Оригинал взят у
rbvekpros в
Дело о самоубийстве Бориса КолышкинаОригинал взят у
ljwanderer в
Дело о самоубийстве Бориса Колышкина Ученик Астраханской гимназии В.Плотников
Все так похоже на сегодняшний день…
Читая статью Т.И.Пашковой в журнале “Нестор” Дело о самоубийстве Бориса Колышкина (март-апрель1905 г.)
Рано утром 10 марта 1905 г. в дешевом номере одной из гостиниц города Выборга раздался револьверный выстрел. Он оборвал жизнь 15-летнего ученика V класса Второй Санкт-Петербургской гимназии Бориса Колышкина. 12 марта на Преображенском кладбище состоялись многолюдные похороны погибшего гимназиста, о чем на следующий день в разделе «Хроника» сообщила читателям газета «Русь».1 14 марта в той же газете появилась большая статья за подписью Н. Симбирского, в которой покойный Боря Колышкин был назван жертвой школьного режима
Гимназисты с учителем Закона Божьего
Жертвой покойный был назван не напрасно, потому что перед смертью он оставил записку:
«дрожащим детским почерком на какой-то странной бумажке, видимо финляндского происхождения: одна сторона синяя с узорами, другая белая».
В записке говорилось следующее:
«Прошу никого не винить из-за моей преждевременной смерти. Я делаю последний шаг из-за некоторых преподавателей Спб. 2-й гимназии. Известите моих дорогих родителей о моей смерти. Посылаю им последнее прости. В гор. Петербург, на Пушкинскую ул. д. 10. кв. 102. Колышкин»
Сотрудник газеты «Русь» Н. Симбирский в статье «Юношеская трагедия» привел материалы интервью, взятого у старшего брата Бориса Колышкина, и опубликовал письмо одного из гимназических товарищей покойного, чье имя осталось читателям неизвестным. Николай Колышкин сообщил, что их семья, в которой было трое детей, относилась к числу «малосостоятельных». Отец с утра до ночи работал, имея одну цель - вывести детей в люди, дав им образование. По словам брата, Борис «был добрый, мягкий и способный мальчик. Много читал, никогда не отлучался из дому, все свои маленькие сбережения тратил на книги».
Гимназист В.Маяковский
Родные не замечали в нем никаких «ненормальностей», «занимался он усердно, но за последнее время у него пошли какие-то нелады в гимназии». Мать стал часто вызывать к себе инспектор, причем говорил с ней «оскорбительно грубо», в присутствии сторожей делал выговоры за сына. Госпожа Колышкина сильно переживала по этому поводу, говоря Борису, что у нее слабое сердце и ей вредно выносить подобные оскорбления. После таких вызовов в гимназию мальчик «сильно скучал, отказывался от еды, избегал людей». Всреду, 9 марта, на квартиру Колышкиных пришел школьный сторож, чтобы сообщить, что господин инспектор опять вызывал мать к 7 часам вечера, а Борис сидит наказанный в карцере. В 5 часов ученик явился домой; узнав о случившемся, он «изменился в лице, молча ушел в свою комнату и стал готовить уроки».
Через некоторое время мальчик попросил у матери 10 копеек на карту для черчения и вышел из дома. Живым его родные больше не увидели. Старший брат, почуяв неладное, хватился 15 рублей, которые он «только получил за уроки» (видимо, заработал репетиторством) и которые Борис впервые взял тайком перед уходом. Вместе с вернувшейся из гимназии в слезах матерью Николай бросился в полицию, дал телеграммы на Николаевский и Финляндский вокзалы с подробным описание примет беглеца, но все было тщетно. Ночью родные вспомнили, что буквально несколько дней назад в Выборге произошла трагедия с их знакомым, учащимся Петровского коммерческого училища Владимиром Овечкиным (о его самоубийстве 9 марта рассказала газета «Новое время»). Эта история обсуждалась в семье Колышкиных, и в ходе разговоров Борис узнал, что именно в Выборге «можно, во-первых, купить револьвер без особого разрешения, а, во-вторых, остановиться в гостинице без особого вида на жительство». Утром первым поездом родственники выехали из Петербурга, но опоздали: мальчик застрелился за полчаса до их приезда.
Гимназист Николай Муравьев
Царское Село - 1904 г.
Гимназический товарищ Бориса, передавший свое письмо в редакцию газеты, также характеризовал его как человека «с тихим и спокойным характером». Колышкин был любим не только в семье, но и в классе.
Конечно, в школе он «был более подвижен, чем дома, иногда шалил; но все его шалости носили совершенно невинный, детский характер». Однако, по мнению автора письма, педагоги относились к Колышкину предвзято, а инспектор «старался всегда выставить его каким-то “чудовищем”». Вразговорах с матерью (о чем было известно одноклассникам) он называл Бориса «нахалом» и «негодяем», заявлял, что у него «безстыжая морда», что над ним, как Дамоклов меч, висит исключение из гимназии. Все придирки и угрозы Колышкин переносил спокойно, поскольку «отличался твердостью характера», но «в последнее время стал проявлять некоторое беспокойство по этому поводу.
