Победа Украины - 1 - Из частных обсуждений середины ноября - начало
По ряду причин я последние примерно полгода стал существенно меньше следить за событиями вокруг войны. Единственное, что меня извиняет - это то, что я являюсь абсолютно частным лицом, моим мнением никто не интересуется и я никогда не брал на себя обязательств хотя бы с какой-то периодичностью его формулировать. Но это не значит, что мои переживания ослабели - совсем наоборот. События 2023 года только усилили мою тревогу.
Несколько раз мне случалось говорить, что Украина уже, по сути, победила в войне, что это стало ясно где-то уже в сентябре 2022 года, а окончательно понятно - к середине ноября, с завершением эвакуации российских войск с правого берега Днепра. Я считал тогда прекращение войны делом совсем несложным, и мнение свое не изменил. Решающим фактором в этом вопросе я видел тогда (и вижу сейчас) китайскую политику нынешней администрации США. Проблема в том, что сугубо по личным причинам я долго не считал для себя уместным вдаваться в детали того, как я себе это представлял.
Оглядываясь на 2023 год, я вижу, что мои осторожно-оптимистические ожидания не оправдались. Правда, не произошло и то, чего я в глубине души опасался. Поэтому я счел возможным выложить некоторые заметки, сделанные пару месяцев назад в ходе переписки с двумя близкими товарищами. Они сумбурны и субъективны, но я решил их не менять (внеся только самую незначительную правку). Думаю, что далее я смогу отталкиваться от этих заметок и более детально раскрывать некоторые моменты, упомянутые в них только мельком и нуждающиеся в пояснении.
Заметки были сделаны до "прямого эфира" Путина от 14 декабря, поэтому придется добавить короткую третью запись, посвященную этому эпизоду.
****************************************************************************************************************
Друзья, вчера был очень полезный (по крайней мере, для меня) разговор, позволивший мне отчетливее сформулировать для себя ряд соображений. Так как эти соображения я формирую исключительно для собственного пользования, то они являются результатом не последовательной работы и т.д., а всего лишь чем-то вроде любительских наблюдений, делаемых время от времени, от случая к случаю. В последнее время по ряду причин я отвлекся от неприятной ассенизаторской работы по изучению творчества Путина. По результатам нашего разговора я заново очень поверхностно взглянул на то, что было им озвучено с начала весны. Результаты, как мне кажется, не противоречат моему представлению.
Конкретно, я считаю, что смотреть надо исключительно на транскрипты, записи, пресс-релизы и т.д. Любые пересказы неизбежно включают эффект испорченного телефона и/или целенаправленной манипуляции. Журналисты и "аналитики" сплошь и рядом не понимают значения тех или иных выражений (или их отсутствия), смешивают в своем материале цитаты из разных выступлений за разные периоды, разбавляют их своими собственными рассуждениями и т.д.
Так вот, я продолжаю исходить из того, что главные цели войны были изначально сформулированы как "денацификация" и "демилитаризация", что в переводе на практический язык предполагало заключение формальных документов - договора, декларации или чего-то в этом роде, ратифицированного радой и подкрепленного специальным конституционным законом Украины - то есть имеющего совсем другой статус, чем написанные на коленке "минские соглашения", подписанные с украинской стороны отставной козы барабанщиком ("вторым президентом Украины" - то есть человеком, не имеющим формального статуса в системе власти). Эти документы прописывали бы обязательство по внутренней политике (языковой, федеративной и т.д.), по внешней политике (отказ от военного сотрудничества с третьими странами и обязательство консультаций и координаций с Россией), по военной политике (фиксация структуры и потолков численности, вооружения и т.д. украинской армии), и все это с каким-то (возможно, завуалированным) правом России вмешательстве в случае их нарушения (типа "Россия обязуется обеспечить участие своих правоохранительных органов в предупреждении экстремистских действий, направленных на срыв указанных договоренностей"), по факту - легитимизирующих право временной оккупации как минимум восточных областей. Могла быть мысль о размещении российских баз на территории Украины (под фирмой "совместной обороны").
Не исключаю, что Путин где-то вычитал что-то про историю российского протектората над Дунайскими княжествами с неоднократными эпизодами их оккупации. А может, сам придумал, не бином Ньютона.
Я обычно стараюсь проводить различение между, скажем так, абсолютными целями - мечтаниями, стремлениями, желаниями и т.д., - с одной стороны, и конкретными целями, с другой стороны. Кто-то мечтает летать по воздуху как птица, кто-то мечтает жить вечно, кто-то мечтает, чтобы сотни миллионов неприятных ему людей куда-нибудь исчезли навсегда. Это нечто вроде абсолютных целей. Но как только мы начинаем учитывать внешние реалии, мы переходим к целям гораздо более конкретным и ограниченным.
Путин, конечно, может мечтать о возрождении Руси, императорской России, СССР, о короновании, о беззаботной жизни пенсионера в Швейцарии, о том, чтобы Си Цзиньпин ноги ему мыл и воду пил. Но он потому и смог удерживать власть так долго, что всегда соотносит свои мечты с реалиями. Конечно, он, как и все мы, периодически ошибается, но он выносит урок из своих ошибок и старается в будущем их избежать (опять же, не всегда с успехом).
Поэтому я стараюсь концентрироваться именно на конкретных его целях, то есть целях, определяемых как желаниями, так и внешними ограничениями. К числу последних я бы отнес:
Оценивать его практические цели я считаю возможным как по его действиям, особенно если их рассматривать пост-фактум, так и по его высказываниям, которые всегда так или иначе, в той или иной степени, отражают его понимание ограничений (б) и (в), адресованы той или иной аудитории (массовой внутренней, узко-таргетированной внутренней, внешним СМИ, внешним политическим кругам и т.д.)
Путин, как мы знаем, умеет сочетать демонстративно резкие, неожиданные, выламывающиеся из традиций, наступательные (в широком политическом смысле) действия, со столь же неожиданными и резкими отступлениями, которые старается, наоборот, максимально затушевать, делая вид, что их вовсе и не было (можно сказать, контр-демонстративными). В сомнительных же случаях он поддерживает двусмысленность и неопределенность, оставляя себе свободу маневра, как наступления, так и отступления. Причем неопределенность он обычно маскирует вызывающей риторикой с броскими неожиданными словечками, хамскими выпадами, грубыми шуточками и т.д., которые в первую очередь бросаются в глаза и запоминаются, но при этом старается аккуратно избегать чрезмерных обязательств (commitments) на будущее. Это его стиль как во внутренней, так и во внешней политике.
Возвращаясь к эволюции его украинской политике, я бы сформулировал свое понимание этого процесса примерно так.
