…ханагиниши между тем продолжали свой танец… (18)
Пояснения и предупреждения
- Да, это про Пустыню. Тема эта у меня специфическая, и может быть интересна далеко не всем, так что, пожалуйста, учитывайте это, если решите читать. Тем более, что текста действительно много.
- Текст местами совсем не для детей, хотя специально я не стараюсь усердствовать, но легче сразу пометить, как "18+", а вы это просто учтите, чтобы потом не сожалеть.
- Это продолжение одной из старых историй - "про старика и девочку". Начиналась она давно, потом был заметный кусок с продолжением - уже в прошлом году и почти год назад, тогда я отредактировал первые эпизоды и выложил всё заново. Сейчас - новое продолжение, "нумерация" будет сквозная, ссылки - в нужном порядке. Отдельно положу запись с новым "оглавлением" всех частей.
Извините, что в таком режиме, но вот как есть…
НАЧАЛО: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17
* * *
…ханагиниши между тем продолжали свой танец. Хотя их тела и были скрыты под первыми "покрывалами", это не мешало оценить грациозность движений… Под ритм, выбиваемый бубнами, они скользили по ковру - не сбиваясь, не ошибаясь, словно это был один человек и его отражение. А временами отражение превращалось в тень… В те моменты, когда их тела замирали, повинуясь мелодии, в движении оставались руки, пальцы, головы, глаза… Взгляды, которые они бросали в этот момент на зрителей, иногда бывали красноречивее движений тела… Чуть заметный наклон головы, и сверкнувшие из-под оранжевых век белки глаз, и ладонь, на мгновение замершая на уровне чресел, и вздрогнувшие пальцы, словно ощутившие жар желания, пробивающийся через ткань… И тут же гудение сурги срывает с места обе фигуры, чтобы поменять их местами. Или распластать на ковре. Или подбросить в прыжке в воздух…
…и да, запах! Запах… В первую очередь, запах благовоний. И запах тел - молодых, сильных, зовущих, желанных… Запах, расходящийся волнами. Почти ощутимо оседающий на кожу всех, кто смотрит на помост. Не менее волнующий, чем изгибы тел, которых пока не видно, но которые с лихвой дорисовывает воображение… Запах, заставляющий раздуваться ноздри в желании обладать близким, но пока недоступным…
…так что, ничего удивительно не было в том, что девочка не смогла устоять перед своими желаниями. И если я сейчас отдавался отдыху в своём понимании - лежать на мягких удобных подушках и циновках в безопасном месте, успев утолить жажду и голод, разогнав мысли гулять там, где они пожелают, и хотя бы сейчас не думать о том, что будет дальше, и как нам стоит поступить, в предвкушении большого чистого ложа под надёжной крышей, а не в песках под открытым ночным небом, - то моя спутница с полным правом решила вкусить тех удовольствий, которые были ей сейчас доступны. И которых она захотела. И да, найти в столь поздний час мужчину для утех было возможно. Но явно требовало бОльших усилий, чем получить его здесь же, сделав ставку, которая бы выиграла…
- Дитя… - усмехнулся я. - А если ты проиграешь? Если я не смогу тебе помочь?
- Тогда я попрошу о микаши! - Рассмеялась она. - Ты ведь не будешь против?
- Это в который же раз за сегодня я повторю, что если сам предложил тебе выбрать место, то будет справедливо и дать возможность взять всё, что ты пожелаешь?
Девочка на пару мгновений задумалась, нарочито морща лоб, хотя взгляд у неё при этом был вполне весёлый.
- Только второй! - Наконец она показала два пальца. - Первый раз было, когда я попросила остаться здесь. И сейчас - второй.
- Вот как? - Улыбнулся я. - Только птица? (89) Но думаю, ты права. Хотя мне казалось, что было больше. Видимо, я не каждый раз произносил это вслух.
- Эргэ… - Она поставила свою чашу с вином на циновку и ещё ближе подвинулась ко мне, голос её стал немного смущённым. - Я боюсь, что танец вот-вот закончится, и я… и мы не успеем…
- Время ещё есть, - успокоил я её, кивнув в сторону помоста. - Я слышу мелодию. Но да, откладывать уже не стоит… Что же… Думаю, ты успела рассмотреть обоих? - Она несколько раз кивнула в ответ. - Тогда скажи, хоть что-нибудь ты смогла заметить, что могло бы тебе помочь сделать выбор?
- Не знаю… - Девочка выпрямила спину, уставившись на помост, где продолжался танец. - Они одинаковые. Ну совсем одинаковые… Рост… плечи… И даже глаза, как ты сказал. И руки. Когда они рядом, это видно, они одной длины… И ноги…
- Ты видишь, как они двигаются. Смотри, есть ли такое, что может помочь отличить их?
- Я не вижу… - Она, привстав, пододвинула к себе и сложила одну на другую несколько подушек, чтобы усесться на них повыше. - Это словно один человек! Они танцуют, как один. Если бы не шнуры в волосах, их было бы вообще не отличить!
- Так… Скажи мне, тебе ведь видно тех, кто сидит ближе, чем мы, верно?
- Да…
- Ты можешь сказать, на кого из этих двоих сидящие больше обращают внимание? Они могут не понимать этого сами, могут и не замечать этого. Но выбирать могут именно женщину.
- Нет, эргэ… По-моему, они видят там только женщин. С которыми не прочь провести время. У некоторых это желание… - улыбнулась девочка, - …очень заметно.
- Что же… Про запах ты сказала… Если даже ты не можешь сейчас разобрать, где чей, то другие вообще не понимают, что его чувствуют. Для них могут быть заметны только масла, да благовония, остального они не в силах разобрать. Значит, об этом эти двое подумали заранее, ты понимаешь? Хотя нам с тобой от этого не легче. Ну да, или они сами, или тот, кто помогает им, если такой есть… Впрочем, не важно. Достаточно того, что они поступили и мудро, и хитро, предусмотрев это…
- Значит, сыграть не получится?..
