Мифы Беглых №1 Пасха
Друзья! Я очухался - кажется;)). Надеюсь, что мне это не почудилось;)). Произошло это в силу некоторых таинственных причин, о которых я вам ничего не расскажу, чтобы вы никому не разболтали. И в связи с этим:
Внимание!
*
За тех, кто когда-то был сентиментален
и верил всему до рубля -
им богом был Сталин, Европою - Таллин,
и пухом - сырая земля;
за тех, кого я никогда не увижу,
поскольку не буду в раю, -
браток, довези сироту до Парижу,
а я тебе песню спою.
/Юрий Рудис/
*
Покупайте папиросы!
Подходи, пехота и матросы!
Братцы, денег не жалейте,
Сироту меня согрейте -
Поглядите, ноги мои босы!
/Из песни беглых/
Сегодня и ежедневно. Без выходных. Бесплатно. Но с утра - стакан водки на вашей совести. Читайте - видеоряда нет - а, если что померещится, можете и посмотреть, но вряд ли. Но если. Тогда мне расскажете.
Льготы:
Инвалиды и просто участники войн за светлое будущее, психопаты, сторонники сексуальной свободы, антисемиты, сионисты, патриоты, демократы, религиозные фундаменталисты, ультраортодоксы, воинствующие атеисты, левые, правые и центристы - проходят без очереди по предъявлению соответствующих документальных данных. Фашисты и коммунисты - в случае подтвержденной финансовыми органами уплаты партийных взносов за истекшие 6 (шесть) месяцев - располагаются в изолированных ложах с повышенным уровнем безопасности.
Сериал века (XXI-го, если я со счёту не сбился). Каждое утро, день или вечер, а в некоторых случаях ночью - от 10-ти до 15-ти тыс. знаков в Журнале Беглого.
МИФЫ БЕГЛЫХ
Под номерами. Просьба читать сверху вниз, слева направо, сначала, а конца пока - тьфу, не сглазить - не предвидится, и обязательно по порядку, начиная с первого номера. Поехали.
Миф №1. Пасха беглых.
*
Я точно уже не помню, но где-то тысячи полторы лет тому назад до нашей общей эры меня мусора таки накрыли. Ну, что? Обижаться что ли? Не попадайся! У нас ведь такие порядки были всегда - от сотворения мира. И я работал на обжиге кирпича, тут неподалёку, через Суэцкий канал - только его тогда ещё не прорыли. И у меня бригада подобралася - все там были наши ребята, беглые евреи. Работа, врать не стану, вполне нормальная. Если не наглеть, в конце смены даже давали хлеба - грамм, примерно, 300, хотя точного завеса не было, и с отрубями, конечно, но это ещё хорошо, что не с опилками. Мне как бригадиру в обед насыпали лишнюю чашку варёной полбы. Но - сукины ж дети. Без масла. А воды - хоть утопись. Нормы даже не было, подходи к чану и пей. В сильную жару вода, конечно, протухала, но никто тогда на Боржоми из холодильника губы и не раскатывал. Живые - и слава Богу. Это были крутые времена. Ещё ж не было никакого ООНа, и плакать ходить было совсем некуда. Хотя, если по правде, оттуда и сейчас-то не чересчур нам обламывается, а тогда - всего я не скажу, но… натуральная живодёрня. Вы меня поймёте.
Но у меня случились большие неприятности. Заявляется без предупреждения начальник участка, как сейчас помню, звали парня Сен-Амон-Херихор - он был по совместительству председателем там какого-то жреческого комитета что ли, в общем, духовное начальство от него кормилось, а с этими гадами связываться я вам и по сию пору не рекомендую.
- Ты гонишь брак, - наезжает паскуда. - Я тебя сгною. И пойдёшь, вообще, на каменоломни. Разожралися, жидовня проклятая, одной только полбы мешок на вас уходит в день.
Да, кого пугать? Это всё знакомые разговоры, и мне не в первый раз. Но теряю бдительность и сдуру наступаю ему на любимый мозоль.