До 2014 года он считал реалистичной целью удержание Украины в общей орбите России. Украина виделась ему вечно внутренне расколотой, слабой, неспособной на последовательную политику. Себя он видел в качестве арбитра между украинскими деятелями, принципиально не способными договориться друг с другом. При этом предшествующие восемь лет, начиная с кризиса 2006 года, включая четыре года президентства Януковича, должны были позволить Путину сделать вполне однозначные выводы о политическом будущем Украины. Украинские политики вступали в самые немыслимые коалиции, ежедневно предавая друг друга, не будучи способными сформировать платформу минимально устойчивого большинства. Одновременно все многочисленные попытки массовых действий ("майданов") после 2004 года оказывались безуспешными, из чего в то время было логично сделать вывод - события 2004 года были случайным успехом "улицы", вероятность нового успеха минимальна.
Это представление о будущем Украины в некотором роде достигло апогея 16 января 2014 года, в момент принятия законов, которые, казалось бы, должны были окончательно сдвинуть Украину в сторону России. Через месяц все это рассыпалось в прах. Дальше была цепочка путинских импровизаций, завершившаяся серией написанных на коленке "минских соглашений", которые, как мы знаем, интерпретировались Москвой максимально широко - как первый шаг на превращение Украины в протекторат, как формальное обязательство Украины признавать за Россией право вето в вопросах внутренней украинской политики.
После 2015 года украинским властям удалось приостановить этот процесс сползания в формат протектората ценой фактической потери Крыма и ДНР/ЛНР. Западные страны достаточно отчетливо поддерживали сохранение статус-кво и самым реалистичным сценарием выглядело его бессрочное продолжение. Такой вариант для Путина был достаточно привлекательным, так как непризнанный статус ДНР/ЛНР оставлял в его руках эффективный инструмент, препятствующий дальнейшему смещению Украины в сторону от России.
Приход к власти администрации Байдена стал переломным. Даже отвлекаясь от оценки Байдена и его ближайших деятелей, сам факт прихода новой администрации не мог не стать для Путина триггером традиционного синдрома, общего для советско-российской политики с 20-х годов XX века. Я его несколько раз когда-то описывал. Суть его в том, что в американской идеологической традиции еще чуть ли не с XIX века существует (наряду с прочими) и такой устойчивый императив - представление о том, что "нам с русскими делить нечего, а если у нас есть конфликты, то это из-за неумелых действий правительства". В результате буквально каждый новый президент начинает с предложения забыть о прошлых недоразумениях и начать отношения с СССР/Россией "с чистого листа". В Москве это практически всегда рассматривается как проявление слабости и наивности, которые просто сам бог велел использовать. Вслед за этим следует попытка обмануть новую администрацию, обвести ее вокруг пальца, а вслед за попыткой обмана - происходит резкая реакция, часто гораздо более болезненная для Москвы, чем если бы изначальной попытки мухлежа не было.
Это стандартный рекуррентный паттерн, а в случае Байдена он только усилился. Соответственно, Путин решил воспользоваться тем, что ему представлялось уникальным окном возможностей.
Как известно, все пожилые генералы готовятся к будущим войнам как если бы это было второе издание тех войн, в которых они участвовали молодыми, только "с учетом допущенных ошибок". Для Путина его украинская операция, видимо, представлялась вторым изданием грузинской войны, исправленным и дополненным.
В 2008 году его план состоял в том, чтобы спровоцировать первое выступление грузинской стороны в максимально неблагоприятных для нее условиях. Далее он собирался нанести решительный удар, после которого грузинская армия разбегается, правительство разваливается, наступает хаос и безвластие, Россия восстанавливает порядок руками назначенных Москвой послушных грузин, они заключают некий договор, превращающий Грузию в протекторат, то есть наделяющий Россию правом вето на внутреннюю и внешнюю политику Грузии (с размещением дополнительных баз и т.д.) и признанием Грузией гарантийных прав России по отношению к Абхазии и Южной Осетии. Как мы знаем, этот план удался только в том смысле, что его провокация оказалась успешной - представление о том, что войну начала Грузия, стало господствующим.
Если взглянуть на войну 2008 года глазами Путина, то сразу становится видна главная ошибка его тогдашнего плана. Этой ошибкой стало в первую очередь отсутствие десанта в Тбилиси. Правительство осталось на месте, в результате армия не развалилась и не разбежалась, стала укреплять новые оборонительные позиции. В итоге война закончилась победой Грузии - в том смысле, в каком провал главной цели огромной России по отношению к маленькой Грузии объективно является победой последней. При этом мы понимаем, что технически возможность высадки успешного десанта в Тбилиси была близка к стопроцентной, если бы он планировался заранее. Такой десант обезглавил бы правительство (захватив его или вынудив к бегству) и позволил бы Путину назначить какой-нибудь "комитет национального спасения" из числа надежных грузин.
Другой ошибкой (с точки зрения Путина, естественно) стало то, что наступление велось недостаточно концентрированно и на недостаточную глубину поражения.
Третьей ошибкой (опять же, с точки зрения Путина) стало отсутствие предварительной подготовки на внешнеполитическом направлении, позволяющей купировать реакцию западных стран. Эта ошибка частично компенсировалась тем, что объем задействованных сил был гораздо меньшим, чем в 2022 году, поэтому масштабы военной подготовки удалось достаточно успешно замаскировать.
С учетом этих уроков велось планирование украинской операции. Ее решающим элементом должен был стать массированный десант в Киев. Одновременно предполагалось осуществить концентрированное вторжение сразу с нескольких направлений, а непосредственно перед ним нанести парализующие удары на большую глубину. Наконец, началу операции предшествовали полгода интенсивной и эшелонированной дипломатической подготовки.
Дипломатическая подготовка велась как минимум на трех направлениях.
Главное направление - попытка достижения тайной договоренности с администрацией Байдена в расчете на то, что ее получится обмануть. В свое время я попытался реконструировать примерную схему договоренности на основе пресс-релизов Белого дома. Суть ее сводилась к тому, что (коллективного) Байдена убедили, что целью Путина является формальная оккупация ДНР/ЛНР (возможно - с прямой аннексией) в обмен на лавры спасителя мира для Байдена.
Другое направление дипломатической подготовки заключалось в предварительном торпедировании т.н. "нормандского механизма" с участием Франции и Германии, чтобы тем самым снять с себя обвинения в его нарушении в момент собственно операции.
Третье направление заключалось в раздувании пустышки - высосанных из пальца требованиях новых договоров о безопасности с НАТО и США. Абсурдные претензии должны были отвлечь внимание стран НАТО, а их снятие (или хотя бы замораживание) - выглядеть ценной уступкой, облегчающей проглатывание украинской пилюли. Совершенно случайно я узнал, что директива Москвы для переговорщиков по "вопросам безопасности" состояла в том, что им было запрещено идти на какие-либо уступки, хотя западная сторона готова была делать достаточно выгодные (с точки зрения Москвы, естественно) предложения. То есть цель переговоров изначально была не в том, чтобы что-то выторговать, а в том, чтобы выйти на их демонстративный разрыв для публичного самооправдания. В этом смысле это была точная копия англо/франко-советских и польско-германских переговоров июля-августа 1939 года.
