Translit. Роман-петля. Евгений Клюев.
Как же долго я мучил этот текст. Недели три. А текст все это время мучил меня.
“Давай друг-друга мучить, уродовать, калечить… чтобы запомнить лучше, чтобы расстаться легче”. (с)
Все, буквально все обстоятельства благоприятствовали нашей встрече, а вот поди ж ты.
Во-первых, конечно, богоравный Клюев, который еще ни разу меня не разочаровал с тех далеких уже пор, когда кто-то вложил в мои жадные до печатной продукции ручонки первое издание его первой книжки “Между двух стульев”, в бумажной обложке и на желтой бумаге.
Вот это вот:
Так выглядят книги, изданные на средства автора. Впрочем, следующая “Книга теней” вышла в прекрасном издательстве “Приор” примерно в том же виде.
Разве сравнишь с нынешними полиграфическими шедеврами.
Уже тогда мне стоило хотя бы задуматься над названием первого романа. Эта тема “между…” с самого начала, видимо, громоздилась в голове у автора и дожидалась случая, чтобы вытеснить все остальные.
Текст “Translit” - это мономаниакальное полнейшее исследование этой темы. Впрочем, обо всем по порядку.
Вторая причина, по которой Translit и я были созданы друг для друга, как хлеб и Рама, заключается в том, что я, так же как и Евгений Клюев, принадлежу к той сравнительно небольшой группе людей на планете Земля, которая угодила под извержение исландского вулкана Эйяфьядлайёкюдль, находясь в дороге, на пути из точки А в точку Б. У Клюева точка А была в Москве, а точка Б в Копенгагене, где он теперь живет. У меня точка А - в Женеве, а точка Б - в Москве, где я в то время уже не жил. То есть мы с автором в одно и то же время двигались более или менее навстречу друг другу. Я на всю жизнь запомнил это странное ощущение безвременья и безмирья, которое испытал тогда. Если бы я, как мои благоразумные спутники, остался бы в Женеве и дожидался восстановления авиасообщения в Европе, эти ощущения не выходили бы за рамки обычного зависания в аэропортах во время надолго отложенных рейсов. Но я, как и Клюев, предпочел вместо того, чтобы сидеть на месте, пробиваться к цели наземным транспортом, который, на первый взгляд, надежнее воздушного, но в условиях наступившего хаоса и отсутствия билетов на гарантированный проезд обеспечил полноту ощущений выпадения из привычного мира и блуждания по соседним мирам, в которые ты попасть не должен был по написанному в Книге Судеб.
В-третьих, ровно в то время, в 2010 году я жил по двум параллельным сценариям, в двух разных странах и никак не мог решить, куда же мне прислониться.
В-четвертых, примерно в это время моя мама начала плавно отчаливать в страну забвения, поэтому про мою двойную жизнь я ей решил не говорить, поэтому в разговорах с мамой по телефону приходилось поддерживать версию для нее, хотя она, конечно, начала уже догадываться, что неспроста я живу “на два дома” (между двух стульев).
Есть еще и в-пятых и в-шестых, но ведь это не рассказ о моей жизни вообще, а отчет о моей жизни с романом Евгения Клюева “Translit”. Так получилось, что большУю часть книги я прочитал на пароме, которым пользуюсь несколько раз в неделю, и это в-седьмых, поскольку в романе автор с одной из версий его лирического героя тоже плывет на пароме. Заехал на машине на паром, заглушил двигатель, тебя со всех сторон окружили другие машины, так что не открыть дверцу, достаешь айпадик с романом (куплен законно в Литресе, если что), и на следующие 20-25 минут остаешься наедине с текстом. Вы будете смеяться, но в этом паромном режиме оказалось только и мог я одолеть этот текст. Ну, или он меня.
Кроме личных проблем соответствия, есть еще и объективные странности этого текста. В первую очередь - его насыщенность немецким и датским языком. Что ни говори, а мировой эфир все же забит по большей части английским, и знание английского, которое позволяет не заглядывать в ссылки, когда встречаешь англоязычные слова и выражения в художественном тексте, порождает уверенность в себе в статистическом большинстве случаев. Поэтому, когда берешь в руки текст, насыщенный этими иноязычными вкраплениями на немецком и на датском, но при этом никаких ссылок-то нет, очень скоро начинаешь догадываться, что это неспроста. Это веселое нахальство автора, который тем самым как-бы дает понять, что в этом случае ты не включен в клан избранных, которые могут насладиться потоком текста с включениями без судорог обращения к справочникам и словарям. Но это только первый этаж литературного приема. У Клюева одноэтажных не бывает.
Красной лингвистической нитью через текст проходит сквозное исследование роли иноязычных включений и их трансформации при переводе. В данном случае исследование выполнено на датско-русском языковом материале и пытается решить неразрешимую загадку - откуда в русском переводе Евгения Шварца сказки Андерсона (датского сказочника, если кто забыл) взялось знакомое все с детства “снип-снап-снурре п(б)урре-вазелюрре”. Сообщению о том, что в оригинале ничего этого нет, а есть напротив две строчки из псалма, которые опять же автор высокомерно не затрудняется перевести для нас, его бедных читателей, ужене удивляешься. Что удивительно, так это лингвистическое упорство на грани упрямства, с которым автор все-же пытается найти в датском и немецком языках корни этой формулы. И находит таки, но это уже совсем другая история.
Еще один формальный прием, который намеренно создает трудности для читателя - момент остановки, нарушение инерции ожидания - это включение в текст романа фрагментов иных, нехудожественных текстов в качестве заставок. Тексты эти все зело мудреные и, видимо, представляют собой круг чтения Клюева-исследователя, потому что трудно себе представить, что такое можно читать для собственного удовольствия. К концу романа эти вставки начали меня уже подбешивать и парочку последних я просто пропустил.
Когда текст закончился, я был рад, что добрался до конца, не бросив, но не пожалел ни разу времени, потраченного на жизнь с этим текстом. Трудно назвать его романом, хотя некоторые персонажи выписаны очень выпукло, по романному, тетя Лида особенно. Но они скорее из свиты, которая играет короля, а король здесь, собственно никак не может понять, король он или валет, и в какой колоде ему место. Это очень неприятное, но безжалостно точное наблюдение из нашей жизни. НУ, из моей, как минимум. Если вы серьезно относитесь к своей, то может и вам стоит попробовать засунуть голову в этот роман-петлю. Не бойтесь, она сама не затянется, хотя с петлей на шее в голову, которую эта шея отделяет от туловища, приходят мысли самые разные.