В голосе девочки была лёгкая досада. Вот теперь она была явно расстроена. Не отворачивая от помоста головы, я нащупал её руку и нашёл ладонь.
- Почему же? Давай думать дальше, благо времени должно хватить… Скажи, какого цвета шнуры в волосах той ханагиниши, что сейчас левее меня?
- Жёлтые, эргэ.
- Хорошо. Смотри. И слушай…
…бубны продолжали держать всё тот же ритм, с которого и начинался танец. Но теперь танцовщицы чаще меняли места, проходя через центр помоста. Оказавшись в середине ковра, они на какое-то время замирали друг перед другом - глаза в глаза, оставляя зрителей без своего внимания. И прежде, чем продолжить танец, в движение приходили их руки и плечи - словно по воде пробегала лёгкая волна - головы же при этом оставались неподвижны. А невидимые под "покрывалом" ноги выбивали ритм из гудевших под частыми ударами ступней досок…
- …а вот теперь та, про которую я спрашивал тебя, снова левее меня, верно? - Обратился я к девочке, отворачиваясь от помоста. - Та, у которой жёлтые шнуры в волосах.
- Верно, - кивнула она.
- …а вот сейчас она в центре, а другая обходит её… - Я подвинулся и сел так, чтобы оказаться к танцующим спиной.
- Да…
- …а теперь они кружат на месте. И она теперь снова слева… теперь наоборот… А сейчас она ближе ко мне, чем другая…
- Да, эргэ! Как ты их отличаешь?!
- Слушай их. - Улыбнулся я. - Слушай, как они двигаются.
Девочка замерла, вытянув шею. И даже стала зажмуривать глаза.
- Услышала? - Я снова уселся лицом к помосту и отхлебнул вина.
- Кажется, да… - задумчиво произнесла она. - Но не могу понять, в чём разница… Но у них разные шаги. Ты говорил про это?
- Да, - кивнул я. - У той, которую выбрал я, у неё шаги… Ты действительно услышала разницу?
- Она есть, - согласилась девочка. - Когда ты сказал, что нужно слушать, я поняла!
- Думаю, эта ханагиниши тяжелее. Совсем немного. По танцу этого и не видно. Они обе сложены одинаково, одинаково двигаются… Но у неё чуть тяжелее шаг. Совсем немного, но он другой. Ковёр мешает услышать это, но доски отзываются чуть иначе, ведь так, я не ошибся?
- Нет, эргэ! Это заметнее, когда они стоят по разные стороны помоста, и тогда звуки шагов сливаются меньше.
- Верно. А ещё у неё другая ступня. Похоже, она шире. И длиннее. Поэтому и разница… - Я ударил двумя сложенными пальцами одной руки о ладонь второй, а затем хлопнул в ладоши, девочка кивала, глядя на то, что я делаю. - Вряд ли эту разницу будет заметно и потом, когда станут лучше видны их ноги. Но вот ты можешь это услышать. Услышат ли другие - вряд ли… не думаю, что смогут.
- Стопа шире и длиннее… - Тихо повторила девочка. - Тяжелее шаг… Значит, это и есть мужчина?..
- Думаю, да, - усмехнулся я. - Если бы я захотел сделать ставку, я бы исходил из этого.
- Значит, мне можно?! - Девочка в нетерпении несколько раз хлопнула ладонью по колену. - Что нужно сделать?! Позвать слугу с подносом?
- Чтобы тебя заметили наверняка, можешь встать и несколько раз ударить руками в ладоши над головой, - посоветовал я. - Но можешь и не вставать, они…
Я ещё не успел закончить фразу, как девочка вскочила на ноги и захлопала руками, едва не подпрыгивая на месте. Её заметили сразу. И все. Не только слуги, моментально поспешившие к нам. По всему залу разнёсся гул голосов. Там было всего понемногу - и удивления, и смеха, и поддержки, и зависти, и даже местами какой-то весёлой радости от того, что кто-то рискнёт сейчас, чтобы всем потом хватило азарта узнать, насколько же догадка окажется верной или наоборот…
…чтобы ни у кого не было соблазна подсмотреть, какая же будет ставка - в том числе и у тех, кто принимает их, - трое слуг огородили девочку со всех сторон широкими покрывалами, сделав над ней едва ли не шатёр. В последний момент, когда они ещё не успели подойти к нам, поймав её за руку и почти насильно усадив на циновку рядом с собой, я успел шепнуть ей на ухо, чтобы она не перепутала сгоряча, что нужно сделать.
- Жёлтая ткань, белый шнур. Запомнила? Тогда повтори! - И, услышав её жаркий шёпот, повторяющий мои слова, не удержался и взъерошил ей волосы. - Надеюсь, Небо сегодня нас любит…
…укрытый платком поднос - чтобы снова никто не смог оценить, каких отрезков ткани стало меньше, сколько камней было поставлено - был унесён к помосту и водружён на низкий столик рядом с ним. Один из слуг подоткнул края платка, чтобы уж он точно не слетел случайно, пока не закончится танец. Там всё и должно было оставаться до самой развязки. А танец пока ещё продолжался. Но уже через некоторое время бубны начали бить чаще и словно бы злее, подстёгивая танцующих двигаться быстрее. Движения ханагиниши стали резче. Браслеты звенели, не переставая. Ткань покрывал, кружась вокруг тел, уже редко успевала коснуться пола… И вдруг в какой-то момент снова протяжно загудела, переходя на свист, сурга, перекрывая звуки всех других инструментов. В это же время и танцовщицы замерли, остановившись в самом центре ковра. Музыканты, что держали бубны, подбросили их высоко в воздух после последнего удара и, поймав, беззвучно положили на пол возле ног. А тот, что был с сургой, поднялся со своего места и, не переставая играть, надувая изо всех сил щёки, присел на край помоста. Это и был знак, что пришло время снять то самое первое "покрывало". Это была последняя возможность сделать первую ставку - пока не замолчала сурга, пока ханагиниши ждут...