Как мне кажется, в какой-то момент военные аналитики в Вашингтоне (возможно, и в других западных столицах) забили тревогу, сочтя уровень военной готовности российских войск вышедшим за те пределы, после которых отказ от вторжения уже почти исключен. Не исключаю, что договоренности с (коллективным) Байденом носили настолько конфиденциальный характер, что военные в них не были полностью посвящены. Или, как вариант, военные усомнились в прочности этих договоренностей. В любом случае в последние дни из Вашингтона стали звучать сигналы несколько разной направленности - тем не менее, Белый дом продолжал более или менее придерживаться согласованной линии.
Моя гипотеза (но это не более чем гипотеза) - что договоренность с Байденом все-таки была прежде всего об оккупации ДНР/ЛНР, то есть введении больших частей регулярной армии "для обеспечения их безопасности". Я уже объяснял, из чего исхожу: из того, что реакция Вашингтона на решения Путина от 21-22 февраля (формальное признание независимости ДНР/ЛНР, его запрос и согласие совета федерации на использование войск) была одновременно и мгновенной, и сдержанной, а реакция на вторжение 24 февраля носила все признаки спонтанности, но зато в итоге стала гораздо более жесткой. То есть события 21-22 февраля, похоже, неожиданностью не были, а вот события 24 февраля как раз неожиданностью и оказались. Иными словами, (коллективный) Байден исходил из того, что события 21-22 февраля станут высшей точкой российско-украинского конфликта, после которого начнется деэскалация.
И вот тут возникает вопрос - зачем Путину нужна была пауза между 22 и 24 февраля? Какую роль эта пауза играла в его сценарии? Более того, зачем вообще ему надо было это "признание независимости" ДНР/ЛНР, тем более именно в тот момент? Ведь в практическом плане это абсолютно ничего в отношениях Москвы с Донецком и Луганском не изменило вплоть до сентября, когда они были формально "приняты" состав России (но это уже была совсем другая история), да и само это "признание" после 24 февраля было почти всеми забыто.
Я вижу единственное объяснение. Его сценарий, идя вслед за сценарием 2008 года, предполагал, что решения 21-22 февраля будут восприняты украинской стороной как такой вызов, который нельзя оставить без какого-то вооруженного ответа. Скажем, начнутся массированные обстрелы, а еще более вероятно - попытки наступления каких-то украинских частей на позиции ДНР/ЛНР. И тогда операция 24 февраля стала бы выглядеть "ответной реакцией на безрассудные действия украинской стороны". Я просто не могу придумать альтернативное объяснение паузы, которая внесла большую сумятицу не только в головы российских пропагандистов, но и в головы китайского начальства (что для Путина вряд ли было безразлично). Если бы Путин не рассчитывал на успех провокации, то обошелся бы и без признания независимости ДНР/ЛНР, и без паузы. Собственно, во всех других отношениях, кроме расчета на провокацию, ему было бы выгоднее сохранять непризнанный статус ДНР/ЛНР вплоть до завершения всей операции. Более того, я не исключаю, и даже считаю вполне вероятным, что Путин в своих планах рассчитывал на какие-то действия своих тайных агентов (реальных или мнимых) в военных кругах Украины.
Если бы провокация удалась, то Путин мог всерьез рассчитывать на то, что его авантюра с Байденом окажется успешной. Ведь в этом случае он мог не опасаться обвинений в обмане: дескать, он обещал Байдену, что его амбиции (как говорили в 30-е годы - "аспирации") ограничатся территорией ДНР/ЛНР, которые и так Украиной не контролируются, а в том, что все вышло за эти пределы, виноваты, дескать, сами украинцы.
Дополнительным аргументом в пользу гипотезы о планировании провокации является то, что российские колонны рванулись с белорусского севера и крымского юга - то есть планирование сухопутного вторжения, похоже, изначально исходило из возможности украинского наступления на ДНР/ЛНР. Даже если на секунду предположить, что гипотетическое украинское наступление на ДНР/ЛНР в феврале 2022 года достигло тактических или даже стратегических успехов, на реализацию плана это абсолютно никак бы не повлияло и даже помогло бы ему.
Этот пункт плана (провокация) оказался единственным, который удался в 2008 году и провалился в 2022 году. Мы можем только предполагать, что было бы, если бы украинская сторона поддалась на провокацию. Вполне возможно, что реакция западных стран была бы гораздо более "взвешенной" и сдержанной (как это и было в 2008 году), что уже одно могло бы сыграть решающую роль в победе Путина и поражении Украины. Опять же, если бы провокация удалась, то убедительность путинского обращения стала бы большей, особенно в плане пункта о "демилитаризации".
На этом фоне "обращение" Путина от 24 февраля было программным во всех отношениях. Даже если оно было записано за несколько часов, а не дней, до вторжения, то готовилось оно явно сильно заранее и все слова в нем тщательно взвешивались. Поэтому к ним стоит приглядеться. Как обычно для такого рода путинских документов, оно содержит огромный объем квази-исторических утверждений, и именно эти наглые выдумки обычно и привлекают внимание. Эти выдумки начинают анализировать и опровергать, как будто в них суть документа. На самом деле главное в нем - это пассажи, обращенные в будущее. Их как раз очень немного, поэтому на их фоне большинство исторических экскурсов, жалоб и обвинений повисают в воздухе. Например, он повторяет свои обвинения в адрес НАТО, причем самым хамским образом, но никаких требований по этому поводу уже не выдвигает - то есть вполне отчетливо дает сигнал о том, что все запросы, предъявленные в конце 2021 года, снимаются и обнуляются. Ключевые же моменты в его документе следующие:
1) Пассаж с обоснованием необходимости операции именно в данный момент:
"Обстоятельства требуют от нас решительных и незамедлительных действий. Народные республики Донбасса обратились к России с просьбой о помощи.
В связи с этим в соответствии со статьей 51 части 7 Устава ООН, с санкции Совета Федерации России и во исполнение ратифицированных Федеральным Собранием 22 февраля сего года договоров о дружбе и взаимопомощи с Донецкой Народной Республикой и Луганской Народной Республикой мною принято решение о проведении специальной военной операции"
Все его предшествующие рассуждения про НАТО, про угрозу Крыму, про перспективы ядерного вооружения Украины, про восемь долгих лет - все они могут для кого-то выглядеть убедительными или неубедительными, но они никак не содержат ответа на вопрос, почему "операция" должна была начаться именно сейчас, а не неделей (месяцем, годом) раньше или позже. Ответ на этот вопрос содержится именно в процитированном пассаже. К нам обратились с просьбой о помощи - и я в соответствии с договором от 22 февраля решил ее оказать.