- Ты смотри, начальник, какая глина. Не, не - ты ладонью-то разомни. Это что? Если дойдёт до больших людей, это нам с тобой как бы не пополам придётся кушать. С такой глины - какой кирпич? Это сортиры только штукатурить, а не порядочным людям парадные виллы класть. И ты с меня не сымай, чего не причитается. Под кирпич - ты на каком болоте такого сырья накопал? Отвези эту глину своим детишкам, заместо пластилину.
Говорила ж мне родная мама: «Языком трепи поменьше». И меня тут же на каменной лавке разложили. Был тогда у них на вооружении такой типа кнут, а назывался - бич. В речке зверь там водился, как-то назывался он - вроде бегемота. Короче, это только в Африке. У нас-то на Москва-реке, а уж в Иордане тем более, ему будет мелковато. Он слона не намного поменьше. Вот, с него сыромятную кожу выделывали на три грани. И насаживали медные шипы. Короче, пару раз меня перетянул ихний специалист, а у них мастера ж были ещё те, и я испёкся.
А прочухался - воду кто-то льёт. Вода холодная. Наши меня оттащили под навес. И отливают. Спина вспухла, как чистая бабушкина перина пуховая. Где-то они масла надыбали, смазали мне спину:
- Лежи пока, браток, на животе. Тут один мужик с тобой хочет потолковать.
И я гляжу - мужик солидный, уже немолодой, с виду еврей, и такой - шибко серьёзный.
- Беглый, здорово.
- Здорово, Беглый. Что-то я не припомню тебя. А с этой бани-то, египетской, и последнюю память отшибёт. Закурить не угостишь?
- Я не беглый. Зови меня Моше просто. А закурить, ты чего? Откуда здесь сейчас табак? Это уж много позднее станут они папиросы набивать. Ты помнишь?
- А! Папиросы были знатные. Но их ждать-то.
- Погоди. Может, ещё дождёмся, а пока, Беглый, тебе не надоело здесь париться?
- Вопросы задаёшь. Так вот и убьют, прям до смерти когда-нибудь.
И он мне вдруг говорит:
- Линять отсюда надо. Откуда пришли, туда и уйдём. Потому что, если на Юг - глухая тайга, и даже, говорят, там людоеды водятся, а на Запад - пустыня.
- Да ты до Ханаана что ли податься хочешь? Не получится. У них на перешейке всегда сильная застава стоит - там не пробьешься.
- А мы и не пойдём через перешеек. Мы через море уйдём.
- На чём же мы людей-то переправим, стариков, детей, баб? А нагонят, тогда, не обижайся, сам знаешь.
И вот, этот мужик поближе подошел и глядит мне прямо в глаза.
- Беглый, не бздемо. Только я, звиняй, сейчас, как это дело у меня выйдет, тебе сказать не могу. Переправим. Мы пешком пройдём там. И выйдем прямо на Синай.
И я гляжу, ребята, он на сумасшедшего совсем не похож. Как-то верится ему.
- Ты пока оклемайся. Потому что торопливость, она ж хороша только при ловле блох. И потом набери мне пацанов, человек полтораста - только смотри, нужны очень боевые, здоровые, ещё не сильно на работе ломанные.
- Найдём таких, - говорю. - Пешком по воде, а больше и не остаётся ничего. Я люблю отчаянных ребят.
И мужик этот ушёл. А я у своих спрашиваю:
- Это кто?
- Ну, он же сказал, звать Моше. Человек в очень большом авторитете. Фараон его даже уважает. Уважает, но не любит - врубаешься?
Чего тут не понять? Наших ведь всегда уважают, а не любят никогда. Добро. Я с неделю провалялся. Меня укрыли там, в пещере, и носили по ночам воду и жратву. Кое-как стал уже ходить. И присмотрел на первый случай с полсотни нормальных ребят - таких, что глотку любому зараз перервут - терять-то было ж нечего. Приходит как-то ночью какой-то старик-доходяга - совсем его, бедного, на работе заморили.
- От Моше, - говорит. - Есть у тебя люди, как ты с ним договаривался?