...ни одна рука так и не поднялась, чтобы подозвать слуг. Девочка, улыбаясь во весь рот, радостно посмотрела на меня. Она была довольна. И я её понимал - мы были единственными, кто пока принял пока участие в игре. Значит, только ей и достанется тот, кто пока скрывается под женской маской. Конечно же, если я не ошибся в своих предположениях. Но она, судя по её довольной улыбке, не сомневалась в том, что я окажусь прав. Надо признаться, и у меня почти не было в этом сомнений…
…как только затих последний звук сурги, а музыкант, игравший на ней, вновь опустился на свою циновку, облизывая губы, новую мелодию повёл уже масар. И бубны, вернувшись в руки своих хозяев, словно бы нехотя и ворчливо стали поддерживать его, снова задавая ритм… Ханагиниши, качнувшись из стороны в сторону, медленно стали поворачиваться на одном месте…
…было сложно уследить, что именно сделали они, когда вдруг оказалось, что первый "покров", прятавший их тела, словно бы разделился на несколько частей. Куски пёстрой ткани взлетели в воздух, а потом, извиваясь, опали к их ногам…
Вот теперь стали хорошо видны просторные лёгкие шаровары с большими вырезами вдоль ног. Хотя правильнее, пожалуй, было бы сказать, что это не шаровары, а две отдельные штанины, собранные внизу завязками повыше щиколоток, чтобы не закрывать браслеты, а вверху закреплённые ниже поясницы несколькими узенькими цветными поясами чтобы оставлять видимыми бОльшую часть животов. И всё это снова было расшито блёстками, украшено бусинами и разлетающимися при каждом движении шнурками, многие из которых заканчивались небольшими погремушками - бубенцами… Пах же и самый низ живота ханагиниши скрывали истарамы (90), хотя и совсем небольшие (хорошо, если три ладони по площади), но из плотной ткани и с таким количеством специально сделанных складок, что снова нельзя было понять, чьё же естество они прячут - мужское или женское… Плоские обнажённые животы, уже блестевшие от пота у обоих танцующих, тоже не могли помочь сделать верный выбор - натренированные сами по себе, с хорошо заметными мышцами, напряжённые во время танца, они выглядели одинаково у обоих… Подобно тому, как были укрыты ноги, и руки у тех, кто сейчас стоял на помосте, закрывали рукава, соединённые между собой на спине длинными завязками, спускавшимися вдоль позвоночника к тощим ягодицам под всё теми же складками истарамов. Не было видно и груди. У обоих ханагиниши её закрывали местные разновидности коротких иль-шари (91), не скрывавшие животов, но успешно скрадывающие размер того, что могло быть под ними… После того, как первый "покров" был снят, стали видны и многочисленные украшения, о которых до этого момента можно было судить только по звукам, которые они издавали. От шеи и до середины груди у обоих ханагиниши красовались массивные ожерелья, которых вполне могло бы хватить, чтобы помешать разглядеть, чью грудь - женскую или мужскую - они украшают…
…теперь нам оставалось только ждать. Девочка, оставив на время вино, налила себе полную чашу отвара и теперь прихлёбывала его, оглядывая харчевню. В нашу сторону тоже посматривали многие, что совсем не удивляло. Нельзя сказать, что смотрели с симпатией, скорее, с осторожным интересом. Возможно, была во взглядах местами и некая брезгливость. Местами - настороженность. Но не было откровенной вражды или неприязни. Впрочем, будь что не так, я бы, пожалуй, смог заметить это раньше…
- Эргэ… - вдруг довольно громко окликнула меня девочка.
Я повернулся к ней. Но поворачиваться, как оказалось, нужно было в другую сторону. Как и Пранги до этого, у нашего места остановилась женщина, стараясь стоять так, чтобы не загораживать помост с ханагиниши. И опять девочка сместилась ближе к нашим вещам, лежавшим у стены, и оружию, которого не было видно под положенным сверху него плащом.