С точки зрения того, как события разворачивались в реальности, пассаж выглядит, прямо скажем, на редкость глупо (хотя этого, кажется, никто не заметил). Во-первых, никто не поверит, что подготовка операции могла занять один день ("обращения" Пушилина и Пасечника датированы 22 февраля, а рассказал о них Песков 23 февраля). Во-вторых, документы о разрешении использования войск за пределами Российской Федерации, составлены очень аккуратно и тщательно - так, чтобы оставить возможность их интерпретации в том смысле, что речь идет исключительно о территории ДНР/ЛНР. В третьих, и сами обращения, и документы об использовании войск вполне могли обойтись и без ссылок на "договоры" России с ДНР/ЛНР (тут очень показательны и текст решения совета федерации, и стенограмма его заседания, которые я анализировал еще в марте этого года).
Но если бы провокация удалась и 23 февраля украинские войска (или даже какие-то отдельные украинские части) начали бы боевые действия, этот пассаж заиграл бы совсем другими красками. В этом случае и "просьба о помощи", и немедленная ответная реакция на "просьбу" выглядели бы гораздо убедительнее, особенно в глазах тех, кто и так хотел бы поверить в путинскую версию (а таких на Западе было достаточно).
2) Пассаж с изложением целей "операции":
"Ее цель - защита людей, которые на протяжении восьми лет подвергаются издевательствам, геноциду со стороны киевского режима. И для этого мы будем стремиться к демилитаризации и денацификации Украины, а также преданию суду тех, кто совершил многочисленные кровавые преступления против мирных жителей, в том числе и граждан Российской Федерации.
При этом в наши планы не входит оккупация украинских территорий. Мы никому и ничего не собираемся навязывать силой.
<...>
Сегодняшние события связаны не с желанием ущемить интересы Украины и украинского народа. Они связаны с защитой самой России от тех, кто взял Украину в заложники и пытается использовать ее против нашей страны и ее народа.
<...>
Как бы тяжело ни было, прошу понять это и призываю к взаимодействию, чтобы как можно скорее перевернуть эту трагическую страницу и вместе двигаться вперед, никому не позволять вмешиваться в наши дела, в наши отношения, а выстраивать их самостоятельно - так, чтобы это создавало необходимые условия для преодоления всех проблем и, несмотря на наличие государственных границ, укрепляло бы нас изнутри как единое целое"
Полагаю, смысл этого пассажа вполне однозначен. Он состоит в том, что цель Путина состоит в создании особых отношений с Украиной, которая будет формально обязана проводить внутреннюю и внешнюю про-российскую политику, с проведением показательных процессов по типу "нюрнбергского", без полной оккупации (но, очевидно, с наличием неограниченного числа баз), с сохранением номинальной независимости и включением Украины в некое общее образование (возможно, в формате нынешнего "союзного государства" России и Белоруссии). Проще говоря - в превращении Украины в протекторат.
Очень характерно, что в этом пассаже он говорит о будущих отношениях России и Украины, но совершенно забывает о том, что теперь между Россией и Украиной появилось два новых "независимых государства". Обращаясь "к гражданам Украины", он рассуждает о том, что, дескать, "крымчане и севастопольцы сделали свой выбор - быть со своей исторической Родиной, с Россией, и мы это поддержали", то есть предлагает Украине признать принадлежность Крыма России как необсуждаемую реальность. Но о будущих отношениях ставшей протекторатом Украины и ДНР/ЛНР он ничего не говорит и об их "выборе" в этом пассаже не вспоминает. Создается впечатление, что его планы как минимум не исключали возможного "возвращения" ДНР/ЛНР в состав Украины (естественно, с российскими гарантиями и т.д.), что было бы очень удачным решением для дополнительной легитимизации новых властей Украины, созданных по результатам операции.
Еще раз поясню - я вовсе не имею в виду, что этот пассаж соответствует мечтаниям, стремлениям и желаниям Путина. Ни малейшим образом. Я имею в виду, что этот пассаж соответствует его практическим целям на момент начала войны. Это то, что он считал политически возможным, реалистичным в случае, если бы все пошло по его плану (десант в Киев и быстрое прекращение эффективного сопротивления). Это был его запрос, это были его требования, обращенные к тем, кого он рассматривал и рассматривает реальными партнерами, то есть прежде всего к США, во вторую очередь к Англии-Франции-Германии, в третью очередь к Китаю (который, как он прекрасно знает, очень кисло относится к любой поддержке сепаратизма где бы то ни было). Это был сигнал о том, что он не согласится на меньшее, чем статус Украины как российского протектората, но в ответ отказывается от всех требований по отношению к политике НАТО за пределами Украины (в этом смысле, кстати, очень существенно то, что он не стал вспоминать войну 2008 года и ни слова не сказал о Финляндии и Швеции).
Естественно, если бы его запрос был принят как минимум к рассмотрению (что, вполне вероятно, и произошло бы в случае успеха его сценария), то дальше он бы сообразовывал свои дальнейшие аппетиты в соответствии с новыми реалиями. Если бы он почувствовал, что ему все сошло с рук, то придумал бы еще что-нибудь. А если бы почувствовал, что уперся в стену, то остановился бы. Но запрос был именно таким, с двумя ключевыми словами, которые и определяли его суть - "денацификация" и "демилитаризация".
Таким образом, слова "денацификация" и "демилитаризация" означают достаточно отчетливый, хотя и не окончательно определенный, список требований, которые Путин объявляет обязательными на период после завершения войны ("операции").
Ничто не мешало Путину озвучивать эти слова буквально ежедневно - как буквально ежедневно озвучивает он свои абсурдные байки по старинной и новейшей истории, как буквально ежедневно озвучивает он рассказы о злодеяниях украинского режима, и т.д., и т.п. У него язык без костей, двумя словами больше или меньше - для него, казалось бы, ничего не значит.
Под этим углом мы видим:
а) он уже больше года очень старается вычеркнуть эти два слова из своего лексикона, что должно быть результатом сознательного решения, для него болезненного и тяжелого. Это означало, как я полагаю, что он имплицитно резко понизил планку своих запросов. Естественно, он старался сделать это так, чтобы этого не заметила широкая публика, но я не думаю, что это не видят те, кому положено это видеть. Более того, если те, кому положено это видеть, случайно это не разглядели, то им, уверен, об этом сообщают те, кому положено сообщать.
б) буквально пару раз на протяжении всего года он позволил себе сорваться и произнести эти любимые слова, но и то в искажающе-манипулятивном контексте.
