(no subject)
Казалось бы, чем больше ненавидишь зиму, тем больше должно радовать лето. Но калечный (скорее, каличный) образ мышления не даёт этому случиться. Тикающий хронометр внутри не заглушить. И всё вокруг пропитано привкусом тления.
Персефона, вырвавшись из Аида, не может спокойно наслаждаться свободой. Эта свобода отравлена своей мимолётностью. Поэтому истерично и судорожно она впитывает позвоночником тепло, вдыхает запахи земли и трав, рассовывает по карманам свои драгоценности: ледяное белое аргентинское вино, кирпичную прохладу фойе Гоголь-центра, особняки Подсосенского переулка, воздушный поцелуй Тома Мейгана, улыбку Молко и его обрамленное влажными волосами андрогинное лицо, скользящий по рельсам Сапсан, сотни фонарей, превращающих Ледовый Дворец в космос для Space Monkey, вечно сырые питерские дворы.
Персефона, вырвавшись из Аида, не может спокойно наслаждаться свободой. Эта свобода отравлена своей мимолётностью. Поэтому истерично и судорожно она впитывает позвоночником тепло, вдыхает запахи земли и трав, рассовывает по карманам свои драгоценности: ледяное белое аргентинское вино, кирпичную прохладу фойе Гоголь-центра, особняки Подсосенского переулка, воздушный поцелуй Тома Мейгана, улыбку Молко и его обрамленное влажными волосами андрогинное лицо, скользящий по рельсам Сапсан, сотни фонарей, превращающих Ледовый Дворец в космос для Space Monkey, вечно сырые питерские дворы.