- Полутора сотен пока нету, а полсотни есть. И ещё я присмотрел человек двадцать. Проверить только надо, чтоб шалава какая-то не прилипла, стукачей ведь - море. Только, отец, смотри. Как я понял Моше, ему мои люди нужны, задержать погоню, хотя б на полчаса, чтобы вся толпа оторвалася от них, а они вдогон пойдут на конных колесницах. Так? Значит, нужны длинные копья - не такие, что у них в армии на вооружении сейчас, короткие, для пешего рукопашного боя, а греческие, длинные. Греки такими копьями даже слонов иногда умудряются останавливать. Ты знаешь, где пирамида, такая, очень старая, невысокая, ступеньками? И там сарай, всегда он под охраной. У них там трофейное оружие. Сумеете вы таких копий смыть оттуда, хотя бы сотни три? А ты сам-то, как? С нами пойдёшь?
Старик мне говорит:
- Сынок, таких возрастов не набираем. Я остаюся. Видно, здесь и помирать. Да ты сейчас об этом не думай. Смотри. Сегодня с первой звездой - шабат, что-то делать - грех, и Моше этого не любит. А в йом ришон (день первый) тебе доставим копья. Есть в охране свои люди. Три - не три, а сотня таких копий у вас будет. Уходить будете в йом шени (день второй), надо торопиться. Учти, из твоих людей навряд, кто останется живой. Ты тоже особо не рассчитывай.
- Поглядим, - говорю. - Я-то сам и от бабушки ушёл, и от дедушки ушёл. И ребята все, как я - в огонь и в воду. А как это мы, батя, по воде пешком пойдём, ты случаем не в курсе?
- Это не нашего ума дело, - старик мне сказал. - Самое тут главное, сопли не распускать и делать, что он говорит. Ты ж видишь, что он за человек - знает.
- Ну, лады.
И вот, мы в йом шени ломанулись, как стемнело. Шли прямо на Восток вдоль большого моря, а утром повернули на Юг. И уже берегом Красного моря идём. Было это по ранней весне, но на еврейское счастье такая жара стояла уже - мозги плавились. Было нас тысяч десять мужиков, и с нами бабы, дети там, старые и хворые - всего тысяч, значит, сорок - пятьдесят народу. Это потом уж стали говорить, будто больше полумиллиона набралось. Моше впереди всех шёл, а я со своими ребятами замыкал. Я его нагоняю:
- Браток, они уже вышли за нами. Если через море уходить, давай командуй, что делать. Потому что я больше чем на двадцать минут их не задержу.
- Нет, рано, - Моше говорит. - Как они вплотную подойдут - принимай их в копья. Тогда и я людей поведу.
- Куда?
- Увидишь. Беглый, слушай внимательно. Как увидишь, что все наши уже ушли в море, сразу давай ходу - за нами вдогон.
Эх, я тогда подумал, связался чёрт знает с кем. Людей, конечно, жаль, а что ж, на каторге подохнуть - лучше что ли?
- Слышь, Моше! Я сделаю, как ты сказал. Может, ты и прав. Только - уверен ты, что все пойдут топиться-то за тобой? Мои-то, кто живой останется, пойдут.
- Все пойдут. Только не подведи. Хотя бы на полсотни метров мы от них оторваться должны, и всё.
Ну, я кое-как построил ребят в линию. Около сотни всего нас человек с копьями. И вот, запомнилось мне: Жара, так палит с неба, как огнём, и море спокойное у нас за спиной, ни ветерка. И сперва было тихо. Песок только шуршит по ногами. Потом слышим, гудит земля. Топот. Идут. Ну, суки, давайте!
Колесниц было десятка два, потом-то писали, что шестьсот было колесниц, это ерунда, конечно, а нам и двух десятков вполне достаточно. Летят карьером, и посыпались сразу стрелы. У меня выбыло человек тридцать, пока вплотную не сошлись. Ихний фараон ехал впереди. Мужик, хотя и боевой, но, я б сказал, не большого ума. Ему бы можно было обойти нас, чего я и боялся, а он решил нас сналёту смять. А когда уж сообразил, что у нас копья длинные, как раз на конницу - поздно. Кони стали биться, на дыбы вставать. Опрокинулись несколько колесниц. А мы пошли вперёд и человек десять, спешенных, порубили мечами.
Но за ними шла пехота. Большой массой, как бы не полтысячи человек их там было. Думаю: А вот это совсем уж нам ни к чему. Оглянулся - в море дорога, и наши уходят по дороге той на Восток, а Моше впереди. Удивляться-то было некогда.