Несколько раз мне случалось говорить, что Украина уже, по сути, победила в войне, что это стало ясно где-то уже в сентябре 2022 года, а окончательно понятно - к середине ноября, с завершением эвакуации российских войск с правого берега Днепра. Я считал тогда прекращение войны делом совсем несложным, и мнение свое не изменил. Решающим фактором в этом вопросе я видел тогда (и вижу сейчас) китайскую политику нынешней администрации США. Проблема в том, что сугубо по личным причинам я долго не считал для себя уместным вдаваться в детали того, как я себе это представлял.
Оглядываясь на 2023 год, я вижу, что мои осторожно-оптимистические ожидания не оправдались. Правда, не произошло и то, чего я в глубине души опасался. Поэтому я счел возможным выложить некоторые заметки, сделанные пару месяцев назад в ходе переписки с двумя близкими товарищами. Они сумбурны и субъективны, но я решил их не менять (внеся только самую незначительную правку). Думаю, что далее я смогу отталкиваться от этих заметок и более детально раскрывать некоторые моменты, упомянутые в них только мельком и нуждающиеся в пояснении.
Заметки были сделаны до "прямого эфира" Путина от 14 декабря, поэтому придется добавить короткую третью запись, посвященную этому эпизоду.
****************************************************************************************************************
Друзья, вчера был очень полезный (по крайней мере, для меня) разговор, позволивший мне отчетливее сформулировать для себя ряд соображений. Так как эти соображения я формирую исключительно для собственного пользования, то они являются результатом не последовательной работы и т.д., а всего лишь чем-то вроде любительских наблюдений, делаемых время от времени, от случая к случаю. В последнее время по ряду причин я отвлекся от неприятной ассенизаторской работы по изучению творчества Путина. По результатам нашего разговора я заново очень поверхностно взглянул на то, что было им озвучено с начала весны. Результаты, как мне кажется, не противоречат моему представлению.
Конкретно, я считаю, что смотреть надо исключительно на транскрипты, записи, пресс-релизы и т.д. Любые пересказы неизбежно включают эффект испорченного телефона и/или целенаправленной манипуляции. Журналисты и "аналитики" сплошь и рядом не понимают значения тех или иных выражений (или их отсутствия), смешивают в своем материале цитаты из разных выступлений за разные периоды, разбавляют их своими собственными рассуждениями и т.д.
Так вот, я продолжаю исходить из того, что главные цели войны были изначально сформулированы как "денацификация" и "демилитаризация", что в переводе на практический язык предполагало заключение формальных документов - договора, декларации или чего-то в этом роде, ратифицированного радой и подкрепленного специальным конституционным законом Украины - то есть имеющего совсем другой статус, чем написанные на коленке "минские соглашения", подписанные с украинской стороны отставной козы барабанщиком ("вторым президентом Украины" - то есть человеком, не имеющим формального статуса в системе власти). Эти документы прописывали бы обязательство по внутренней политике (языковой, федеративной и т.д.), по внешней политике (отказ от военного сотрудничества с третьими странами и обязательство консультаций и координаций с Россией), по военной политике (фиксация структуры и потолков численности, вооружения и т.д. украинской армии), и все это с каким-то (возможно, завуалированным) правом России вмешательстве в случае их нарушения (типа "Россия обязуется обеспечить участие своих правоохранительных органов в предупреждении экстремистских действий, направленных на срыв указанных договоренностей"), по факту - легитимизирующих право временной оккупации как минимум восточных областей. Могла быть мысль о размещении российских баз на территории Украины (под фирмой "совместной обороны").
Не исключаю, что Путин где-то вычитал что-то про историю российского протектората над Дунайскими княжествами с неоднократными эпизодами их оккупации. А может, сам придумал, не бином Ньютона.
Я обычно стараюсь проводить различение между, скажем так, абсолютными целями - мечтаниями, стремлениями, желаниями и т.д., - с одной стороны, и конкретными целями, с другой стороны. Кто-то мечтает летать по воздуху как птица, кто-то мечтает жить вечно, кто-то мечтает, чтобы сотни миллионов неприятных ему людей куда-нибудь исчезли навсегда. Это нечто вроде абсолютных целей. Но как только мы начинаем учитывать внешние реалии, мы переходим к целям гораздо более конкретным и ограниченным.
Путин, конечно, может мечтать о возрождении Руси, императорской России, СССР, о короновании, о беззаботной жизни пенсионера в Швейцарии, о том, чтобы Си Цзиньпин ноги ему мыл и воду пил. Но он потому и смог удерживать власть так долго, что всегда соотносит свои мечты с реалиями. Конечно, он, как и все мы, периодически ошибается, но он выносит урок из своих ошибок и старается в будущем их избежать (опять же, не всегда с успехом).
Поэтому я стараюсь концентрироваться именно на конкретных его целях, то есть целях, определяемых как желаниями, так и внешними ограничениями. К числу последних я бы отнес:
- а) объективные физические возможности (численность работоспособного населения, уровень социальной нагрузки бюджета, транспортные и климатические ограничения, производительность труда, наличие ресурсов и издержки их получения, износ капиталовложений и т.д.).
- б) внутри-политические ограничения, о которых ему постоянно напоминают эпизоды смещения правителей в самых разных странах (необходимость сочетать уровень поддержки не ниже некоего минимального, а уровень оппозиционного неприятия не выше некоего максимального, особенно среди категорий, которые ему кажутся ключевыми)
- в) внешне-политические ограничения, то есть осознание того, что есть страны, могущие нанести его власти очень большой ущерб, вплоть до непоправимого, если их неосторожно спровоцировать (США, Китай, плюс некие конгломераты типа Западной Европы, нефтедобывающих стран Ближнего Востока).
Оценивать его практические цели я считаю возможным как по его действиям, особенно если их рассматривать пост-фактум, так и по его высказываниям, которые всегда так или иначе, в той или иной степени, отражают его понимание ограничений (б) и (в), адресованы той или иной аудитории (массовой внутренней, узко-таргетированной внутренней, внешним СМИ, внешним политическим кругам и т.д.)
Путин, как мы знаем, умеет сочетать демонстративно резкие, неожиданные, выламывающиеся из традиций, наступательные (в широком политическом смысле) действия, со столь же неожиданными и резкими отступлениями, которые старается, наоборот, максимально затушевать, делая вид, что их вовсе и не было (можно сказать, контр-демонстративными). В сомнительных же случаях он поддерживает двусмысленность и неопределенность, оставляя себе свободу маневра, как наступления, так и отступления. Причем неопределенность он обычно маскирует вызывающей риторикой с броскими неожиданными словечками, хамскими выпадами, грубыми шуточками и т.д., которые в первую очередь бросаются в глаза и запоминаются, но при этом старается аккуратно избегать чрезмерных обязательств (commitments) на будущее. Это его стиль как во внутренней, так и во внешней политике.
Возвращаясь к эволюции его украинской политике, я бы сформулировал свое понимание этого процесса примерно так.
