Jan 23, 2009 16:19
... как известно is a difficult matter. Мне, например, всегда трудно давалось называние котов, коих в моей жизни было ровно два. В этом смысле я отличаюсь от нашего прародителя Адама (хотя в Библии ничего не сказано об усилиях, предпринятых первочеловеком в этом ответственном задании Босса). Первого кота, сайпанского «буни»-жителя, я назвал Перчик, вслед за героем Шолома-Алейхема, но имя не пристало, и этот зверек все полгода нашего совместного существования провел безымянным. Гостям же я говорил, что его зовут просто Кот (трибьют «Завтраку у Тиффани»). Это было почти космическое существо: с маленькой, но выразительной мордашкой, большими глазами и несоразмерно большими ушами. Теперь бы я наверное назвал его Магистр Йода (он всегда умел найти на теле даже самую незначительную царапину или ранку и участливо ее лизнуть). Еще у него оказался кривой (сломанный видимо на самой заре жизни в неравном бою с кровожадной буни-крысой) хвостик. Но он так славно оброс неказистым мышиного (то есть цвета хаки в кошачей классификации) цвета ворсом, что мы его выдавали за аномальный признак аристократического происхождения (дескать его предкам хвосты кромсали-кромсали, и вдруг этот благоприобретенный признак посредством счастливой мутации (трибьют дарвинистам) закрепился. Кота, правда, пришлось отдать, так что имя ему поменяли уже другие люди.
Второго котю мы с женой завели в Москве. Этот котя был в отличие от первого женского роду-племени. Думали-думали и окрестили ее наконец Ласточкой. Так и в пашпорт ее кошачий записали. Но не пошло это имя, не прижилось. Коте оно параллельно было с самого ее младенчество. Тогда постепенно за счет выпадания звуков возникло альтернативное имя - Котофейка-Кофейка. На него, впрочем, котя тоже особо не отзывается. Но благо других котов в семье нет, так что спутать себя не с кем.
Котя наша уже взрослая девочка и как положено таковым иногда начинает звать другого котю. Для нее этот котя - отвлеченный образ - фигура речи - миф, поскольку из квартиры она выходила в своей жизни считанное число раз, всякий раз со скандалом и длительным последующим стрессом, к рассматриванию творений Божьих не располагающими. В обычной своей расслабленной жизни домашнего домоседа она успела познакомиться с такими живыми существами как ее хозяева, муха, голубь за окном и кажется таракан. Коть-мужчин она в жизни своей не видывала. Но мы с женой - другое дело, и понимаем суть ее регулярного томления гораздо лучше, чем она сама. Мы перед ней эдакие всезнающие существа, хотя тешить себя этим осознанием можем только в одиночестве - коте наше всезнание до лампочки.
И вот пришло опять время ей пропеть ее песнь песней - звать неведомого возлюбленного. Голос ее изменился. В ее обычных мелодических трелях появились властные требовательные нотки. Добавились настойчивые рефрены и набоковская грассировка (возникавшая почему-то только, когда он читал стихи по-русски; в английском его произношении ее не было). Она просит о встрече с неведомым возлюбленным естественно нас с женой и тут наше всесилие оканчивается. Точнее оно вступает в конфликт с перспективой стать приемными родителями горстки милейших существ, каковым (хорошее прозвище для любого младенца памперсного возраста) надо будет дать путевку в жизнь. Но к роли кошачьих диспетчеров мы с женой не готовы. Поэтому стыдливо отводим взгляд. Знаем, что надолго этот тревожный период обычно не затягивается.
Недавно я купил себе зимние ботинки. Ну так, ничего особенного: с нубуковой поверхностью, на московские морозы и слякоть. Не знаю точно, что привлекло в нем (потому что речь идет только о правом) нашу Кофейку. Она прониклась к нему такой непостижимой для нас с женой симпатией. Она так охотно проводит рядом весьма качественное время. Она трогательно трется о его мужественно-грубые, не всегда идеально-чистые грани, головушкой, намурлыкивает ему какие-то свои секреты. Может доверяет ему то самое невысказуемое, четвертое, имя (о нем написал нам Томас Элиот свое знаменитое стихотворение)
When you notice a cat in profound meditation,
The reason, I tell you, is always the same:
His mind is engaged in a rapt contemplation
Of the thought, of the thought, of the thought of his name:
His ineffable effable
Effanineffable
Deep and inscrutable singular Name.
Наша Котя теперь поет свою песенку Ботинку, она уже не беспокоит нас. Она нашла в нем свой отвлеченный идеал. Я же благодарен ему за то, что он смог успокоить маленькое кошачье сердце, взволнованное далекой любовью, находящейся в удаленном доступе, не на шутку.
И если так случится, что в моей жизни опять появится котя мужеского рода, я уже знаю, как его назвать. Имя ему будет Ботинок.
о кОте