- Ребята отрываемся от них! Ходу, ходу!
И мы своих догнали - сорок пять человек живых. Бежим посуху, а вода стоит стеной по обе стороны. Египтяне нас уже стали нагонять. Вдруг слышу, какой-то шум за нами - вода смыкается. А их там уж и не видно. Потонули они все. Ну, что я вам скажу? Не рой другому яму. Жаль, солдат, конечно. С какого хрена, утонуть за чужое добро? И ведь, понимаете, всякая безмозглая вошь на большой должности всегда считает, что за его дурость кто-то обязан свою голову положить - всегда это так было. Короче, мы бежали, а вода за нами смыкалась. Пока не вышли на тот берег. И стоим. И Моше тут, и братан его Арон. Стоим и молчим. Никто не понял ничего.
- Моше, я, конечно, не шибко грамотный, но ты мне не растолкуешь попросту, как это быть могло? Вода ж должна была всё затопить, и от пирамид одни верхушки торчали бы, когда вытеснен такой объём….
- Это, в смысле, ты мне толкуешь про закон Архимеда? Беглый, как ты не поймёшь? Архимед родится ещё через тысячу с лишним лет. Понимаешь?
- А!
- Да.
- А дальше, что?
- Как что? Это ж еврейская пасха наша. Свобода. Пряников я, конечно, вам тут не обещаю. Но и плетей нам больше не видать. Как вам, ребята, больше нравится?
- Да без плетей-то вроде поспокойней.
Тогда Моше говорит:
- Теперь вы только, самое главное, поменьше водки жрите, занимайтесь делом и постарайтесь быть людьми. И всё у нас будет нормально.
Однако, сами знаете, нашего брата уму учить, всё равно, что воду решетом носить. И из-за этого ещё много было неприятностей потом. И по сегодняшний день мы всё время в непонятках. А всё же, как никак живём. И сейчас, когда это пишу, в окно гляну - наш бело-голубой флаг со звездой Давида треплется по ветру - значит, худо-бедно, а дела идут.
Вы только тут на нас всякую сволочь не натравливайте, или уж потом не обижайтесь: Вот, мол, у них погибает мирное население. Потому что и рыбку съесть и на х… сесть - это даже и еврею ни одному одновременно сделать, ещё ни разу не удалось.
Внимание!
*
За тех, кто когда-то был сентиментален
и верил всему до рубля -
им богом был Сталин, Европою - Таллин,
и пухом - сырая земля;
за тех, кого я никогда не увижу,
поскольку не буду в раю, -
браток, довези сироту до Парижу,
а я тебе песню спою.
/Юрий Рудис/
*
Покупайте папиросы!
Подходи, пехота и матросы!
Братцы, денег не жалейте,
Сироту меня согрейте -
Поглядите, ноги мои босы!
/Из песни беглых/
Сегодня и ежедневно. Без выходных. Бесплатно. Но с утра - стакан водки на вашей совести. Читайте - видеоряда нет - а, если что померещится, можете и посмотреть, но вряд ли. Но если. Тогда мне расскажете.
Льготы:
Инвалиды и просто участники войн за светлое будущее, психопаты, сторонники сексуальной свободы, антисемиты, сионисты, патриоты, демократы, религиозные фундаменталисты, ультраортодоксы, воинствующие атеисты, левые, правые и центристы - проходят без очереди по предъявлению соответствующих документальных данных. Фашисты и коммунисты - в случае подтвержденной финансовыми органами уплаты партийных взносов за истекшие 6 (шесть) месяцев - располагаются в изолированных ложах с повышенным уровнем безопасности.
Сериал века (XXI-го, если я со счёту не сбился). Каждое утро, день или вечер, а в некоторых случаях ночью - от 10-ти до 15-ти тыс. знаков в Журнале Беглого.
МИФЫ БЕГЛЫХ
Под номерами. Просьба читать сверху вниз, слева направо, сначала, а конца пока - тьфу, не сглазить - не предвидится, и обязательно по порядку, начиная с первого номера. Поехали.
Миф №1. Пасха беглых.
