Толстовское
Читала тут книгу о Льве Николаевиче Толстом - "Бегство из рая" Павла Басинского. Впечатлилась до глубины души.
Автор тщательно прослеживает весь жизненный путь Толстого, приведший последнего на станцию Астапово. Картинка нарисовалась не очень привлекательная: после прочтения было крайне жаль Софью Андреевну.
После смерти ЛН в каких только грехах ее не обвиняли: и жизнь-то она мужу заела, и на авторские права села пухлой попкой, и не поддержала великую идею разбазаривания раздачи имущества в Фонд мира, и вообще не пара она великому русскому писателю и философу, ой, не пара! Басинский, в целом, старается удержать справедливость и раздает серьги всем сестрам, однако, как есть я особа женского пола, все-таки сочувствие мое на стороне СА. Тем более, что с другой литературой, включая дневники и разные воспоминания, я тоже кагбэ ознакомлена.
Просто представьте себе чистую, как капелька росы, девушку, выросшую в дружной, нормальной, счастливой семье. Она влюблена, в нее тоже влюблены, скоро свадьба! Незадолго до венчания жених прибывает в гости в несколько смятенном состоянии и вручает невесте свои дневники, в которых аккуратно фиксировал все добрачные, так сказать, похождения, а их было немало (включая проституток и стыдную болезнь гонорею, ага). Я вот не капелька росы, но если бы мне будущий муж принес ТАКОЭ, я бы сильно задумалась об его адекватности.
Ок, Сонечка поплакала, но не отступилась. В день свадьбы Лев Николаич вспомнил, что забыл рубашку, и тут командор задумался: а ну как это плохая примета? Ну как не стоит жениццо? Впрочем, все закончилось мирно, молодых повенчали, а затем они отбыли в Ясную Поляну, где новобрачную ждала встреча с бывшей любовницей мужа, а также с его незаконным сыном. Учитывая то, что в пресловутых дневниках ЛН подробно распинался о своей любви и страсти к этой самой Аксинье, Соня как-то не была рада. (Кстати, незаконный сын графа потом служил кучером у его законных сыновей, что тоже не добавило моей симпатии к "зеркалу русской революции").
Потянулась жизнь. Софья Андреевна взялась за хозяйство и начала рожать детей, а Лев Николаич, после плодотворного периода "Войны и мира", а также "Анны Карениной", задумался о вечном. Получилась классическая иллюстрация анекдота: "Что жена? Греби да греби, а мне думать надо - как дальше жить!" Словом, писатель думал. В нем происходила действительно гигантская мыслительная работа, и все дальше и дальше он отходил от привычной жизни, мечтая о простом крестьянском труде, непротивлении и прочем наборе, которым пичкают филологов в курсе "Русская литература 19-го века".
А что же Софья Андреевна? Она не вполне разделяла опрощенческие идеи мужа (но старалась, да), хотя честно обеспечивала ему привычный уровень комфорта. Настроение у них обоих на протяжении всей жизни скакало, как кролик, они ссорились, мирились, недопонимали друг друга, истерили, скандалили, ворковали - в общем, насыщенно проводили время. Впрочем, истерические припадки и покушения на самоубийство СА можно легко понять, если вспомнить: за 26 лет она родила 13 детей, пятеро из них умерли. То есть, другими словами, женщина провела эти годы в двух состояниях: либо беременной, либо кормящей. Непреходящая послеродовая депрессия, обсусловленная еще и закидонами великого мужа, как-то очень отчетливо представляется.
Дело еще и в том, что Лев Николаич почитал секс как нечто очень грязное, мерзкое и отвратительное, чему есть одно оправдание - дети. Об этом он писал в своем бложике дневнике, а так как еще в начале брака договорился с женой прочитывать записи друг друга, то она тоже, в общем-то, была в курсе: просто так, для фана и удовольствия, с ней, молодой привлекательной женщиной, женой, Толстой спать не хочет. Ибо потом страшно мучается совестью. (Жаль, что на этом месте супругу не прилетело скалкой). А так как темперамент ЛН был сравним с его мыслительными способностями, приходилось "оправдывать".