- Спешу принести вам свои извинения, добрый господин, что смею мешать вашему отдыху… - женщина низко поклонилась, протягивая ко мне сложенные чашей ладони, затем, немного выпрямившись, но не опуская рук, продолжила говорить, глядя словно бы чуть над моей головой. - Смею надеяться, что дороги ваши будут легки, а удача будет сопутствовать вам во всём. Молю Небо, чтобы оно было благосклонно к вашим чаяниям. И к вам обращаю свою просьбу - выслушать меня, добрый господин. Тешу себя надеждой, что и спутница ваша не будет возражать против этого…
Я только развёл руками в сторону девочки, которая, насупившись, смотрела на женщину, продолжавшую держать протянутую ко мне "чашу". Да, вести сейчас разговоры с незнакомцами мне не хотелось, особенно с учётом того, что события этой воистину длинной ночи не просто не закончились, но ещё должны были и продолжиться после окончания танца… С другой стороны, мне не хотелось отвечать отказом. Почему? Пока я и сам не очень понимал это своё желание. Нельзя сказать, что отказ выслушать гостью привлек бы к нам лишнее внимание, мы и так не были им обделены. Возможно, я снова в силу неосознаваемой усталости не замечал, а вернее, не отдавал себе отчёта, что есть какие-то детали, говорящие о том, что отказывать в разговоре не стоит. Или уже не имеет смысла. Вздохнув, я повернулся к той, что подошла к нашему столу…
…женщина, что ждала сейчас ответа, была, пожалуй, раза в два старше моей спутницы. А то и немногим побольше. Возможно, лет сорока или около того. Сказать точнее было сложно. Кожа её была смуглой, и по оттенку напоминала кожу девочки, да и была заветрена схожим образом. Видимо, в дорогах она проводила достаточно времени. Сложенные в чашу пальцы были не грубыми. Вряд ли они знали тяжёлую работу. Но вот их костяшки, которые больше подошли бы тому, кто умеет работать кулаками… и суставы, что были пусть и немного, но всё-таки больше, чем обычно у женщин… Вот это заставляло задуматься о том, чем же их хозяйка занимается… Руки, протянутые ко мне, не дрожали, а словно бы замерли в воздухе без малейшего усилия. И на запястьях, и на предплечьях с заметными жилами - да и на пальцах кое-где - при желании можно было заметить и мелкие зажившие шрамы, и несколько незамысловатых татуировок… Лицо с широкими скулами было чуть опущено вниз, немного раскосые глаза прищурены, из-за чего определить их цвет было затруднительно. Слегка приплюснутый нос с широкими же крыльями мог принадлежать уроженке племён, живших далеко за Восточным трактом, ближе к тем краям, где восходит солнце. Но у них были не такие тонкие губы… Думаю, среди её родни могли найтись ещё и выходцы едва ли не с Побережья, и те, кто происходил из земель Оазиса…
Волосы женщины были заплетены в тонкие плотные косы, которые собирались на затылке в общий толстый жгут, опускавшийся чуть ниже лопаток. Внутри такой причёски вполне можно было сохранить и несколько монет в небольшом узком кошеле, шнур которого мог быть использован в качестве дополнительной завязки, и пару клинков, которые со стороны были бы не заметны. Таким манером волосы носили и некоторые кочевники, и нередко солдаты-наёмники - подобный жгут худо-бедно, но прикрывал шею, и при счастливом стечении обстоятельств мог защитить её от не слишком сильного удара ножа, а то и меча…
На женщине была простая добротная одежда. Совсем не новая. Но и не откровенно заношенная. Очень просторные шаровары песочного оттенка, напоминавшие своим кроем почти мешок с большой вертикальной "складкой" в районе колен, не стесняли движений и полностью маскировали ноги. В них можно было и ходить, и ехать, сидя в низаре, они не мешали ни бегать, ни танцевать. Пояс, который их держал, был сейчас распущен так, что шаровары удерживались только на бёдрах, спадая широкими складками к полу и почти закрывая босые ступни. Петли для других поясов, на которые вешались походные кошели, ножи и прочая дорожная мелочь, были сейчас свободны… На плечи женщины была накинута всё та же иль-шари, заметно более просторная, чем можно было бы ожидать от жительницы города. Но зато позволявшая при необходимости и спрятать под ней что-нибудь, и быть очень быстро сброшенной. Сейчас, поскольку в харчевне было жарко, она была лишь небрежно запахнута, прикрывая немногим больше того, что оставляла открытым. Под ней уже ничего не было, только тело, и между небольших грудей женщины можно было увидеть ещё одну татуировку - некие символы, выстроившиеся в ряд, начинавшийся на уровне ключиц, продолжавшийся на плоском животе и уходивший под пояс. Если не знать, что это, то символы можно было принять за некие причудливые узоры, служащие для украшения тела. Уверен, что так их и воспринимали почти все, кто видел. А скорее всего, вообще все. Такие татуировки и раньше можно было встретить не часто, а в последние годы я не видел вообще ничего подобного. Скорее всего по этой причине она и не скрывала их - узнать в этом "узоре" заклинание на языке урду (92) сейчас могли очень немногие. А встретить в столь поздний час и в подобном этому месте тех, кто мог бы это если не прочитать, то хотя бы понять, что это такое, было и вовсе невероятно…
…наконец-то оценив всё это, я невольно усмехнулся. Вот, собственно, и причина того, что я был готов услышать, что мне хотят сказать, даже ещё не успев этого осознать. Вряд ли бы эта женщина подошла к нам, не имей уже своей веской причины, которую и мне было бы полезно узнать…
_________
(89) Птица - в данном случае описание числа "два", показанного пальцами - указательным и средним, образующим "V".
Сюда же: "кулак" - "пять", по количеству сжатых пальцев руки. Раскрытая ладонь тоже может использоваться в качестве обозначения числа "пять", но есть некоторые нюансы использования "открытой" и "закрытой" кисти;
"посох" ("палка") - указательный палец - "один";
"птица" - указательный и средний пальцы, образующие "V" - обозначающие число "два";
"корона" - указательный, средний, безымянный - "три";
"гребень" - указательный, средний, безымянный, мизинец - "четыре".
(90) Истарам - вид одежды. Может служить как верхней одеждой, так и некоторым видом нижнего белья. В основе своей сшит из двух частей V-образной формы, соединённых "основаниями". Четыре оставшихся конца связываются попарно между собой в районе бёдер и поясницы. По сути, некий аналог трусов. При ношении закрывает паховую область и ягодицы. Крой может быть таков, что ткань собирается многими складками, создавая дополнительный объём внутри всей этой конструкции.
(91) Иль-шари - часть верхней женской одежды, напоминает очень свободного кроя широкую рубаху с короткими рукавами. Конструкция её такова, что её можно носить без дополнительных "застёжек". Но в данном случае предусмотрено, что её можно дополнительно крепить в нижней её части к туловищу.
(92) Урду - одно из древних племен Пустыни, на момент повествования вымершее. Они одни из первых людей, кто давал демонам имена. Здесь имеется в виду, что заклинание было написано именно на их языке. Опознать как таковые символы было можно, но вот знанием языка всегда обладали очень немногие, в основном маги, заклинатели и учёные.
* * *
ПРОДОЛЖЕНИЕ: 19, 20, 21, 22, 23, 24
Если кому интересно, то "вот здесь лежат все ссылки на тексты о Пустыне, сгруппированные по темам и разложенные в порядке чтения. Плюс ссылки на иллюстрации."