До 2014 года он считал реалистичной целью удержание Украины в общей орбите России. Украина виделась ему вечно внутренне расколотой, слабой, неспособной на последовательную политику. Себя он видел в качестве арбитра между украинскими деятелями, принципиально не способными договориться друг с другом. При этом предшествующие восемь лет, начиная с кризиса 2006 года, включая четыре года президентства Януковича, должны были позволить Путину сделать вполне однозначные выводы о политическом будущем Украины. Украинские политики вступали в самые немыслимые коалиции, ежедневно предавая друг друга, не будучи способными сформировать платформу минимально устойчивого большинства. Одновременно все многочисленные попытки массовых действий ("майданов") после 2004 года оказывались безуспешными, из чего в то время было логично сделать вывод - события 2004 года были случайным успехом "улицы", вероятность нового успеха минимальна.
Это представление о будущем Украины в некотором роде достигло апогея 16 января 2014 года, в момент принятия законов, которые, казалось бы, должны были окончательно сдвинуть Украину в сторону России. Через месяц все это рассыпалось в прах. Дальше была цепочка путинских импровизаций, завершившаяся серией написанных на коленке "минских соглашений", которые, как мы знаем, интерпретировались Москвой максимально широко - как первый шаг на превращение Украины в протекторат, как формальное обязательство Украины признавать за Россией право вето в вопросах внутренней украинской политики.
После 2015 года украинским властям удалось приостановить этот процесс сползания в формат протектората ценой фактической потери Крыма и ДНР/ЛНР. Западные страны достаточно отчетливо поддерживали сохранение статус-кво и самым реалистичным сценарием выглядело его бессрочное продолжение. Такой вариант для Путина был достаточно привлекательным, так как непризнанный статус ДНР/ЛНР оставлял в его руках эффективный инструмент, препятствующий дальнейшему смещению Украины в сторону от России.
Приход к власти администрации Байдена стал переломным. Даже отвлекаясь от оценки Байдена и его ближайших деятелей, сам факт прихода новой администрации не мог не стать для Путина триггером традиционного синдрома, общего для советско-российской политики с 20-х годов XX века. Я его несколько раз когда-то описывал. Суть его в том, что в американской идеологической традиции еще чуть ли не с XIX века существует (наряду с прочими) и такой устойчивый императив - представление о том, что "нам с русскими делить нечего, а если у нас есть конфликты, то это из-за неумелых действий правительства". В результате буквально каждый новый президент начинает с предложения забыть о прошлых недоразумениях и начать отношения с СССР/Россией "с чистого листа". В Москве это практически всегда рассматривается как проявление слабости и наивности, которые просто сам бог велел использовать. Вслед за этим следует попытка обмануть новую администрацию, обвести ее вокруг пальца, а вслед за попыткой обмана - происходит резкая реакция, часто гораздо более болезненная для Москвы, чем если бы изначальной попытки мухлежа не было.
Это стандартный рекуррентный паттерн, а в случае Байдена он только усилился. Соответственно, Путин решил воспользоваться тем, что ему представлялось уникальным окном возможностей.
Как известно, все пожилые генералы готовятся к будущим войнам как если бы это было второе издание тех войн, в которых они участвовали молодыми, только "с учетом допущенных ошибок". Для Путина его украинская операция, видимо, представлялась вторым изданием грузинской войны, исправленным и дополненным.
В 2008 году его план состоял в том, чтобы спровоцировать первое выступление грузинской стороны в максимально неблагоприятных для нее условиях. Далее он собирался нанести решительный удар, после которого грузинская армия разбегается, правительство разваливается, наступает хаос и безвластие, Россия восстанавливает порядок руками назначенных Москвой послушных грузин, они заключают некий договор, превращающий Грузию в протекторат, то есть наделяющий Россию правом вето на внутреннюю и внешнюю политику Грузии (с размещением дополнительных баз и т.д.) и признанием Грузией гарантийных прав России по отношению к Абхазии и Южной Осетии. Как мы знаем, этот план удался только в том смысле, что его провокация оказалась успешной - представление о том, что войну начала Грузия, стало господствующим.
Если взглянуть на войну 2008 года глазами Путина, то сразу становится видна главная ошибка его тогдашнего плана. Этой ошибкой стало в первую очередь отсутствие десанта в Тбилиси. Правительство осталось на месте, в результате армия не развалилась и не разбежалась, стала укреплять новые оборонительные позиции. В итоге война закончилась победой Грузии - в том смысле, в каком провал главной цели огромной России по отношению к маленькой Грузии объективно является победой последней. При этом мы понимаем, что технически возможность высадки успешного десанта в Тбилиси была близка к стопроцентной, если бы он планировался заранее. Такой десант обезглавил бы правительство (захватив его или вынудив к бегству) и позволил бы Путину назначить какой-нибудь "комитет национального спасения" из числа надежных грузин.
Другой ошибкой (с точки зрения Путина, естественно) стало то, что наступление велось недостаточно концентрированно и на недостаточную глубину поражения.
Третьей ошибкой (опять же, с точки зрения Путина) стало отсутствие предварительной подготовки на внешнеполитическом направлении, позволяющей купировать реакцию западных стран. Эта ошибка частично компенсировалась тем, что объем задействованных сил был гораздо меньшим, чем в 2022 году, поэтому масштабы военной подготовки удалось достаточно успешно замаскировать.
С учетом этих уроков велось планирование украинской операции. Ее решающим элементом должен был стать массированный десант в Киев. Одновременно предполагалось осуществить концентрированное вторжение сразу с нескольких направлений, а непосредственно перед ним нанести парализующие удары на большую глубину. Наконец, началу операции предшествовали полгода интенсивной и эшелонированной дипломатической подготовки.
Дипломатическая подготовка велась как минимум на трех направлениях.
Главное направление - попытка достижения тайной договоренности с администрацией Байдена в расчете на то, что ее получится обмануть. В свое время я попытался реконструировать примерную схему договоренности на основе пресс-релизов Белого дома. Суть ее сводилась к тому, что (коллективного) Байдена убедили, что целью Путина является формальная оккупация ДНР/ЛНР (возможно - с прямой аннексией) в обмен на лавры спасителя мира для Байдена.
Другое направление дипломатической подготовки заключалось в предварительном торпедировании т.н. "нормандского механизма" с участием Франции и Германии, чтобы тем самым снять с себя обвинения в его нарушении в момент собственно операции.