*
Я точно уже не помню, но где-то тысячи полторы лет тому назад до нашей общей эры меня мусора таки накрыли. Ну, что? Обижаться что ли? Не попадайся! У нас ведь такие порядки были всегда - от сотворения мира. И я работал на обжиге кирпича, тут неподалёку, через Суэцкий канал - только его тогда ещё не прорыли. И у меня бригада подобралася - все там были наши ребята, беглые евреи. Работа, врать не стану, вполне нормальная. Если не наглеть, в конце смены даже давали хлеба - грамм, примерно, 300, хотя точного завеса не было, и с отрубями, конечно, но это ещё хорошо, что не с опилками. Мне как бригадиру в обед насыпали лишнюю чашку варёной полбы. Но - сукины ж дети. Без масла. А воды - хоть утопись. Нормы даже не было, подходи к чану и пей. В сильную жару вода, конечно, протухала, но никто тогда на Боржоми из холодильника губы и не раскатывал. Живые - и слава Богу. Это были крутые времена. Ещё ж не было никакого ООНа, и плакать ходить было совсем некуда. Хотя, если по правде, оттуда и сейчас-то не чересчур нам обламывается, а тогда - всего я не скажу, но… натуральная живодёрня. Вы меня поймёте.
Но у меня случились большие неприятности. Заявляется без предупреждения начальник участка, как сейчас помню, звали парня Сен-Амон-Херихор - он был по совместительству председателем там какого-то жреческого комитета что ли, в общем, духовное начальство от него кормилось, а с этими гадами связываться я вам и по сию пору не рекомендую.
- Ты гонишь брак, - наезжает паскуда. - Я тебя сгною. И пойдёшь, вообще, на каменоломни. Разожралися, жидовня проклятая, одной только полбы мешок на вас уходит в день.
Да, кого пугать? Это всё знакомые разговоры, и мне не в первый раз. Но теряю бдительность и сдуру наступаю ему на любимый мозоль.
- Ты смотри, начальник, какая глина. Не, не - ты ладонью-то разомни. Это что? Если дойдёт до больших людей, это нам с тобой как бы не пополам придётся кушать. С такой глины - какой кирпич? Это сортиры только штукатурить, а не порядочным людям парадные виллы класть. И ты с меня не сымай, чего не причитается. Под кирпич - ты на каком болоте такого сырья накопал? Отвези эту глину своим детишкам, заместо пластилину.
Говорила ж мне родная мама: «Языком трепи поменьше». И меня тут же на каменной лавке разложили. Был тогда у них на вооружении такой типа кнут, а назывался - бич. В речке зверь там водился, как-то назывался он - вроде бегемота. Короче, это только в Африке. У нас-то на Москва-реке, а уж в Иордане тем более, ему будет мелковато. Он слона не намного поменьше. Вот, с него сыромятную кожу выделывали на три грани. И насаживали медные шипы. Короче, пару раз меня перетянул ихний специалист, а у них мастера ж были ещё те, и я испёкся.
А прочухался - воду кто-то льёт. Вода холодная. Наши меня оттащили под навес. И отливают. Спина вспухла, как чистая бабушкина перина пуховая. Где-то они масла надыбали, смазали мне спину:
- Лежи пока, браток, на животе. Тут один мужик с тобой хочет потолковать.
И я гляжу - мужик солидный, уже немолодой, с виду еврей, и такой - шибко серьёзный.
- Беглый, здорово.
- Здорово, Беглый. Что-то я не припомню тебя. А с этой бани-то, египетской, и последнюю память отшибёт. Закурить не угостишь?
- Я не беглый. Зови меня Моше просто. А закурить, ты чего? Откуда здесь сейчас табак? Это уж много позднее станут они папиросы набивать. Ты помнишь?
- А! Папиросы были знатные. Но их ждать-то.
- Погоди. Может, ещё дождёмся, а пока, Беглый, тебе не надоело здесь париться?
- Вопросы задаёшь. Так вот и убьют, прям до смерти когда-нибудь.
И он мне вдруг говорит:
- Линять отсюда надо. Откуда пришли, туда и уйдём. Потому что, если на Юг - глухая тайга, и даже, говорят, там людоеды водятся, а на Запад - пустыня.
- Да ты до Ханаана что ли податься хочешь? Не получится. У них на перешейке всегда сильная застава стоит - там не пробьешься.
- А мы и не пойдём через перешеек. Мы через море уйдём.