- Да, это про Пустыню. Тема эта у меня специфическая, и может быть интересна далеко не всем, так что, пожалуйста, учитывайте это, если решите читать. Тем более, что текста действительно много.
- Текст местами совсем не для детей, хотя специально я не стараюсь усердствовать, но легче сразу пометить, как "18+", а вы это просто учтите, чтобы потом не сожалеть.
- Это продолжение одной из старых историй - "про старика и девочку". Начиналась она давно, потом был заметный кусок с продолжением - уже в прошлом году и почти год назад, тогда я отредактировал первые эпизоды и выложил всё заново. Сейчас - новое продолжение, "нумерация" будет сквозная, ссылки - в нужном порядке. Отдельно положу запись с новым "оглавлением" всех частей.
Извините, что в таком режиме, но вот как есть…
НАЧАЛО: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17
* * *
…ханагиниши между тем продолжали свой танец. Хотя их тела и были скрыты под первыми "покрывалами", это не мешало оценить грациозность движений… Под ритм, выбиваемый бубнами, они скользили по ковру - не сбиваясь, не ошибаясь, словно это был один человек и его отражение. А временами отражение превращалось в тень… В те моменты, когда их тела замирали, повинуясь мелодии, в движении оставались руки, пальцы, головы, глаза… Взгляды, которые они бросали в этот момент на зрителей, иногда бывали красноречивее движений тела… Чуть заметный наклон головы, и сверкнувшие из-под оранжевых век белки глаз, и ладонь, на мгновение замершая на уровне чресел, и вздрогнувшие пальцы, словно ощутившие жар желания, пробивающийся через ткань… И тут же гудение сурги срывает с места обе фигуры, чтобы поменять их местами. Или распластать на ковре. Или подбросить в прыжке в воздух…
…и да, запах! Запах… В первую очередь, запах благовоний. И запах тел - молодых, сильных, зовущих, желанных… Запах, расходящийся волнами. Почти ощутимо оседающий на кожу всех, кто смотрит на помост. Не менее волнующий, чем изгибы тел, которых пока не видно, но которые с лихвой дорисовывает воображение… Запах, заставляющий раздуваться ноздри в желании обладать близким, но пока недоступным…
…так что, ничего удивительно не было в том, что девочка не смогла устоять перед своими желаниями. И если я сейчас отдавался отдыху в своём понимании - лежать на мягких удобных подушках и циновках в безопасном месте, успев утолить жажду и голод, разогнав мысли гулять там, где они пожелают, и хотя бы сейчас не думать о том, что будет дальше, и как нам стоит поступить, в предвкушении большого чистого ложа под надёжной крышей, а не в песках под открытым ночным небом, - то моя спутница с полным правом решила вкусить тех удовольствий, которые были ей сейчас доступны. И которых она захотела. И да, найти в столь поздний час мужчину для утех было возможно. Но явно требовало бОльших усилий, чем получить его здесь же, сделав ставку, которая бы выиграла…
- Дитя… - усмехнулся я. - А если ты проиграешь? Если я не смогу тебе помочь?
- Тогда я попрошу о микаши! - Рассмеялась она. - Ты ведь не будешь против?
- Это в который же раз за сегодня я повторю, что если сам предложил тебе выбрать место, то будет справедливо и дать возможность взять всё, что ты пожелаешь?
Девочка на пару мгновений задумалась, нарочито морща лоб, хотя взгляд у неё при этом был вполне весёлый.
- Только второй! - Наконец она показала два пальца. - Первый раз было, когда я попросила остаться здесь. И сейчас - второй.
- Вот как? - Улыбнулся я. - Только птица? (89) Но думаю, ты права. Хотя мне казалось, что было больше. Видимо, я не каждый раз произносил это вслух.
- Эргэ… - Она поставила свою чашу с вином на циновку и ещё ближе подвинулась ко мне, голос её стал немного смущённым. - Я боюсь, что танец вот-вот закончится, и я… и мы не успеем…
- Время ещё есть, - успокоил я её, кивнув в сторону помоста. - Я слышу мелодию. Но да, откладывать уже не стоит… Что же… Думаю, ты успела рассмотреть обоих? - Она несколько раз кивнула в ответ. - Тогда скажи, хоть что-нибудь ты смогла заметить, что могло бы тебе помочь сделать выбор?
- Не знаю… - Девочка выпрямила спину, уставившись на помост, где продолжался танец. - Они одинаковые. Ну совсем одинаковые… Рост… плечи… И даже глаза, как ты сказал. И руки. Когда они рядом, это видно, они одной длины… И ноги…
- Ты видишь, как они двигаются. Смотри, есть ли такое, что может помочь отличить их?
- Я не вижу… - Она, привстав, пододвинула к себе и сложила одну на другую несколько подушек, чтобы усесться на них повыше. - Это словно один человек! Они танцуют, как один. Если бы не шнуры в волосах, их было бы вообще не отличить!
- Так… Скажи мне, тебе ведь видно тех, кто сидит ближе, чем мы, верно?
- Да…
- Ты можешь сказать, на кого из этих двоих сидящие больше обращают внимание? Они могут не понимать этого сами, могут и не замечать этого. Но выбирать могут именно женщину.
- Нет, эргэ… По-моему, они видят там только женщин. С которыми не прочь провести время. У некоторых это желание… - улыбнулась девочка, - …очень заметно.
- Что же… Про запах ты сказала… Если даже ты не можешь сейчас разобрать, где чей, то другие вообще не понимают, что его чувствуют. Для них могут быть заметны только масла, да благовония, остального они не в силах разобрать. Значит, об этом эти двое подумали заранее, ты понимаешь? Хотя нам с тобой от этого не легче. Ну да, или они сами, или тот, кто помогает им, если такой есть… Впрочем, не важно. Достаточно того, что они поступили и мудро, и хитро, предусмотрев это…
- Значит, сыграть не получится?..
