр натурально завернул водоворот, огромную волну, совершенно сверхъестественную.
O patria mia, mai piu’, mai piu’… mai piu’, mai piu… - каждое mai звучит вздохом.
К сожалению, в арии самой у Ани стало слышно шумное дыхание, которого не было в 1 части. И верхушки не слишком красивые были ((.
Амонасро ни разу не утешающий - он пришел с конкретной целью, моральная поддержка дочери явно сюда не относится. Ei conduce gli Egizi… и на intendi? Тезье делает мощное крещендо.
Su, dunque! sorgete… - голос во время всего этого куплета не пытается подняться над оркестром, а максимально с ним срастается, тоже становится продолжением нерассуждающей оркестровой стихийности. Войска египтян, огонь, ярость, смерть - становятся таким образом тоже не людьми и последствиями их действий, а частью нерассуждающей стихии.
При этом Тезье не пытается давить агрессией и мощью, он просто фиксирует неизбежность - и этот эмоциональный шантаж очень действует. Аида пытается вынырнуть из этого заливающего её с головой потока, Анин голос как бы пытается выделиться из оркестра, голос словно кутается в тему, которую ведут виолончели на pieta! Padre… a costoro… schiava non sono…
Pensa che un popolo, vinto, sraziato, per te soltanto risorger puo… - не в утешение, а завершающий штрих, очень назидательно, такая констатация факта.
И на ответе Аиды O patria, patria quanto mi costi - оркестр словно обрушивается в пропасть, оставляет Аиду без поддержки - ее голос остается один, а скрипки истаивают.
Радамес выходит не очень торопливо, виновато - но ближе к Аиде ускоряет шаг.
В дуэте и первом обмене репликами вдруг очень отчетливо прозвучали темы долга и клятв:
Radames: Te sola, Aida, te deggio amar.
Gli Dei m’ascoltano, tu mia sarai.
Aida:
D’uno spergiuro non ti macchiar!
Prode t’amai, non t’amerei spergiuro.
В Odimi, Aida. тоже очень четко спета точка в конце: и весь номер звучит без экзальтации, уже не как радужные мечты в романсе в 1 акте, а почти безнадежное убеждение самого себя в том, что доблесть и победа смогут решить проблему.
Ну и дальше опять отчетливо проговоренное io vi difendo - это главное его дело.
На предложение Аиды бежать - Fuggire! - он отвечает не Потрясенно!, а как о чем-то вовсе невозможном.
Аида честно соблазняет своими estasi beate, и главный мотив - la terra scorderem.
Радамес размышляет в ответ: teco fuggir dovrei! И вот опять долг против долга - да еще как забыть ciel de’ nostri amori? (Хотя amori прозвучало чуть резковато, а верхняя нотка чуть смазанно)
Но зато КАКОЕ было Mortal giammai ne’ Dio arse d’amor al par del mio possente. И тоже - с точкой, тоже утверждением, а не экстатическим возгласом.
Fuggiamo! -протяженное А - для окончательного принятия решения. А дальше очень поспешно, лихорадочно.
(и все-таки сколько же внутренних рифм разбросано в либретто. Дуэт про fuggiamo da queste mura Радамес и Аида поют разными словами, сходятся только в строчках su noi gli astri brilleranno - и потом соединяются в стремлении insiem fuggiamo questa terra di dolor. И это единственное место в либретто, где они открытым текстом говорят друг другу t’amo в форме первого лица ед. числа)
Но именно это решение и есть для Радамеса точка слома психологического; её он осознает как точку предательства, и допевает этот дуэт с осознанием вины.
Поэтому следующие реплики звучат совершенно убито. Il sentier scelto dai nostril a piombar sul nemico… - отчужденно от того, что совсем недавно составляло суть его жизни, а не воодушевленно от мысли о побеге; а уж Le gole di Napata - совсем обреченно.
Финал с обнаружением Амонасро и пониманием всего ужаса - !!!! На либретто стоит огромный восклицательный знак на всю сцену.
Io son disonorato! - это констатация факта и принятие его
Но на втором заходе уже акцент на Per te tradii la patria!
Финальное Sacerdote, io resto a te. - так же решительно, без фермат, без экзальтации самопожертвования и восклицательных знаков.
(забавно, как мне постоянно хочется их вписать - по привычке слышать их у других Радамесов. А тут вот нет, как в либретто знаки препинания расставлены, так и спето)
И оркестр припечатывает случившееся сокрушительным обвалом, сходом лавины.