Было начато расследование, которое должно было установить причины, приведшие к самоубийству. Для этого была назначена специальная комиссия, которая провела тщательный опрос персонала гимназии, гимназисты и их родители, а также изучение документации, ведущейся в гимназии .
Московский гимназист Ю.Пименов.1915 г.
В результате расследования. Несмотря на явную причастность отдельных преподавателей в пристрастном отношении к ученику, комиссия вынесла вердикт о невозможности выяснения причин самоубийства.
Однако, в ходе расследования комиссией все же был брошен упрек администрации гимназии (прежде всего, инспектору) в несоответствии наказаний, практикуемых в школе, тяжести вины воспитанников.
Интересны записи в кондуитном журнале, рассказывающие о системе наказаний и характере нарушений, которые приводятся в статье.
Записи V класса за 1904/05 учебный год :
за разговоры во время богослужения детей оставляли после уроков на два часа;
за потерю тетради с недельными сведениями - на час;
за пение в клозете во время уроков или курение - от одного до пяти часов;
за смех на уроке и отказ писать классную работу из-за головной боли гимназист получал выговор и приходил в школу для написания работы в воскресенье;
за то, что на перемене по неосторожности сбил с ног товарища - стоял все перемены у стены в течение недели;
за пение в классе до прихода преподавателя должен был сидеть в школе в воскресенье четыре часа и т. д.
Наконец, преподаватели гимназии, по мнению комиссии, злоупотребляли своим правом сажать учеников в карцер.
Гимназисты Ташкента
Тем не менее, даже такие выводы гимназию не устроили, и она перешла в наступление.
Была направлена жалоба попечителю о том, что “комиссия, «не стесняясь, относилась к некоторым преподавателям прямо как к лицам, виновным в преждевременной смерти ребенка, опрашивала их с нескрываемым оскорбительным недоверием»
Гимназический коллектив обвинял комиссию в том, что она не пригласила для расследования этого дела врачей и не взяла в рассмотрение психическую составляющую. Всю ответственность за случившееся гимназия, по сути, возложила на самого ученика и его родственников, намекая на их психическую неуравновешенность.
Николаевская гимназия
Изучив материалы дела, автор статьи пришла к выводам:
Ученик V класса Второй Санкт-Петербургской гимназии Борис Колышкин, как, наверное, любой 15-летний подросток, конечно, не был ангелом. Но он не был и «отпетым», неисправимым хулиганом и двоечником. Вполне обычный, средний ученик со своими достоинствами и недостатками. В жизни Бориса не было ни игр в политику, которыми в это неспокойное время увлекались многие его сверстники, ни любовных приключений, которые могли бы привести к трагической развязке. Весь его небольшой мирок состоял из дома и гимназии, включая в себя родных, школьных товарищей и учителей.
Педагоги и воспитатели Второй гимназии тоже не были какими-то особыми мучителями и садистами. Обычные чиновники в мундирах Санкт-Петербургского учебного округа, не хуже и не лучше других. В целом школа, в которой учился Колышкин, и по составу служащих, и по заведенным в ней порядкам представляла собой типичное казенное учебное заведение начала XX в.
Не случайно педсовет, встретив в штыки выводы комиссии, предлагал ей «для беспристрастности» проанализировать ситуацию в других гимназиях города. Здесь учителя как раз были правы и знали, что говорили, хотя это и не снимало с них ответственности за случившееся с их учеником.
Может быть, в этой типичности как раз и заключался весь трагизм произошедшей истории. В принципе, она могла случиться с любым молодым человеком в любой казенной мужской школе столицы.
Елатомские гимназисты с учителями и наставниками.
Трагическая судьба Колышкина, хотя и была вызвана стечением нескольких неблагоприятных обстоятельств, как луч прожектора, высветила все неблагополучие тогдашней гимназической системы.
Во-первых, бездушная и неповоротливая, не поспевавшая за потребностями общества школьная машина с ее жестокой и неадекватной системой наказаний, прежде всего, калечила слишком впечатлительных и эмоциональных воспитанников, среди которых, очевидно, и оказался Борис.
Во-вторых, имевшие место жесткость и грубость учителей и воспитателей по отношению к детям порождались безнаказанностью. Казенная гимназия представляла собой своеобразное «государство в государстве», ревниво охранявшее свой внутренний уклад от каких бы то ни было влияний извне. Поэтому вмешательство посторонних сил, спровоцированное смертью гимназиста, огласка, критика, пусть даже весьма умеренная, повергли ее в шоковое состояние.
Однако, при всем при том, даже такое чрезвычайное происшествие не повлекло за собой серьезных последствий. Мальчика не стало, а виноватых не нашлось. Судя по личным делам, никто из причастных к трагедии учителей не понес никакого наказания, по крайней мере, на их карьере этот эпизод никак не отразился.
Гимназисты С.М.Соловьёв, А.А.Бенкендорф и В.А.Венкстерн
Источник:
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ФИЛИАЛ ИНСТИТУТА ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ И ТЕХНИКИ ИМ. С. И. ВАВИЛОВА
НЕСТОР № 13. Ежеквартальный журнал истории и культуры России и Восточной Европы. 2009 г.