Юрьев день.
Мы тут все думаем, что Кирилл Серебренников - режиссер театральный, скандальный и понтовый. А он и с пленкой, между прочим, «на ты» уже многие годы. И вот вышел в прокат второй его фильм - «Юрьев день» по сценарию Юрия Арабова. В главной роли - красавица и умница Ксения Раппопорт. Главная тема - поиски себя в этом безумном, безумном, безумном мире. «Наша Раша» смачно показана такой дикой и ужасной, что хочется напиться, забыться, удавиться или повеситься. Причем режиссер утверждает, что действительность у него еще значительно приукрашена. Едва появившись, фильм стал чуть ли не культовым. Среди эстетов считается, что пропустить его - непозволительно.
В главной роли в новой картине режиссера - актриса Малого драматического театра Ксения Раппопорт, любимица нашей и западной публики и критики, недавно прославившаяся на весь мир в «Незнакомке» Джузеппе Торнаторе. Этот откровенный фильм о жизни украинской проститутки в Италии получил пять высших кинопремий имени Давида Ди Донателло (итальянский «Оскар») и номинирован на «Оскар» американский как «лучший иноязычный фильм». 19 сентября, в день выхода победившего на последнем «Кинотавре» «Юрьева дня» на российские экраны, Серебренников самолично представлял свое творение на открытии «Недели русского кино» в Нью-Йорке (Ой-ой: они такое в Америке показывают про нас! Что люди подумают?). Зато на премьере в Доме кино в Петербурге присутствовала Ксения Раппопорт с букетом роз и в демократичных джинсах, и с нею - скромная часть съемочной группы.
Под звуки увертюры и арий из оперы Верди «Сила судьбы» по бескрайним заснеженным (грязным, туманным и промозглым, а как же) российским просторам бодрячком несется сверкающая иномарка. В ней богатая и востребованная оперная дива в норковом манто, с брюликами в ушах и с великовозрастным сыном на заднем сиденье: семейство «с ностальгическими целями» едет в Тьмутаракань, на малую родину героини, чтобы «впитать этот воздух» и обнять березки перед предстоящей эмиграцией. Для них это не то чтобы развлечение (сын мрачен, раздражен, бычится, ноет и надсадно страдает, мать напряжена и неестественна, чуть истерична и излишне строга, оба устало издеваются над провинциальными реалиями), но Поступок, торжественно-снисходительный. Это как традиционную свадьбу перетерпеть или до пошлого юбилея родственников снизойти.
В «Юрьевом дне» гротеск витиевато перемежается с библейской притчевостью. То смешно, то страшно, то изящно, то отвратительно, то забавно, то душераздирающе. Но уж никак не скучно. Ирония граничит с жестокостью, вычурная кинематографичность - с нарочитой театральностью. Есть сцены чисто «операторские», но попадаются и откровенно «сценические», и все такое явно постановочное, проработанное, продуманное до мелочей, и мелочи эти - заметны, чуть ли не осязаемы, в смысле - слышны, видны, на вкус и цвет различимы до мурашек и ряби в глазах и дрожи в членах. Народишко весь невообразимо прикинутый и кошмарно откровенный. Ксения Раппопорт малоубедительна в начале, когда играет фифу, и невероятно органична к финалу, когда эта фифа, что называется, «обабилась» и стала подлинно «народной». Отменные диалоги и четкие образы. Капуста в огороде, картошка под ногами, пузырь в буфете. Сожитель воняет, рыгает, не моется, зато матерится. Можно прожить на мизерную зарплату уборщицы, и еще что-то останется. Вроде бы уехали за 200 км от Москвы, а кажется - лет на 20 назад. Какой-то суровый, беспросветный «совок» в наихудшем его проявлении. Дикие оборотни пьют, дебоширят, выглядят одинаково убого, подчас лубочно (резиновые сапоги, китайские кроссовки, ватники, рейтузы, пуховые «душегрейки», татуировки), и даже головы у большинства женщин в городе окрашены одной краской: рыжей хной, самой дешевой из всех завезенных в сельпо, под ерническим названием «Интимный сурик».
Юрьев день между тем - церковный и многозначительный славянский праздник, связанный одновременно с урожаем, скотоводством, гаданиями, магией и возможностью перехода крестьян от одного феодала к другому, уничтоженной при Борисе Годунове (с тех пор и появилась саркастическая поговорка «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!»). Так и на пленке, как в смутном толковании этого названия, намешано бог знает сколько всякого.
С этого фильма выходишь ошарашенный совершенно. Это хорошо, конечно: сильное (задуманное сильным) кино должно впечатлять (удивлять хотя бы). Но вот с однозначной оценкой определиться сразу никак не получается. «Понравилось - не понравилось» тут не годится, как и «совпало - не совпало». Ассоциировать себя с персонажами невозможно и не нужно. Приходится задумываться о глобальных вещах, чуть ли не о времени и о себе. Но это страшновато: неужели, кумекаешь, и правда - где родился, там и сгодился? И вот этот весь кошмар, что за кольцевыми автодорогами мегаполисов, вот эта «широка страна моя родная», застрявшая в безвременной безнадеге на века, так и затянет, так и заставит забыться, раствориться, потеряться - без вести, но зато не без роду и племени, а - заодно?
Итак, это тот случай, когда с эмоциями от просмотра фильма нужно ночь переспать, чтобы в мыслях разобраться и смысл осознать. Вопрос «Зачем?» не дает покоя. Что это: попытка режиссера познать самое себя или желание мотивировать зрителя на подлинные, чуть ли не библейские, ценности? И почему, никак в толк не взять, мировую знаменитость не искали друзья, соседи, импресарио, в конце концов? Неужто никто не знал, куда и когда она поехала, и кто будет платить неустойку по всем ее великим контрактам?
Конечно, бытовые и рациональные детали - не главное, если человек перерождается на наших глазах, понятное дело. Высоколобые ценители искусства тут брезгливо скривятся. Но зритель хочет знать, где элементарная логика, если уж все вокруг так предельно натуралистично, вплоть до кровищи, физически ощутимого озноба, гадко-грязных ногтей, вонючей сивухи и туберкулезных плевков во весь экран. Немного от Станиславского («Не верю!»), таким образом, присутствует. Трудно себе сегодня спокойно представить, как можно предпочесть деньги, славу и успешную карьеру простецко-надрывной жизни в провинциальной дыре, пусть это и твоя родина-уродина. Еще сложнее смириться с тем, что героиня, в свою очередь, смирилась с потерей сына (20-летний мальчик, которому на вид и по поступкам больше 15-16 лет не дашь, так и не нашелся, зато проявилась парочка других кандидатов в сыновья). Странно: судя по анонсам, таинственно исчезнувший ребенок просто обязан был ближе к финалу нарисоваться. Но если с его пропажей героиня в конце концов свыклась, как и с окружающей реальностью, то стоило ли так убиваться битый час экранного времени и натурально сходить с ума, ползая безумной самкой по хлипкому снегу, заливая горе жгучим самогоном и проливая крокодиловы слезы? Такое поведение можно принять, только если допустить, как в математике, что «при прочих равных» все русские бабы такие: с «терпежом» наизготовку, готовые смириться с чем угодно, унизиться и облагородиться страданьями, из робких овечек превратившись во флегматичных коровушек с печальными глазами и стойкостью толстокожей слонихи.
Мария Кингисепп