Третье направление заключалось в раздувании пустышки - высосанных из пальца требованиях новых договоров о безопасности с НАТО и США. Абсурдные претензии должны были отвлечь внимание стран НАТО, а их снятие (или хотя бы замораживание) - выглядеть ценной уступкой, облегчающей проглатывание украинской пилюли. Совершенно случайно я узнал, что директива Москвы для переговорщиков по "вопросам безопасности" состояла в том, что им было запрещено идти на какие-либо уступки, хотя западная сторона готова была делать достаточно выгодные (с точки зрения Москвы, естественно) предложения. То есть цель переговоров изначально была не в том, чтобы что-то выторговать, а в том, чтобы выйти на их демонстративный разрыв для публичного самооправдания. В этом смысле это была точная копия англо/франко-советских и польско-германских переговоров июля-августа 1939 года.
Как мне кажется, в какой-то момент военные аналитики в Вашингтоне (возможно, и в других западных столицах) забили тревогу, сочтя уровень военной готовности российских войск вышедшим за те пределы, после которых отказ от вторжения уже почти исключен. Не исключаю, что договоренности с (коллективным) Байденом носили настолько конфиденциальный характер, что военные в них не были полностью посвящены. Или, как вариант, военные усомнились в прочности этих договоренностей. В любом случае в последние дни из Вашингтона стали звучать сигналы несколько разной направленности - тем не менее, Белый дом продолжал более или менее придерживаться согласованной линии.
Моя гипотеза (но это не более чем гипотеза) - что договоренность с Байденом все-таки была прежде всего об оккупации ДНР/ЛНР, то есть введении больших частей регулярной армии "для обеспечения их безопасности". Я уже объяснял, из чего исхожу: из того, что реакция Вашингтона на решения Путина от 21-22 февраля (формальное признание независимости ДНР/ЛНР, его запрос и согласие совета федерации на использование войск) была одновременно и мгновенной, и сдержанной, а реакция на вторжение 24 февраля носила все признаки спонтанности, но зато в итоге стала гораздо более жесткой. То есть события 21-22 февраля, похоже, неожиданностью не были, а вот события 24 февраля как раз неожиданностью и оказались. Иными словами, (коллективный) Байден исходил из того, что события 21-22 февраля станут высшей точкой российско-украинского конфликта, после которого начнется деэскалация.
И вот тут возникает вопрос - зачем Путину нужна была пауза между 22 и 24 февраля? Какую роль эта пауза играла в его сценарии? Более того, зачем вообще ему надо было это "признание независимости" ДНР/ЛНР, тем более именно в тот момент? Ведь в практическом плане это абсолютно ничего в отношениях Москвы с Донецком и Луганском не изменило вплоть до сентября, когда они были формально "приняты" состав России (но это уже была совсем другая история), да и само это "признание" после 24 февраля было почти всеми забыто.
Я вижу единственное объяснение. Его сценарий, идя вслед за сценарием 2008 года, предполагал, что решения 21-22 февраля будут восприняты украинской стороной как такой вызов, который нельзя оставить без какого-то вооруженного ответа. Скажем, начнутся массированные обстрелы, а еще более вероятно - попытки наступления каких-то украинских частей на позиции ДНР/ЛНР. И тогда операция 24 февраля стала бы выглядеть "ответной реакцией на безрассудные действия украинской стороны". Я просто не могу придумать альтернативное объяснение паузы, которая внесла большую сумятицу не только в головы российских пропагандистов, но и в головы китайского начальства (что для Путина вряд ли было безразлично). Если бы Путин не рассчитывал на успех провокации, то обошелся бы и без признания независимости ДНР/ЛНР, и без паузы. Собственно, во всех других отношениях, кроме расчета на провокацию, ему было бы выгоднее сохранять непризнанный статус ДНР/ЛНР вплоть до завершения всей операции. Более того, я не исключаю, и даже считаю вполне вероятным, что Путин в своих планах рассчитывал на какие-то действия своих тайных агентов (реальных или мнимых) в военных кругах Украины.
Если бы провокация удалась, то Путин мог всерьез рассчитывать на то, что его авантюра с Байденом окажется успешной. Ведь в этом случае он мог не опасаться обвинений в обмане: дескать, он обещал Байдену, что его амбиции (как говорили в 30-е годы - "аспирации") ограничатся территорией ДНР/ЛНР, которые и так Украиной не контролируются, а в том, что все вышло за эти пределы, виноваты, дескать, сами украинцы.
Дополнительным аргументом в пользу гипотезы о планировании провокации является то, что российские колонны рванулись с белорусского севера и крымского юга - то есть планирование сухопутного вторжения, похоже, изначально исходило из возможности украинского наступления на ДНР/ЛНР. Даже если на секунду предположить, что гипотетическое украинское наступление на ДНР/ЛНР в феврале 2022 года достигло тактических или даже стратегических успехов, на реализацию плана это абсолютно никак бы не повлияло и даже помогло бы ему.
Этот пункт плана (провокация) оказался единственным, который удался в 2008 году и провалился в 2022 году. Мы можем только предполагать, что было бы, если бы украинская сторона поддалась на провокацию. Вполне возможно, что реакция западных стран была бы гораздо более "взвешенной" и сдержанной (как это и было в 2008 году), что уже одно могло бы сыграть решающую роль в победе Путина и поражении Украины. Опять же, если бы провокация удалась, то убедительность путинского обращения стала бы большей, особенно в плане пункта о "демилитаризации".
На этом фоне "обращение" Путина от 24 февраля было программным во всех отношениях. Даже если оно было записано за несколько часов, а не дней, до вторжения, то готовилось оно явно сильно заранее и все слова в нем тщательно взвешивались. Поэтому к ним стоит приглядеться. Как обычно для такого рода путинских документов, оно содержит огромный объем квази-исторических утверждений, и именно эти наглые выдумки обычно и привлекают внимание. Эти выдумки начинают анализировать и опровергать, как будто в них суть документа. На самом деле главное в нем - это пассажи, обращенные в будущее. Их как раз очень немного, поэтому на их фоне большинство исторических экскурсов, жалоб и обвинений повисают в воздухе. Например, он повторяет свои обвинения в адрес НАТО, причем самым хамским образом, но никаких требований по этому поводу уже не выдвигает - то есть вполне отчетливо дает сигнал о том, что все запросы, предъявленные в конце 2021 года, снимаются и обнуляются. Ключевые же моменты в его документе следующие:
1) Пассаж с обоснованием необходимости операции именно в данный момент:
"Обстоятельства требуют от нас решительных и незамедлительных действий. Народные республики Донбасса обратились к России с просьбой о помощи.
В связи с этим в соответствии со статьей 51 части 7 Устава ООН, с санкции Совета Федерации России и во исполнение ратифицированных Федеральным Собранием 22 февраля сего года договоров о дружбе и взаимопомощи с Донецкой Народной Республикой и Луганской Народной Республикой мною принято решение о проведении специальной военной операции"
Все его предшествующие рассуждения про НАТО, про угрозу Крыму, про перспективы ядерного вооружения Украины, про восемь долгих лет - все они могут для кого-то выглядеть убедительными или неубедительными, но они никак не содержат ответа на вопрос, почему "операция" должна была начаться именно сейчас, а не неделей (месяцем, годом) раньше или позже. Ответ на этот вопрос содержится именно в процитированном пассаже. К нам обратились с просьбой о помощи - и я в соответствии с договором от 22 февраля решил ее оказать.