В голосе девочки была лёгкая досада. Вот теперь она была явно расстроена. Не отворачивая от помоста головы, я нащупал её руку и нашёл ладонь.
- Почему же? Давай думать дальше, благо времени должно хватить… Скажи, какого цвета шнуры в волосах той ханагиниши, что сейчас левее меня?
- Жёлтые, эргэ.
- Хорошо. Смотри. И слушай…
…бубны продолжали держать всё тот же ритм, с которого и начинался танец. Но теперь танцовщицы чаще меняли места, проходя через центр помоста. Оказавшись в середине ковра, они на какое-то время замирали друг перед другом - глаза в глаза, оставляя зрителей без своего внимания. И прежде, чем продолжить танец, в движение приходили их руки и плечи - словно по воде пробегала лёгкая волна - головы же при этом оставались неподвижны. А невидимые под "покрывалом" ноги выбивали ритм из гудевших под частыми ударами ступней досок…
- …а вот теперь та, про которую я спрашивал тебя, снова левее меня, верно? - Обратился я к девочке, отворачиваясь от помоста. - Та, у которой жёлтые шнуры в волосах.
- Верно, - кивнула она.
- …а вот сейчас она в центре, а другая обходит её… - Я подвинулся и сел так, чтобы оказаться к танцующим спиной.
- Да…
- …а теперь они кружат на месте. И она теперь снова слева… теперь наоборот… А сейчас она ближе ко мне, чем другая…
- Да, эргэ! Как ты их отличаешь?!
- Слушай их. - Улыбнулся я. - Слушай, как они двигаются.
Девочка замерла, вытянув шею. И даже стала зажмуривать глаза.
- Услышала? - Я снова уселся лицом к помосту и отхлебнул вина.
- Кажется, да… - задумчиво произнесла она. - Но не могу понять, в чём разница… Но у них разные шаги. Ты говорил про это?
- Да, - кивнул я. - У той, которую выбрал я, у неё шаги… Ты действительно услышала разницу?
- Она есть, - согласилась девочка. - Когда ты сказал, что нужно слушать, я поняла!
- Думаю, эта ханагиниши тяжелее. Совсем немного. По танцу этого и не видно. Они обе сложены одинаково, одинаково двигаются… Но у неё чуть тяжелее шаг. Совсем немного, но он другой. Ковёр мешает услышать это, но доски отзываются чуть иначе, ведь так, я не ошибся?
- Нет, эргэ! Это заметнее, когда они стоят по разные стороны помоста, и тогда звуки шагов сливаются меньше.
- Верно. А ещё у неё другая ступня. Похоже, она шире. И длиннее. Поэтому и разница… - Я ударил двумя сложенными пальцами одной руки о ладонь второй, а затем хлопнул в ладоши, девочка кивала, глядя на то, что я делаю. - Вряд ли эту разницу будет заметно и потом, когда станут лучше видны их ноги. Но вот ты можешь это услышать. Услышат ли другие - вряд ли… не думаю, что смогут.
- Стопа шире и длиннее… - Тихо повторила девочка. - Тяжелее шаг… Значит, это и есть мужчина?..
- Думаю, да, - усмехнулся я. - Если бы я захотел сделать ставку, я бы исходил из этого.
- Значит, мне можно?! - Девочка в нетерпении несколько раз хлопнула ладонью по колену. - Что нужно сделать?! Позвать слугу с подносом?
- Чтобы тебя заметили наверняка, можешь встать и несколько раз ударить руками в ладоши над головой, - посоветовал я. - Но можешь и не вставать, они…
Я ещё не успел закончить фразу, как девочка вскочила на ноги и захлопала руками, едва не подпрыгивая на месте. Её заметили сразу. И все. Не только слуги, моментально поспешившие к нам. По всему залу разнёсся гул голосов. Там было всего понемногу - и удивления, и смеха, и поддержки, и зависти, и даже местами какой-то весёлой радости от того, что кто-то рискнёт сейчас, чтобы всем потом хватило азарта узнать, насколько же догадка окажется верной или наоборот…
…чтобы ни у кого не было соблазна подсмотреть, какая же будет ставка - в том числе и у тех, кто принимает их, - трое слуг огородили девочку со всех сторон широкими покрывалами, сделав над ней едва ли не шатёр. В последний момент, когда они ещё не успели подойти к нам, поймав её за руку и почти насильно усадив на циновку рядом с собой, я успел шепнуть ей на ухо, чтобы она не перепутала сгоряча, что нужно сделать.
- Жёлтая ткань, белый шнур. Запомнила? Тогда повтори! - И, услышав её жаркий шёпот, повторяющий мои слова, не удержался и взъерошил ей волосы. - Надеюсь, Небо сегодня нас любит…
…укрытый платком поднос - чтобы снова никто не смог оценить, каких отрезков ткани стало меньше, сколько камней было поставлено - был унесён к помосту и водружён на низкий столик рядом с ним. Один из слуг подоткнул края платка, чтобы уж он точно не слетел случайно, пока не закончится танец. Там всё и должно было оставаться до самой развязки. А танец пока ещё продолжался. Но уже через некоторое время бубны начали бить чаще и словно бы злее, подстёгивая танцующих двигаться быстрее. Движения ханагиниши стали резче. Браслеты звенели, не переставая. Ткань покрывал, кружась вокруг тел, уже редко успевала коснуться пола… И вдруг в какой-то момент снова протяжно загудела, переходя на свист, сурга, перекрывая звуки всех других инструментов. В это же время и танцовщицы замерли, остановившись в самом центре ковра. Музыканты, что держали бубны, подбросили их высоко в воздух после последнего удара и, поймав, беззвучно положили на пол возле ног. А тот, что был с сургой, поднялся со своего места и, не переставая играть, надувая изо всех сил щёки, присел на край помоста. Это и был знак, что пришло время снять то самое первое "покрывало". Это была последняя возможность сделать первую ставку - пока не замолчала сурга, пока ханагиниши ждут...