- На чём же мы людей-то переправим, стариков, детей, баб? А нагонят, тогда, не обижайся, сам знаешь.
И вот, этот мужик поближе подошел и глядит мне прямо в глаза.
- Беглый, не бздемо. Только я, звиняй, сейчас, как это дело у меня выйдет, тебе сказать не могу. Переправим. Мы пешком пройдём там. И выйдем прямо на Синай.
И я гляжу, ребята, он на сумасшедшего совсем не похож. Как-то верится ему.
- Ты пока оклемайся. Потому что торопливость, она ж хороша только при ловле блох. И потом набери мне пацанов, человек полтораста - только смотри, нужны очень боевые, здоровые, ещё не сильно на работе ломанные.
- Найдём таких, - говорю. - Пешком по воде, а больше и не остаётся ничего. Я люблю отчаянных ребят.
И мужик этот ушёл. А я у своих спрашиваю:
- Это кто?
- Ну, он же сказал, звать Моше. Человек в очень большом авторитете. Фараон его даже уважает. Уважает, но не любит - врубаешься?
Чего тут не понять? Наших ведь всегда уважают, а не любят никогда. Добро. Я с неделю провалялся. Меня укрыли там, в пещере, и носили по ночам воду и жратву. Кое-как стал уже ходить. И присмотрел на первый случай с полсотни нормальных ребят - таких, что глотку любому зараз перервут - терять-то было ж нечего. Приходит как-то ночью какой-то старик-доходяга - совсем его, бедного, на работе заморили.
- От Моше, - говорит. - Есть у тебя люди, как ты с ним договаривался?
- Полутора сотен пока нету, а полсотни есть. И ещё я присмотрел человек двадцать. Проверить только надо, чтоб шалава какая-то не прилипла, стукачей ведь - море. Только, отец, смотри. Как я понял Моше, ему мои люди нужны, задержать погоню, хотя б на полчаса, чтобы вся толпа оторвалася от них, а они вдогон пойдут на конных колесницах. Так? Значит, нужны длинные копья - не такие, что у них в армии на вооружении сейчас, короткие, для пешего рукопашного боя, а греческие, длинные. Греки такими копьями даже слонов иногда умудряются останавливать. Ты знаешь, где пирамида, такая, очень старая, невысокая, ступеньками? И там сарай, всегда он под охраной. У них там трофейное оружие. Сумеете вы таких копий смыть оттуда, хотя бы сотни три? А ты сам-то, как? С нами пойдёшь?
Старик мне говорит:
- Сынок, таких возрастов не набираем. Я остаюся. Видно, здесь и помирать. Да ты сейчас об этом не думай. Смотри. Сегодня с первой звездой - шабат, что-то делать - грех, и Моше этого не любит. А в йом ришон (день первый) тебе доставим копья. Есть в охране свои люди. Три - не три, а сотня таких копий у вас будет. Уходить будете в йом шени (день второй), надо торопиться. Учти, из твоих людей навряд, кто останется живой. Ты тоже особо не рассчитывай.
- Поглядим, - говорю. - Я-то сам и от бабушки ушёл, и от дедушки ушёл. И ребята все, как я - в огонь и в воду. А как это мы, батя, по воде пешком пойдём, ты случаем не в курсе?
- Это не нашего ума дело, - старик мне сказал. - Самое тут главное, сопли не распускать и делать, что он говорит. Ты ж видишь, что он за человек - знает.
- Ну, лады.
И вот, мы в йом шени ломанулись, как стемнело. Шли прямо на Восток вдоль большого моря, а утром повернули на Юг. И уже берегом Красного моря идём. Было это по ранней весне, но на еврейское счастье такая жара стояла уже - мозги плавились. Было нас тысяч десять мужиков, и с нами бабы, дети там, старые и хворые - всего тысяч, значит, сорок - пятьдесят народу. Это потом уж стали говорить, будто больше полумиллиона набралось. Моше впереди всех шёл, а я со своими ребятами замыкал. Я его нагоняю:
- Браток, они уже вышли за нами. Если через море уходить, давай командуй, что делать. Потому что я больше чем на двадцать минут их не задержу.
- Нет, рано, - Моше говорит. - Как они вплотную подойдут - принимай их в копья. Тогда и я людей поведу.
