Книга о сибирской авантюре, которая испортила американо-российские отношения.
В "The New York Times" рассказывается о только что вышедшей книге писателя Gregory J. Wallance "INTO SIBERIA: George Kennan’s Epic Journey Through the Brutal, Frozen Heart of Russia" ("В СИБИРЬ: эпическое путешествие Джорджа Кеннана по жестокому, ледяному сердцу России") о давно забытой поездке журналиста Джорджа Кеннана в Россию в 1885 году.
"Джордж Кеннан потерял веру в российский город Томск. В качестве журналиста он приехал в Россию летом 1885 года, чтобы рассказать о ссыльной системе страны, которая каждый год отправляла тысячи мужчин, женщин и детей в Сибирскую глушь, пытаясь заставить их работать, быть забытыми и умереть. В Томске он нашел то, что один местный чиновник назвал «худшей тюрьмой в Сибири», где целые семьи теснились в клетках, слишком маленьких для того, чтобы в них можно было двигаться. Воздух здесь был ядовитым, а больница была настолько «насыщена болезнями», что местный врач просил ее сжечь. Кеннан приехал сюда, чтобы написать статью в защиту разросшейся сети трудовых лагерей и тюрем. Но Томск сломал его.
«Ссыльная система хуже, чем я думал, и хуже, чем я ее описывал, - написал он в письме издателю журнала Century. - Неприятно, конечно, признавать, что ты написал о предмете, не до конца понимая его; но даже это лучше, чем пытаться сохранять прежнюю точку зрения на нее после обнаружения ее полной несостоятельности».
Эта книга - новая биография Кеннана, убедительно изображающая его как одного из самых влиятельных журналистов XIX века, утверждающая, что его рассказ о путешествии 1885-1886 годов “Siberia and the Exile System” («Сибирь и ссыльная система») - был тем, что первым испортило американские отношения с Россией. (Кеннан был родственником Джорджа Ф. Кеннана, дипломата времен холодной войны, который позже оставил свой след в российско-американских отношениях).
Кеннан впервые посетил Сибирь в 1865 году. Заявленной целью этой экспедиции была прокладка телеграфных линий, но на самом деле Кеннаном двигало то же самое, что движет многими исследователями викторианской эпохи: хрупкая мужественность. В детстве он видел, как его другу машина раздробила руку - опыт, который травмировал его не из-за агонии его товарища, а потому, что юный Кеннан потерял сознание при виде крови. Во время этой первой поездки он навсегда изгнал «страх страха, который сильно мешал счастью моего детства». В России он перенес холод и голод, спас пропавших американцев, заблудился - и нашел - самого себя. Это были приключенческие истории. Вернувшись домой, он превратил их в свою первую книгу “Tent Life in Siberia” («Палаточная жизнь в Сибири»).
Книга утвердила Кеннана в качестве журналиста и эксперта по царской России в то время, когда американцы с любовью смотрели на страну, которую они считали, пишет Wallance, «красочной, но загадочной, наполненной трагически романтическими персонажами». Именно сюда, по мнению Кеннана, он собирался направиться, когда убеждал хозяев журнала Century профинансировать его поездку в 1885 году: место, конечно, эксцентричное, но в целом безобидное. Он потратил годы, защищая ссыльную систему, называя ее «более гуманным наказанием», поскольку она позволяла семьям оставаться вместе. Страдания, описанные в таких книгах, как "Записки из мертвого дома" Достоевского, были, по мнению Кеннана, «пережитком ушедшей эпохи». Приехав в Петербург вместе с иллюстратором George Frost, он обнаружил, что «ни страна, ни народ не выглядят так, будто их железной рукой угнетает деспотизм». Томск изменил его мнение, но это было далеко не самое худшее, что ему довелось увидеть.
Кеннан и Фрост маршировали вместе с закованными в цепи людьми, которых гнали за тысячи миль через глушь. Они ползали по серебряным рудникам, где в почти полной темноте трудились каторжники, по туннелям, вырытым во времена правления Екатерины Великой, где опоры настолько прогнили, что они уже не были похожими на деревянные. Они встречали образованных ссыльных, отстраненных от всякой интеллектуальной деятельности, некоторые из которых сходили с ума от скуки. Они увидели весь масштаб системы, которая была хаотичной, коррумпированной и чрезвычайно жестокой.
Кеннан ответил на это уродство, открыв свое сердце. В ссылках он нашел «больше людей, которых я мог бы полюбить, больше людей, которые были бы моими близкими друзьями, больше людей, чья душа близка мне, чем я встретил за все предыдущие 10 лет своей жизни». Он описал их истории в огромной книге и во время многолетнего лекционного тура продемонстрировал почти миллиону человек лохмотья и цепи ссыльных, пел их призрачную «Песню о бедности». Это представление многих растрогало до слез, в том числе Марка Твена, который, по некоторым данным, заметил: «Если динамит - единственное средство от таких условий, то спасибо Богу за динамит».