Нет, только вдумайтесь: 13 детей за 26 лет!!! "Мать-мать-мать", - привычно отозвалось эхо.
По поводу скопидомства СА. Ее муж после своего духовного прозрения считал, что им вполне хватит небольшого домика, где в одной комнате будут жить все мальчики, а в другой - все девочки, ну и плюс еще парочка помещений для кабинета и еще чего. Причем, не просто жить, а жить своим трудом. Все остальное - барство и подлежит раздаче бедным. В общем, страданиями душа совершенствуется. Софья Андревна не захотела совершенствовать ни себя, ни своих детей - и коварнейшим, разумеется, образом отжала права на произведения мужа, созданные до, ЕМНИП, 1881-го года. Лев Николаич искренне не понимал, зачем жене это нужно, и все, написанное после, подарил обществу и миру, выступив, таким образом, против копирайта.
Что еще? Толстые оба были чудовищно ревнивы, впрочем, существовали и времена, когда они старались работать над отношениями. В один из таких периодов поисков взаимопонимания СА в дневнике упрекала себя, что, наверное, она недостаточно поэтична для мужа. Угу. Замученная бесконечными родами, младенцами, хозяйством, взращиванием детей, переписыванием трудов ЛН, Софья Андреевна, очевидно, недорабатывала на предмет поэтичности. Какое упущение, ай-ай.
Что касается бегства Толстого, то это, я считаю, просто плевок в лицо жене, прожившей с великим гением несколько десятков лет, вырастившей (а еще и похоронившей) его детей, создавшей тот мир, где Лев Николаевич благополучно существовал. Уехать ночью, тайком, опасаясь, что постылая супруга отправится вдогонку, перечеркнуть все - о, как это душевно! Отца в значительной степени накручивала и младшая дочь, считавшая, что погрязшая в денежных и хозяйственных делах мать не понимает глобальной философической жизни русского писателя и мыслителя.
Софья Андреевна после того, как ЛН отбыл в ночь, чуть не утопилась, да и потом пребывала в стабильно истерически-суицидальном состоянии. Да, она пыталась манипулировать мужем, своими поступками вынуждая его вернуться. Но, если честно, в нее мне лично совершенно не хочется кидаться камнями.
Ей просто не повезло с супругом. Потому что у него все были "искания, искания" (с), Сначала он хотел семью как жизненный проект и тщательно подбирал кандидатуру на роль жены. Потом он расхотел семью и объявил ее злом. Затем он пожелал уйти от богатства (впрочем, по воспоминаниям современников - какое там богатство? Средний класс нынешними деньгами) и настаивал, чтобы семья разделила его устремления. То он судорожно начинал заниматься имением, закупая поросят и яблоневые саженцы, то охладевал к хозяйству более, чем полностью. Все это время Софья Андреевна была рядом, твердо организовывая быт для себя, своего мужа и многочисленных детей. Положа руку на сердце: кто бы сейчас смог прожить с таким человеком, как Лев Николаич, столько лет, терпя все его закидоны, философские воззрения и их периодическую смену, часто - равнодушие к "внешней" жизни, бесконечно рожая ему отпрысков и следуя указаниям типа "Женщина должна сама кормить детей! Ах, мастит? горячка? Фигня! Сказал, что должна - значит, должна! Ах, взяли кормилицу? Нет, я тогда не буду ходить в детскую, мне противно!"?
В общем, Толстого я и раньше не особенно любила - за "самку" Наташу, за дидактику, за то, что, видите ли, женщина, не сумевшая выйти замуж, не должна заниматься ни образованием, ни самосовершенствованием - ведь в мире много семей, где она могла бы стать нянькой или приживалкой. Теперь я не люблю его еще больше - за то, что несчастная Софья Андреевна все гребла и гребла, а он все думал и думал...