...ни одна рука так и не поднялась, чтобы подозвать слуг. Девочка, улыбаясь во весь рот, радостно посмотрела на меня. Она была довольна. И я её понимал - мы были единственными, кто пока принял пока участие в игре. Значит, только ей и достанется тот, кто пока скрывается под женской маской. Конечно же, если я не ошибся в своих предположениях. Но она, судя по её довольной улыбке, не сомневалась в том, что я окажусь прав. Надо признаться, и у меня почти не было в этом сомнений…
…как только затих последний звук сурги, а музыкант, игравший на ней, вновь опустился на свою циновку, облизывая губы, новую мелодию повёл уже масар. И бубны, вернувшись в руки своих хозяев, словно бы нехотя и ворчливо стали поддерживать его, снова задавая ритм… Ханагиниши, качнувшись из стороны в сторону, медленно стали поворачиваться на одном месте…
…было сложно уследить, что именно сделали они, когда вдруг оказалось, что первый "покров", прятавший их тела, словно бы разделился на несколько частей. Куски пёстрой ткани взлетели в воздух, а потом, извиваясь, опали к их ногам…
Вот теперь стали хорошо видны просторные лёгкие шаровары с большими вырезами вдоль ног. Хотя правильнее, пожалуй, было бы сказать, что это не шаровары, а две отдельные штанины, собранные внизу завязками повыше щиколоток, чтобы не закрывать браслеты, а вверху закреплённые ниже поясницы несколькими узенькими цветными поясами чтобы оставлять видимыми бОльшую часть животов. И всё это снова было расшито блёстками, украшено бусинами и разлетающимися при каждом движении шнурками, многие из которых заканчивались небольшими погремушками - бубенцами… Пах же и самый низ живота ханагиниши скрывали истарамы (90), хотя и совсем небольшие (хорошо, если три ладони по площади), но из плотной ткани и с таким количеством специально сделанных складок, что снова нельзя было понять, чьё же естество они прячут - мужское или женское… Плоские обнажённые животы, уже блестевшие от пота у обоих танцующих, тоже не могли помочь сделать верный выбор - натренированные сами по себе, с хорошо заметными мышцами, напряжённые во время танца, они выглядели одинаково у обоих… Подобно тому, как были укрыты ноги, и руки у тех, кто сейчас стоял на помосте, закрывали рукава, соединённые между собой на спине длинными завязками, спускавшимися вдоль позвоночника к тощим ягодицам под всё теми же складками истарамов. Не было видно и груди. У обоих ханагиниши её закрывали местные разновидности коротких иль-шари (91), не скрывавшие животов, но успешно скрадывающие размер того, что могло быть под ними… После того, как первый "покров" был снят, стали видны и многочисленные украшения, о которых до этого момента можно было судить только по звукам, которые они издавали. От шеи и до середины груди у обоих ханагиниши красовались массивные ожерелья, которых вполне могло бы хватить, чтобы помешать разглядеть, чью грудь - женскую или мужскую - они украшают…
…теперь нам оставалось только ждать. Девочка, оставив на время вино, налила себе полную чашу отвара и теперь прихлёбывала его, оглядывая харчевню. В нашу сторону тоже посматривали многие, что совсем не удивляло. Нельзя сказать, что смотрели с симпатией, скорее, с осторожным интересом. Возможно, была во взглядах местами и некая брезгливость. Местами - настороженность. Но не было откровенной вражды или неприязни. Впрочем, будь что не так, я бы, пожалуй, смог заметить это раньше…
- Эргэ… - вдруг довольно громко окликнула меня девочка.
Я повернулся к ней. Но поворачиваться, как оказалось, нужно было в другую сторону. Как и Пранги до этого, у нашего места остановилась женщина, стараясь стоять так, чтобы не загораживать помост с ханагиниши. И опять девочка сместилась ближе к нашим вещам, лежавшим у стены, и оружию, которого не было видно под положенным сверху него плащом.