В бодром повествовании Уолланса Кеннан предстает веселым, глубоко порядочным собеседником, бескомпромиссным наблюдателем, который способен менять свое мнение. Он - долгожданная замена бездушным империалистам, которые населяют большинство викторианских путевых заметок, и его человечность позволяет читателям «INTO SIBERIA» погружаться в ужас, не поддаваясь отчаянию."
Телеграм-канал "Интриги книги"
"Джордж Кеннан потерял веру в российский город Томск. В качестве журналиста он приехал в Россию летом 1885 года, чтобы рассказать о ссыльной системе страны, которая каждый год отправляла тысячи мужчин, женщин и детей в Сибирскую глушь, пытаясь заставить их работать, быть забытыми и умереть. В Томске он нашел то, что один местный чиновник назвал «худшей тюрьмой в Сибири», где целые семьи теснились в клетках, слишком маленьких для того, чтобы в них можно было двигаться. Воздух здесь был ядовитым, а больница была настолько «насыщена болезнями», что местный врач просил ее сжечь. Кеннан приехал сюда, чтобы написать статью в защиту разросшейся сети трудовых лагерей и тюрем. Но Томск сломал его.
«Ссыльная система хуже, чем я думал, и хуже, чем я ее описывал, - написал он в письме издателю журнала Century. - Неприятно, конечно, признавать, что ты написал о предмете, не до конца понимая его; но даже это лучше, чем пытаться сохранять прежнюю точку зрения на нее после обнаружения ее полной несостоятельности».
Эта книга - новая биография Кеннана, убедительно изображающая его как одного из самых влиятельных журналистов XIX века, утверждающая, что его рассказ о путешествии 1885-1886 годов “Siberia and the Exile System” («Сибирь и ссыльная система») - был тем, что первым испортило американские отношения с Россией. (Кеннан был родственником Джорджа Ф. Кеннана, дипломата времен холодной войны, который позже оставил свой след в российско-американских отношениях).
Кеннан впервые посетил Сибирь в 1865 году. Заявленной целью этой экспедиции была прокладка телеграфных линий, но на самом деле Кеннаном двигало то же самое, что движет многими исследователями викторианской эпохи: хрупкая мужественность. В детстве он видел, как его другу машина раздробила руку - опыт, который травмировал его не из-за агонии его товарища, а потому, что юный Кеннан потерял сознание при виде крови. Во время этой первой поездки он навсегда изгнал «страх страха, который сильно мешал счастью моего детства». В России он перенес холод и голод, спас пропавших американцев, заблудился - и нашел - самого себя. Это были приключенческие истории. Вернувшись домой, он превратил их в свою первую книгу “Tent Life in Siberia” («Палаточная жизнь в Сибири»).
Книга утвердила Кеннана в качестве журналиста и эксперта по царской России в то время, когда американцы с любовью смотрели на страну, которую они считали, пишет Wallance, «красочной, но загадочной, наполненной трагически романтическими персонажами». Именно сюда, по мнению Кеннана, он собирался направиться, когда убеждал хозяев журнала Century профинансировать его поездку в 1885 году: место, конечно, эксцентричное, но в целом безобидное. Он потратил годы, защищая ссыльную систему, называя ее «более гуманным наказанием», поскольку она позволяла семьям оставаться вместе. Страдания, описанные в таких книгах, как "Записки из мертвого дома" Достоевского, были, по мнению Кеннана, «пережитком ушедшей эпохи». Приехав в Петербург вместе с иллюстратором George Frost, он обнаружил, что «ни страна, ни народ не выглядят так, будто их железной рукой угнетает деспотизм». Томск изменил его мнение, но это было далеко не самое худшее, что ему довелось увидеть.
Кеннан и Фрост маршировали вместе с закованными в цепи людьми, которых гнали за тысячи миль через глушь. Они ползали по серебряным рудникам, где в почти полной темноте трудились каторжники, по туннелям, вырытым во времена правления Екатерины Великой, где опоры настолько прогнили, что они уже не были похожими на деревянные. Они встречали образованных ссыльных, отстраненных от всякой интеллектуальной деятельности, некоторые из которых сходили с ума от скуки. Они увидели весь масштаб системы, которая была хаотичной, коррумпированной и чрезвычайно жестокой.
Кеннан ответил на это уродство, открыв свое сердце. В ссылках он нашел «больше людей, которых я мог бы полюбить, больше людей, которые были бы моими близкими друзьями, больше людей, чья душа близка мне, чем я встретил за все предыдущие 10 лет своей жизни». Он описал их истории в огромной книге и во время многолетнего лекционного тура продемонстрировал почти миллиону человек лохмотья и цепи ссыльных, пел их призрачную «Песню о бедности». Это представление многих растрогало до слез, в том числе Марка Твена, который, по некоторым данным, заметил: «Если динамит - единственное средство от таких условий, то спасибо Богу за динамит».
В бодром повествовании Уолланса Кеннан предстает веселым, глубоко порядочным собеседником, бескомпромиссным наблюдателем, который способен менять свое мнение. Он - долгожданная замена бездушным империалистам, которые населяют большинство викторианских путевых заметок, и его человечность позволяет читателям «INTO SIBERIA» погружаться в ужас, не поддаваясь отчаянию."
Телеграм-канал "Интриги книги"