Автор тщательно прослеживает весь жизненный путь Толстого, приведший последнего на станцию Астапово. Картинка нарисовалась не очень привлекательная: после прочтения было крайне жаль Софью Андреевну.
После смерти ЛН в каких только грехах ее не обвиняли: и жизнь-то она мужу заела, и на авторские права села пухлой попкой, и не поддержала великую идею разбазаривания раздачи имущества в Фонд мира, и вообще не пара она великому русскому писателю и философу, ой, не пара! Басинский, в целом, старается удержать справедливость и раздает серьги всем сестрам, однако, как есть я особа женского пола, все-таки сочувствие мое на стороне СА. Тем более, что с другой литературой, включая дневники и разные воспоминания, я тоже кагбэ ознакомлена.
Просто представьте себе чистую, как капелька росы, девушку, выросшую в дружной, нормальной, счастливой семье. Она влюблена, в нее тоже влюблены, скоро свадьба! Незадолго до венчания жених прибывает в гости в несколько смятенном состоянии и вручает невесте свои дневники, в которых аккуратно фиксировал все добрачные, так сказать, похождения, а их было немало (включая проституток и стыдную болезнь гонорею, ага). Я вот не капелька росы, но если бы мне будущий муж принес ТАКОЭ, я бы сильно задумалась об его адекватности.
Ок, Сонечка поплакала, но не отступилась. В день свадьбы Лев Николаич вспомнил, что забыл рубашку, и тут командор задумался: а ну как это плохая примета? Ну как не стоит жениццо? Впрочем, все закончилось мирно, молодых повенчали, а затем они отбыли в Ясную Поляну, где новобрачную ждала встреча с бывшей любовницей мужа, а также с его незаконным сыном. Учитывая то, что в пресловутых дневниках ЛН подробно распинался о своей любви и страсти к этой самой Аксинье, Соня как-то не была рада. (Кстати, незаконный сын графа потом служил кучером у его законных сыновей, что тоже не добавило моей симпатии к "зеркалу русской революции").
Потянулась жизнь. Софья Андреевна взялась за хозяйство и начала рожать детей, а Лев Николаич, после плодотворного периода "Войны и мира", а также "Анны Карениной", задумался о вечном. Получилась классическая иллюстрация анекдота: "Что жена? Греби да греби, а мне думать надо - как дальше жить!" Словом, писатель думал. В нем происходила действительно гигантская мыслительная работа, и все дальше и дальше он отходил от привычной жизни, мечтая о простом крестьянском труде, непротивлении и прочем наборе, которым пичкают филологов в курсе "Русская литература 19-го века".
А что же Софья Андреевна? Она не вполне разделяла опрощенческие идеи мужа (но старалась, да), хотя честно обеспечивала ему привычный уровень комфорта. Настроение у них обоих на протяжении всей жизни скакало, как кролик, они ссорились, мирились, недопонимали друг друга, истерили, скандалили, ворковали - в общем, насыщенно проводили время. Впрочем, истерические припадки и покушения на самоубийство СА можно легко понять, если вспомнить: за 26 лет она родила 13 детей, пятеро из них умерли. То есть, другими словами, женщина провела эти годы в двух состояниях: либо беременной, либо кормящей. Непреходящая послеродовая депрессия, обсусловленная еще и закидонами великого мужа, как-то очень отчетливо представляется.
Дело еще и в том, что Лев Николаич почитал секс как нечто очень грязное, мерзкое и отвратительное, чему есть одно оправдание - дети. Об этом он писал в своем бложике дневнике, а так как еще в начале брака договорился с женой прочитывать записи друг друга, то она тоже, в общем-то, была в курсе: просто так, для фана и удовольствия, с ней, молодой привлекательной женщиной, женой, Толстой спать не хочет. Ибо потом страшно мучается совестью. (Жаль, что на этом месте супругу не прилетело скалкой). А так как темперамент ЛН был сравним с его мыслительными способностями, приходилось "оправдывать".