Радамес со сцены не уходит, стоит, опустив голову, у пюпитра, пока Амнерис страдает. То есть из действия он выключен, а из своего состояния - нет.
Амнерис страдает отлично, вся черная ревность и бездна отчаяния, помноженная на любовь и прекрасный голос Семенчук. А что было нестандартно, так это пауза внутри фразочки Pur V rivelo di Guerra l’alto segreto… - пауза на мысль, а не на захлестывающее чувство.
А после A morte, a morte!... - оркестр как бы разрешает её бурю чувств, но и отрезвляет, как ведром воды.
Radames qui venga - Радамес поднимает голову, медленно берет клавир и переходит за соседний пульт. Стоят они при этом по разные стороны от дирижера, то есть общаются не напрямую друг с другом, а на дистанции и через оркестр.
Дуэт волшебный, к его финалу оркестр снова становится нерассуждающей стихией, а голос Радамеса из-под него выпрастывается, сохраняя собственную волю, а не позволяя себя подчинить. Смерть для него не стихийна, а намеренна. L’ira umana piu’ non temo, temo sol la tua pieta’. - и принцесса с грохотом захлопнула крышку клавесина Йонас резко захлопнул клавир и ушел со сцены демонстративно строгим шагом.
Семенчук осталась страдать в одиночестве, и особенно E in poter di costoro io stessa lo gettai - великолепно отпела, с заслуженными овациями.
Рамфис призывает с верхнего яруса, стоит со жрецами. Амнерис остается внизу. Радамес на сцену не вышел: он молчит на суде, ему нечего сказать, клавир он уже захлопнул. Почему-то это судилище в отсутствие обвиняемого мне показалось очень сильным ходом, эмоционально более сильным, чем молчаливое присутствие Радамеса на сцене в спектакле. Потому что когда он есть, еще есть шанс, что вдруг да он что-то скажет в свою защиту? По крайней мере такая возможность у него есть. А тут и возможности нет, решение уже принято, окончательно зафиксировано, надежды никакой.
Литавры после каждого Discolpati! звучат вовсе не торжественно и раскатисто, а коротко и тихо: это голос судьбы, а не цирковая дробь перед смертельным номером.
После вынесения приговора Рамфис спустился к Амнерис, позволил говорить с собой на одном уровне. Но когда Амнерис обращается уже к одному ему, говоря про свою любовь и угрожая проклятием - ее накрывает оркестром почти как теми самыми Нильскими волнами, это опять нечеловеческая сила, а не разумные рассуждения.
Финальное в этом диалоге Anatema su voi! - это не отчаянный выкрик, а настоящий призыв, колдовство (как Изабелла вызывала Карлу Квинту).
И шквальные овации с криками Каттерина!!!
Радамес продолжает стоическую линию: Ecco la tomba mia - отчетливо, раздельно, без ложной элегичности. И во фразе Del di’ la luce piu non vedro’ спел осознанную точку, а не многоточие (на этот раз вопреки знакам в либретто, но не нарушая собственного характера).
Ciel! Aida! = ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ???
Включается отчаяние: кроме собственной судьбы вдруг появился еще другой, за которого приходится отвечать. Попытки защитить не привели ни к чему, все равно приходится ей умирать si pura e bella, да еще per me d’amore…
Io t’uccida per averti amata! - еще одно подчеркнутое слияние тем любви и долга/ защиты/ ответственности.
Аида начинает петь про ангела смерти и радости небесных кущ - тоже не элегически, non legato, остренькими точечками.
Il nostro inno di morte - в оркестре внезапная вспышка темперамента, на фоне которой Радамес не может сдвинуть камень.
Финальное O terra, addio; addio, valle di pianti - поют как собственный ритуал перехода в иное состояние. Volano al raggio dell’eterno di’. - на raggio такое волшебное диминуэндо у обоих!!!
Амнерис со своим Pace! растворяется в финальных скрипках, и их мелодика истаивает внутрь самой себя, закольцовываясь с начальными из интродукции. Это опять надмирная нежность, которая утишила все бури и страсти и сделала всем хэппи-энд.
3 акт начинается хором совсем из-за сцены: жрецы поют из-за открытой двери на верхней галерее над залом за оркестром.