- Куда?
- Увидишь. Беглый, слушай внимательно. Как увидишь, что все наши уже ушли в море, сразу давай ходу - за нами вдогон.
Эх, я тогда подумал, связался чёрт знает с кем. Людей, конечно, жаль, а что ж, на каторге подохнуть - лучше что ли?
- Слышь, Моше! Я сделаю, как ты сказал. Может, ты и прав. Только - уверен ты, что все пойдут топиться-то за тобой? Мои-то, кто живой останется, пойдут.
- Все пойдут. Только не подведи. Хотя бы на полсотни метров мы от них оторваться должны, и всё.
Ну, я кое-как построил ребят в линию. Около сотни всего нас человек с копьями. И вот, запомнилось мне: Жара, так палит с неба, как огнём, и море спокойное у нас за спиной, ни ветерка. И сперва было тихо. Песок только шуршит по ногами. Потом слышим, гудит земля. Топот. Идут. Ну, суки, давайте!
Колесниц было десятка два, потом-то писали, что шестьсот было колесниц, это ерунда, конечно, а нам и двух десятков вполне достаточно. Летят карьером, и посыпались сразу стрелы. У меня выбыло человек тридцать, пока вплотную не сошлись. Ихний фараон ехал впереди. Мужик, хотя и боевой, но, я б сказал, не большого ума. Ему бы можно было обойти нас, чего я и боялся, а он решил нас сналёту смять. А когда уж сообразил, что у нас копья длинные, как раз на конницу - поздно. Кони стали биться, на дыбы вставать. Опрокинулись несколько колесниц. А мы пошли вперёд и человек десять, спешенных, порубили мечами.
Но за ними шла пехота. Большой массой, как бы не полтысячи человек их там было. Думаю: А вот это совсем уж нам ни к чему. Оглянулся - в море дорога, и наши уходят по дороге той на Восток, а Моше впереди. Удивляться-то было некогда.
- Ребята отрываемся от них! Ходу, ходу!
И мы своих догнали - сорок пять человек живых. Бежим посуху, а вода стоит стеной по обе стороны. Египтяне нас уже стали нагонять. Вдруг слышу, какой-то шум за нами - вода смыкается. А их там уж и не видно. Потонули они все. Ну, что я вам скажу? Не рой другому яму. Жаль, солдат, конечно. С какого хрена, утонуть за чужое добро? И ведь, понимаете, всякая безмозглая вошь на большой должности всегда считает, что за его дурость кто-то обязан свою голову положить - всегда это так было. Короче, мы бежали, а вода за нами смыкалась. Пока не вышли на тот берег. И стоим. И Моше тут, и братан его Арон. Стоим и молчим. Никто не понял ничего.
- Моше, я, конечно, не шибко грамотный, но ты мне не растолкуешь попросту, как это быть могло? Вода ж должна была всё затопить, и от пирамид одни верхушки торчали бы, когда вытеснен такой объём….
- Это, в смысле, ты мне толкуешь про закон Архимеда? Беглый, как ты не поймёшь? Архимед родится ещё через тысячу с лишним лет. Понимаешь?
- А!
- Да.
- А дальше, что?
- Как что? Это ж еврейская пасха наша. Свобода. Пряников я, конечно, вам тут не обещаю. Но и плетей нам больше не видать. Как вам, ребята, больше нравится?
- Да без плетей-то вроде поспокойней.
Тогда Моше говорит:
- Теперь вы только, самое главное, поменьше водки жрите, занимайтесь делом и постарайтесь быть людьми. И всё у нас будет нормально.
Однако, сами знаете, нашего брата уму учить, всё равно, что воду решетом носить. И из-за этого ещё много было неприятностей потом. И по сегодняшний день мы всё время в непонятках. А всё же, как никак живём. И сейчас, когда это пишу, в окно гляну - наш бело-голубой флаг со звездой Давида треплется по ветру - значит, худо-бедно, а дела идут.
Вы только тут на нас всякую сволочь не натравливайте, или уж потом не обижайтесь: Вот, мол, у них погибает мирное население. Потому что и рыбку съесть и на х… сесть - это даже и еврею ни одному одновременно сделать, ещё ни разу не удалось.