Нет, только вдумайтесь: 13 детей за 26 лет!!! "Мать-мать-мать", - привычно отозвалось эхо.
По поводу скопидомства СА. Ее муж после своего духовного прозрения считал, что им вполне хватит небольшого домика, где в одной комнате будут жить все мальчики, а в другой - все девочки, ну и плюс еще парочка помещений для кабинета и еще чего. Причем, не просто жить, а жить своим трудом. Все остальное - барство и подлежит раздаче бедным. В общем, страданиями душа совершенствуется. Софья Андревна не захотела совершенствовать ни себя, ни своих детей - и коварнейшим, разумеется, образом отжала права на произведения мужа, созданные до, ЕМНИП, 1881-го года. Лев Николаич искренне не понимал, зачем жене это нужно, и все, написанное после, подарил обществу и миру, выступив, таким образом, против копирайта.
Что еще? Толстые оба были чудовищно ревнивы, впрочем, существовали и времена, когда они старались работать над отношениями. В один из таких периодов поисков взаимопонимания СА в дневнике упрекала себя, что, наверное, она недостаточно поэтична для мужа. Угу. Замученная бесконечными родами, младенцами, хозяйством, взращиванием детей, переписыванием трудов ЛН, Софья Андреевна, очевидно, недорабатывала на предмет поэтичности. Какое упущение, ай-ай.
Что касается бегства Толстого, то это, я считаю, просто плевок в лицо жене, прожившей с великим гением несколько десятков лет, вырастившей (а еще и похоронившей) его детей, создавшей тот мир, где Лев Николаевич благополучно существовал. Уехать ночью, тайком, опасаясь, что постылая супруга отправится вдогонку, перечеркнуть все - о, как это душевно! Отца в значительной степени накручивала и младшая дочь, считавшая, что погрязшая в денежных и хозяйственных делах мать не понимает глобальной философической жизни русского писателя и мыслителя.
Софья Андреевна после того, как ЛН отбыл в ночь, чуть не утопилась, да и потом пребывала в стабильно истерически-суицидальном состоянии. Да, она пыталась манипулировать мужем, своими поступками вынуждая его вернуться. Но, если честно, в нее мне лично совершенно не хочется кидаться камнями.
Ей просто не повезло с супругом. Потому что у него все были "искания, искания" (с), Сначала он хотел семью как жизненный проект и тщательно подбирал кандидатуру на роль жены. Потом он расхотел семью и объявил ее злом. Затем он пожелал уйти от богатства (впрочем, по воспоминаниям современников - какое там богатство? Средний класс нынешними деньгами) и настаивал, чтобы семья разделила его устремления. То он судорожно начинал заниматься имением, закупая поросят и яблоневые саженцы, то охладевал к хозяйству более, чем полностью. Все это время Софья Андреевна была рядом, твердо организовывая быт для себя, своего мужа и многочисленных детей. Положа руку на сердце: кто бы сейчас смог прожить с таким человеком, как Лев Николаич, столько лет, терпя все его закидоны, философские воззрения и их периодическую смену, часто - равнодушие к "внешней" жизни, бесконечно рожая ему отпрысков и следуя указаниям типа "Женщина должна сама кормить детей! Ах, мастит? горячка? Фигня! Сказал, что должна - значит, должна! Ах, взяли кормилицу? Нет, я тогда не буду ходить в детскую, мне противно!"?
В общем, Толстого я и раньше не особенно любила - за "самку" Наташу, за дидактику, за то, что, видите ли, женщина, не сумевшая выйти замуж, не должна заниматься ни образованием, ни самосовершенствованием - ведь в мире много семей, где она могла бы стать нянькой или приживалкой. Теперь я не люблю его еще больше - за то, что несчастная Софья Андреевна все гребла и гребла, а он все думал и думал...