Вступление оркестровое к выходу Аиды - слышны отчетливо по группам три мелодические линии, каждая со своим ритмом. Нестроение в оркестре как вселенское смятение, буря стихий. И когда Аида запоет про del Nilo I cupi vortici - оркестр натурально завернул водоворот, огромную волну, совершенно сверхъестественную.
O patria mia, mai piu’, mai piu’… mai piu’, mai piu… - каждое mai звучит вздохом.
К сожалению, в арии самой у Ани стало слышно шумное дыхание, которого не было в 1 части. И верхушки не слишком красивые были ((.
Амонасро ни разу не утешающий - он пришел с конкретной целью, моральная поддержка дочери явно сюда не относится. Ei conduce gli Egizi… и на intendi? Тезье делает мощное крещендо.
Su, dunque! sorgete… - голос во время всего этого куплета не пытается подняться над оркестром, а максимально с ним срастается, тоже становится продолжением нерассуждающей оркестровой стихийности. Войска египтян, огонь, ярость, смерть - становятся таким образом тоже не людьми и последствиями их действий, а частью нерассуждающей стихии.
При этом Тезье не пытается давить агрессией и мощью, он просто фиксирует неизбежность - и этот эмоциональный шантаж очень действует. Аида пытается вынырнуть из этого заливающего её с головой потока, Анин голос как бы пытается выделиться из оркестра, голос словно кутается в тему, которую ведут виолончели на pieta! Padre… a costoro… schiava non sono…
Pensa che un popolo, vinto, sraziato, per te soltanto risorger puo… - не в утешение, а завершающий штрих, очень назидательно, такая констатация факта.
И на ответе Аиды O patria, patria quanto mi costi - оркестр словно обрушивается в пропасть, оставляет Аиду без поддержки - ее голос остается один, а скрипки истаивают.
Радамес выходит не очень торопливо, виновато - но ближе к Аиде ускоряет шаг.
В дуэте и первом обмене репликами вдруг очень отчетливо прозвучали темы долга и клятв:
Radames: Te sola, Aida, te deggio amar.
Gli Dei m’ascoltano, tu mia sarai.
Aida:
D’uno spergiuro non ti macchiar!
Prode t’amai, non t’amerei spergiuro.
В Odimi, Aida. тоже очень четко спета точка в конце: и весь номер звучит без экзальтации, уже не как радужные мечты в романсе в 1 акте, а почти безнадежное убеждение самого себя в том, что доблесть и победа смогут решить проблему.
Ну и дальше опять отчетливо проговоренное io vi difendo - это главное его дело.
На предложение Аиды бежать - Fuggire! - он отвечает не Потрясенно!, а как о чем-то вовсе невозможном.
Аида честно соблазняет своими estasi beate, и главный мотив - la terra scorderem.
Радамес размышляет в ответ: teco fuggir dovrei! И вот опять долг против долга - да еще как забыть ciel de’ nostri amori? (Хотя amori прозвучало чуть резковато, а верхняя нотка чуть смазанно)
Но зато КАКОЕ было Mortal giammai ne’ Dio arse d’amor al par del mio possente. И тоже - с точкой, тоже утверждением, а не экстатическим возгласом.
Fuggiamo! -протяженное А - для окончательного принятия решения. А дальше очень поспешно, лихорадочно.
(и все-таки сколько же внутренних рифм разбросано в либретто. Дуэт про fuggiamo da queste mura Радамес и Аида поют разными словами, сходятся только в строчках su noi gli astri brilleranno - и потом соединяются в стремлении insiem fuggiamo questa terra di dolor. И это единственное место в либретто, где они открытым текстом говорят друг другу t’amo в форме первого лица ед. числа)
Но именно это решение и есть для Радамеса точка слома психологического; её он осознает как точку предательства, и допевает этот дуэт с осознанием вины.
Поэтому следующие реплики звучат совершенно убито. Il sentier scelto dai nostril a piombar sul nemico… - отчужденно от того, что совсем недавно составляло суть его жизни, а не воодушевленно от мысли о побеге; а уж Le gole di Napata - совсем обреченно.
Финал с обнаружением Амонасро и пониманием всего ужаса - !!!! На либретто стоит огромный восклицательный знак на всю сцену.
Io son disonorato! - это констатация факта и принятие его
Но на втором заходе уже акцент на Per te tradii la patria!
Финальное Sacerdote, io resto a te. - так же решительно, без фермат, без экзальтации самопожертвования и восклицательных знаков.