С точки зрения того, как события разворачивались в реальности, пассаж выглядит, прямо скажем, на редкость глупо (хотя этого, кажется, никто не заметил). Во-первых, никто не поверит, что подготовка операции могла занять один день ("обращения" Пушилина и Пасечника датированы 22 февраля, а рассказал о них Песков 23 февраля). Во-вторых, документы о разрешении использования войск за пределами Российской Федерации, составлены очень аккуратно и тщательно - так, чтобы оставить возможность их интерпретации в том смысле, что речь идет исключительно о территории ДНР/ЛНР. В третьих, и сами обращения, и документы об использовании войск вполне могли обойтись и без ссылок на "договоры" России с ДНР/ЛНР (тут очень показательны и текст решения совета федерации, и стенограмма его заседания, которые я анализировал еще в марте этого года).
Но если бы провокация удалась и 23 февраля украинские войска (или даже какие-то отдельные украинские части) начали бы боевые действия, этот пассаж заиграл бы совсем другими красками. В этом случае и "просьба о помощи", и немедленная ответная реакция на "просьбу" выглядели бы гораздо убедительнее, особенно в глазах тех, кто и так хотел бы поверить в путинскую версию (а таких на Западе было достаточно).
2) Пассаж с изложением целей "операции":
"Ее цель - защита людей, которые на протяжении восьми лет подвергаются издевательствам, геноциду со стороны киевского режима. И для этого мы будем стремиться к демилитаризации и денацификации Украины, а также преданию суду тех, кто совершил многочисленные кровавые преступления против мирных жителей, в том числе и граждан Российской Федерации.
При этом в наши планы не входит оккупация украинских территорий. Мы никому и ничего не собираемся навязывать силой.
<...>
Сегодняшние события связаны не с желанием ущемить интересы Украины и украинского народа. Они связаны с защитой самой России от тех, кто взял Украину в заложники и пытается использовать ее против нашей страны и ее народа.
<...>
Как бы тяжело ни было, прошу понять это и призываю к взаимодействию, чтобы как можно скорее перевернуть эту трагическую страницу и вместе двигаться вперед, никому не позволять вмешиваться в наши дела, в наши отношения, а выстраивать их самостоятельно - так, чтобы это создавало необходимые условия для преодоления всех проблем и, несмотря на наличие государственных границ, укрепляло бы нас изнутри как единое целое"
Полагаю, смысл этого пассажа вполне однозначен. Он состоит в том, что цель Путина состоит в создании особых отношений с Украиной, которая будет формально обязана проводить внутреннюю и внешнюю про-российскую политику, с проведением показательных процессов по типу "нюрнбергского", без полной оккупации (но, очевидно, с наличием неограниченного числа баз), с сохранением номинальной независимости и включением Украины в некое общее образование (возможно, в формате нынешнего "союзного государства" России и Белоруссии). Проще говоря - в превращении Украины в протекторат.
Очень характерно, что в этом пассаже он говорит о будущих отношениях России и Украины, но совершенно забывает о том, что теперь между Россией и Украиной появилось два новых "независимых государства". Обращаясь "к гражданам Украины", он рассуждает о том, что, дескать, "крымчане и севастопольцы сделали свой выбор - быть со своей исторической Родиной, с Россией, и мы это поддержали", то есть предлагает Украине признать принадлежность Крыма России как необсуждаемую реальность. Но о будущих отношениях ставшей протекторатом Украины и ДНР/ЛНР он ничего не говорит и об их "выборе" в этом пассаже не вспоминает. Создается впечатление, что его планы как минимум не исключали возможного "возвращения" ДНР/ЛНР в состав Украины (естественно, с российскими гарантиями и т.д.), что было бы очень удачным решением для дополнительной легитимизации новых властей Украины, созданных по результатам операции.
Еще раз поясню - я вовсе не имею в виду, что этот пассаж соответствует мечтаниям, стремлениям и желаниям Путина. Ни малейшим образом. Я имею в виду, что этот пассаж соответствует его практическим целям на момент начала войны. Это то, что он считал политически возможным, реалистичным в случае, если бы все пошло по его плану (десант в Киев и быстрое прекращение эффективного сопротивления). Это был его запрос, это были его требования, обращенные к тем, кого он рассматривал и рассматривает реальными партнерами, то есть прежде всего к США, во вторую очередь к Англии-Франции-Германии, в третью очередь к Китаю (который, как он прекрасно знает, очень кисло относится к любой поддержке сепаратизма где бы то ни было). Это был сигнал о том, что он не согласится на меньшее, чем статус Украины как российского протектората, но в ответ отказывается от всех требований по отношению к политике НАТО за пределами Украины (в этом смысле, кстати, очень существенно то, что он не стал вспоминать войну 2008 года и ни слова не сказал о Финляндии и Швеции).
Естественно, если бы его запрос был принят как минимум к рассмотрению (что, вполне вероятно, и произошло бы в случае успеха его сценария), то дальше он бы сообразовывал свои дальнейшие аппетиты в соответствии с новыми реалиями. Если бы он почувствовал, что ему все сошло с рук, то придумал бы еще что-нибудь. А если бы почувствовал, что уперся в стену, то остановился бы. Но запрос был именно таким, с двумя ключевыми словами, которые и определяли его суть - "денацификация" и "демилитаризация".
Таким образом, слова "денацификация" и "демилитаризация" означают достаточно отчетливый, хотя и не окончательно определенный, список требований, которые Путин объявляет обязательными на период после завершения войны ("операции").
Ничто не мешало Путину озвучивать эти слова буквально ежедневно - как буквально ежедневно озвучивает он свои абсурдные байки по старинной и новейшей истории, как буквально ежедневно озвучивает он рассказы о злодеяниях украинского режима, и т.д., и т.п. У него язык без костей, двумя словами больше или меньше - для него, казалось бы, ничего не значит.
Под этим углом мы видим:
а) он уже больше года очень старается вычеркнуть эти два слова из своего лексикона, что должно быть результатом сознательного решения, для него болезненного и тяжелого. Это означало, как я полагаю, что он имплицитно резко понизил планку своих запросов. Естественно, он старался сделать это так, чтобы этого не заметила широкая публика, но я не думаю, что это не видят те, кому положено это видеть. Более того, если те, кому положено это видеть, случайно это не разглядели, то им, уверен, об этом сообщают те, кому положено сообщать.
б) буквально пару раз на протяжении всего года он позволил себе сорваться и произнести эти любимые слова, но и то в искажающе-манипулятивном контексте.