- Спешу принести вам свои извинения, добрый господин, что смею мешать вашему отдыху… - женщина низко поклонилась, протягивая ко мне сложенные чашей ладони, затем, немного выпрямившись, но не опуская рук, продолжила говорить, глядя словно бы чуть над моей головой. - Смею надеяться, что дороги ваши будут легки, а удача будет сопутствовать вам во всём. Молю Небо, чтобы оно было благосклонно к вашим чаяниям. И к вам обращаю свою просьбу - выслушать меня, добрый господин. Тешу себя надеждой, что и спутница ваша не будет возражать против этого…
Я только развёл руками в сторону девочки, которая, насупившись, смотрела на женщину, продолжавшую держать протянутую ко мне "чашу". Да, вести сейчас разговоры с незнакомцами мне не хотелось, особенно с учётом того, что события этой воистину длинной ночи не просто не закончились, но ещё должны были и продолжиться после окончания танца… С другой стороны, мне не хотелось отвечать отказом. Почему? Пока я и сам не очень понимал это своё желание. Нельзя сказать, что отказ выслушать гостью привлек бы к нам лишнее внимание, мы и так не были им обделены. Возможно, я снова в силу неосознаваемой усталости не замечал, а вернее, не отдавал себе отчёта, что есть какие-то детали, говорящие о том, что отказывать в разговоре не стоит. Или уже не имеет смысла. Вздохнув, я повернулся к той, что подошла к нашему столу…
…женщина, что ждала сейчас ответа, была, пожалуй, раза в два старше моей спутницы. А то и немногим побольше. Возможно, лет сорока или около того. Сказать точнее было сложно. Кожа её была смуглой, и по оттенку напоминала кожу девочки, да и была заветрена схожим образом. Видимо, в дорогах она проводила достаточно времени. Сложенные в чашу пальцы были не грубыми. Вряд ли они знали тяжёлую работу. Но вот их костяшки, которые больше подошли бы тому, кто умеет работать кулаками… и суставы, что были пусть и немного, но всё-таки больше, чем обычно у женщин… Вот это заставляло задуматься о том, чем же их хозяйка занимается… Руки, протянутые ко мне, не дрожали, а словно бы замерли в воздухе без малейшего усилия. И на запястьях, и на предплечьях с заметными жилами - да и на пальцах кое-где - при желании можно было заметить и мелкие зажившие шрамы, и несколько незамысловатых татуировок… Лицо с широкими скулами было чуть опущено вниз, немного раскосые глаза прищурены, из-за чего определить их цвет было затруднительно. Слегка приплюснутый нос с широкими же крыльями мог принадлежать уроженке племён, живших далеко за Восточным трактом, ближе к тем краям, где восходит солнце. Но у них были не такие тонкие губы… Думаю, среди её родни могли найтись ещё и выходцы едва ли не с Побережья, и те, кто происходил из земель Оазиса…
Волосы женщины были заплетены в тонкие плотные косы, которые собирались на затылке в общий толстый жгут, опускавшийся чуть ниже лопаток. Внутри такой причёски вполне можно было сохранить и несколько монет в небольшом узком кошеле, шнур которого мог быть использован в качестве дополнительной завязки, и пару клинков, которые со стороны были бы не заметны. Таким манером волосы носили и некоторые кочевники, и нередко солдаты-наёмники - подобный жгут худо-бедно, но прикрывал шею, и при счастливом стечении обстоятельств мог защитить её от не слишком сильного удара ножа, а то и меча…
На женщине была простая добротная одежда. Совсем не новая. Но и не откровенно заношенная. Очень просторные шаровары песочного оттенка, напоминавшие своим кроем почти мешок с большой вертикальной "складкой" в районе колен, не стесняли движений и полностью маскировали ноги. В них можно было и ходить, и ехать, сидя в низаре, они не мешали ни бегать, ни танцевать. Пояс, который их держал, был сейчас распущен так, что шаровары удерживались только на бёдрах, спадая широкими складками к полу и почти закрывая босые ступни. Петли для других поясов, на которые вешались походные кошели, ножи и прочая дорожная мелочь, были сейчас свободны… На плечи женщины была накинута всё та же иль-шари, заметно более просторная, чем можно было бы ожидать от жительницы города. Но зато позволявшая при необходимости и спрятать под ней что-нибудь, и быть очень быстро сброшенной. Сейчас, поскольку в харчевне было жарко, она была лишь небрежно запахнута, прикрывая немногим больше того, что оставляла открытым. Под ней уже ничего не было, только тело, и между небольших грудей женщины можно было увидеть ещё одну татуировку - некие символы, выстроившиеся в ряд, начинавшийся на уровне ключиц, продолжавшийся на плоском животе и уходивший под пояс. Если не знать, что это, то символы можно было принять за некие причудливые узоры, служащие для украшения тела. Уверен, что так их и воспринимали почти все, кто видел. А скорее всего, вообще все. Такие татуировки и раньше можно было встретить не часто, а в последние годы я не видел вообще ничего подобного. Скорее всего по этой причине она и не скрывала их - узнать в этом "узоре" заклинание на языке урду (92) сейчас могли очень немногие. А встретить в столь поздний час и в подобном этому месте тех, кто мог бы это если не прочитать, то хотя бы понять, что это такое, было и вовсе невероятно…
…наконец-то оценив всё это, я невольно усмехнулся. Вот, собственно, и причина того, что я был готов услышать, что мне хотят сказать, даже ещё не успев этого осознать. Вряд ли бы эта женщина подошла к нам, не имей уже своей веской причины, которую и мне было бы полезно узнать…
_________
(89) Птица - в данном случае описание числа "два", показанного пальцами - указательным и средним, образующим "V".
Сюда же: "кулак" - "пять", по количеству сжатых пальцев руки. Раскрытая ладонь тоже может использоваться в качестве обозначения числа "пять", но есть некоторые нюансы использования "открытой" и "закрытой" кисти;
"посох" ("палка") - указательный палец - "один";
"птица" - указательный и средний пальцы, образующие "V" - обозначающие число "два";
"корона" - указательный, средний, безымянный - "три";
"гребень" - указательный, средний, безымянный, мизинец - "четыре".
(90) Истарам - вид одежды. Может служить как верхней одеждой, так и некоторым видом нижнего белья. В основе своей сшит из двух частей V-образной формы, соединённых "основаниями". Четыре оставшихся конца связываются попарно между собой в районе бёдер и поясницы. По сути, некий аналог трусов. При ношении закрывает паховую область и ягодицы. Крой может быть таков, что ткань собирается многими складками, создавая дополнительный объём внутри всей этой конструкции.
(91) Иль-шари - часть верхней женской одежды, напоминает очень свободного кроя широкую рубаху с короткими рукавами. Конструкция её такова, что её можно носить без дополнительных "застёжек". Но в данном случае предусмотрено, что её можно дополнительно крепить в нижней её части к туловищу.
(92) Урду - одно из древних племен Пустыни, на момент повествования вымершее. Они одни из первых людей, кто давал демонам имена. Здесь имеется в виду, что заклинание было написано именно на их языке. Опознать как таковые символы было можно, но вот знанием языка всегда обладали очень немногие, в основном маги, заклинатели и учёные.
* * *
ПРОДОЛЖЕНИЕ: 19, 20, 21, 22, 23, 24
Если кому интересно, то "вот здесь лежат все ссылки на тексты о Пустыне, сгруппированные по темам и разложенные в порядке чтения. Плюс ссылки на иллюстрации."