(забавно, как мне постоянно хочется их вписать - по привычке слышать их у других Радамесов. А тут вот нет, как в либретто знаки препинания расставлены, так и спето)
И оркестр припечатывает случившееся сокрушительным обвалом, сходом лавины.
Радамес со сцены не уходит, стоит, опустив голову, у пюпитра, пока Амнерис страдает. То есть из действия он выключен, а из своего состояния - нет.
Амнерис страдает отлично, вся черная ревность и бездна отчаяния, помноженная на любовь и прекрасный голос Семенчук. А что было нестандартно, так это пауза внутри фразочки Pur V rivelo di Guerra l’alto segreto… - пауза на мысль, а не на захлестывающее чувство.
А после A morte, a morte!... - оркестр как бы разрешает её бурю чувств, но и отрезвляет, как ведром воды.
Radames qui venga - Радамес поднимает голову, медленно берет клавир и переходит за соседний пульт. Стоят они при этом по разные стороны от дирижера, то есть общаются не напрямую друг с другом, а на дистанции и через оркестр.
Дуэт волшебный, к его финалу оркестр снова становится нерассуждающей стихией, а голос Радамеса из-под него выпрастывается, сохраняя собственную волю, а не позволяя себя подчинить. Смерть для него не стихийна, а намеренна. L’ira umana piu’ non temo, temo sol la tua pieta’. - и принцесса с грохотом захлопнула крышку клавесина Йонас резко захлопнул клавир и ушел со сцены демонстративно строгим шагом.
Семенчук осталась страдать в одиночестве, и особенно E in poter di costoro io stessa lo gettai - великолепно отпела, с заслуженными овациями.
Рамфис призывает с верхнего яруса, стоит со жрецами. Амнерис остается внизу. Радамес на сцену не вышел: он молчит на суде, ему нечего сказать, клавир он уже захлопнул. Почему-то это судилище в отсутствие обвиняемого мне показалось очень сильным ходом, эмоционально более сильным, чем молчаливое присутствие Радамеса на сцене в спектакле. Потому что когда он есть, еще есть шанс, что вдруг да он что-то скажет в свою защиту? По крайней мере такая возможность у него есть. А тут и возможности нет, решение уже принято, окончательно зафиксировано, надежды никакой.
Литавры после каждого Discolpati! звучат вовсе не торжественно и раскатисто, а коротко и тихо: это голос судьбы, а не цирковая дробь перед смертельным номером.
После вынесения приговора Рамфис спустился к Амнерис, позволил говорить с собой на одном уровне. Но когда Амнерис обращается уже к одному ему, говоря про свою любовь и угрожая проклятием - ее накрывает оркестром почти как теми самыми Нильскими волнами, это опять нечеловеческая сила, а не разумные рассуждения.
Финальное в этом диалоге Anatema su voi! - это не отчаянный выкрик, а настоящий призыв, колдовство (как Изабелла вызывала Карлу Квинту).
И шквальные овации с криками Каттерина!!!
Радамес продолжает стоическую линию: Ecco la tomba mia - отчетливо, раздельно, без ложной элегичности. И во фразе Del di’ la luce piu non vedro’ спел осознанную точку, а не многоточие (на этот раз вопреки знакам в либретто, но не нарушая собственного характера).
Ciel! Aida! = ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ???
Включается отчаяние: кроме собственной судьбы вдруг появился еще другой, за которого приходится отвечать. Попытки защитить не привели ни к чему, все равно приходится ей умирать si pura e bella, да еще per me d’amore…
Io t’uccida per averti amata! - еще одно подчеркнутое слияние тем любви и долга/ защиты/ ответственности.
Аида начинает петь про ангела смерти и радости небесных кущ - тоже не элегически, non legato, остренькими точечками.
Il nostro inno di morte - в оркестре внезапная вспышка темперамента, на фоне которой Радамес не может сдвинуть камень.
Финальное O terra, addio; addio, valle di pianti - поют как собственный ритуал перехода в иное состояние. Volano al raggio dell’eterno di’. - на raggio такое волшебное диминуэндо у обоих!!!
Амнерис со своим Pace! растворяется в финальных скрипках, и их мелодика истаивает внутрь самой себя, закольцовываясь с начальными из интродукции. Это опять надмирная нежность, которая утишила все бури и страсти и сделала всем хэппи-энд.