Истоки идеи естественного права в Англии: Дж. Бьюкенен, Р. Хукер
Джордж Бьюкенен (1505-1582)
Роджер Хукер (1554-1600)
Радикальные идеи, в соответствии с которыми власть монархов (и, вообще, любых правительств) не безусловна, а, напротив, является законной лишь при соблюдении весьма жестких требований к ней, появляются не в результате некоего революционного переворота в сознании людей. Напротив, первыми, кто воспринял эти идеи или, (как минимум), познакомился с ними, были представители тех слоев, против которых эти идеи и оказались в конце концов направлены. В этом отношении примечательны две фигуры - Джордж Бьюкенен и Ричард Хукер. Оба придворные, оба, в сущности, консерваторы. Оба, при этом, являются одними из первых политических теоретиков Англии, обкатавших идею естественного права и народного суверенитета.
(приведенный ниже текст - перевод из У.А. Даннинга)
Здесь - дополнительное полезное чтение по теме:
http://www.lib.tsu.ru/mminfo/000063105/308/image/308-73.pdf
http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/bogoslov/Lane_Thought/_10.php
http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/History_Church/hegglund/78.php
ДЖОРДЖ БЬЮКЕНЕН
Главный вклад шотландской реформации в политическую теорию, это работа Бьюкенена «О суверенной власти у скоттов», напечатанной в 1579 г. Бьюкенен в упомянутой работе предпринял научную апологию антимонархического движения недавних лет, особенно в Шотландии, и посвятил ее, мрачно, по-присветериански, торжествуя, своему царственному воспитаннику, юному Джеймсу I. Центральный момент рассуждений Бьюкенена - различие между королем и тираном. Литературная форма, как и содержание работы, отражают мастерство и чрезвычайно обширную гуманитарную эрудицию автора.
Общество и правительство, утверждает Бьюкенен, происходят из стремления человека избавиться от врожденного природного состояния людей, которое Полибий описывал как чисто животное существование, без законов и постоянных жилищ. Побуждение к общественной жизни происходило частично из эгоистического чувства [1], но, в большей степени, из-за естественного, или, лучше сказать, данного Богом, инстинкта общежития. В созданном таким образом обществе сущностную возможность продолжительной совместной жизни дает справедливость; Бьюкенен через всю свою работу проводит платоновскую аналогию между правителем и опытным врачом. Но опыт учит, что справедливость устанавливается скорее законами, чем королями, а правители, по мере просвещения становились по отношению к закону в положение подданных. Законы же устанавливает народ, действующий через своих представителей, избранных от всех классов, а толкует закон не король, а независимый судейский корпус. Король даже не заполняет пробелы законодательства, которые время от времени возникают.
Его функции по отношению к закону Бьюкенен сводит к минимуму; и, все же, Бьюкенен настаивает на том, что король играет в государстве важнейшую роль: он должен сохранять чистоту нравов общества, подавая гражданам пример разумной и добродетельной жизни.
Описав довольно-таки неопределенно и утопично короля, автор переходит к фигуре тирана, характеристики которого описываются со всей принятой в классической литературе яростью.
Тем не менее, в сущности, тиран это монарх, который либо получил власть без согласия людей, либо либо каким-то другим несправедливым путем. В первом случае он просто преступник вне закона, враг народа, сохранение ему жизни есть лишь проявление милости, во втором случае, он ответственен перед людьми, как подобает человеку, занимающему его место, он ответственен за соблюдение закона. С огромным мастерством Бьюкенен разбивает основанные на Писании аргументы, согласно которым необходимо пассивно подчиняться тиранам.
Предписанное св. Павлом повиновение властям надо толковать особенно аккуратно, поскольку апостол обращался к тем, кто, подобно анабаптистам, склонялись к отрицанию всех социальных и политических институтов, и предписание относилось к власти вообще, а не к конкретным лицам, находящимся у власти [2].
Имея в виду такое содержания заповеди о повиновении властям и обещание Господа вырвать злых из числа людей, Бьюкенен утверждает, что тиран может быть лишен жизни безнаказанно.
Основу отношений между народом и королем в Шотландии Бьюкенен видит в договоре. Наследственная власть была дарована народом, но не в природе человека давать такую власть без размышлений, и здесь имелось в виду, что эта власть будет осуществляться согласно справедивости и закону. Нарушение договора одной из сторон снимает с другой стороны ее обязанности. Но король, нарушивший закон и разрушает общество, становится тираном и врагом народа, и против него будет идти совершенно справедливая война, а когда война началась, убийство врага становится законным не только для всего народа, но и для каждого отдельного лица.
Тираноубийство, таким образом, это последнее средство для восстановление законной власти в народе. Но, пока эта последняя ступень не достигнута, необходимо искать какие-то средства, чтобы вернуть короля на путь истинный. Кто призовет его к ответу? Ответ Бьюкенена не достигает той степени точности, которая имеется в «Средстве против тиранов». Только народ в целом стоит над законом, говорит он. Но, что если в народе не будет единого мнения, как это обычно и случается? Тогда должно решать большинство. Но, если большинство из-за робости, невежества или испорченности стоит за короля? Тогда следует отделить плохих граждан, и предоставить право судить хорошим гражданам, которые всегда будут на стороне свободы и благочестия.
Это совершенно бессильное рассуждение показывает банкротство всей теории в качестве практического средства для того, чтобы оценивать институты. Окончательный критерий оценки государства - остается оно или нет вместе с «хорошими гражданами», но критерий, позволяющий определять, кто «хороший гражданин», а кто нет - отсутствует. Сам Бьюкенен признает банкротство теории, когда делает ремарку: «Но если и весь народ (tota plebs) откажется [от выступления против короля], это ничего не значит для нашего рассуждения, поскольку оно посвящено не тому, что произойдет в действительности, а тому, что должно происходить».
ВЕК ТЮДОРОВ. МОР И ХУКЕР
Режим Тюдоров в Англии XVI в. был так же неблагоприятен для политической теории, как и эпоха Августа в Риме. Единственная идея, ставшая в это время частью скептической веры англичан, это мысль о том, что интересы и, тем более, безопасность человека обеспечиваются неограниченной и эффективной монархией.
Из этого источника должно было возникнуть материальное процветание, а духовные, нравственные и политические запросы отбрасывались. Развратные капризы жестокого короля и фанатичное благочестие королевы имели равное влияние на изменение церковной системы королевства. Не только англиканские иерархи, но и лорды, и общины, и судьи демонстрировали гротескную ловкость в изменении устоев и священных законов в соответствии с постоянно меняющейся волей монарха. Деспотическое правление не закончилось и со смертью Генриха XVIII, поскольку порядок наследования престола был определен раболепным парламентом. Безопасность жизни, свобода и собственность, которые гордо провозглашал Фортескью в качестве гордости англичан, стали мрачной насмешкой перед лицом лишения прав, арестов, конфискаций, через которые парламент, Звездная Палата и Верховная комиссия проводили королевскую волю.
В кровавом режиме Тюдоров не было места другим политическим теориям, кроме доктрины пассивного повиновения. Единственным исключением была «Утопия» сэра Томаса Мора, которая была напечатана в начале правления Генриха VIII, хотя и за пределами Англии. То, что его работа не могла появиться в Англии, важно знать, для понимания ее отношения к английской мысли. И предмет, и метод «Утопии» был современных ей чувств и идеалов. Ее автор принадлежал к утонченному типу интеллектуалов, несших на себе отпечаток гуманистического движения в Северной Европе. Его характер и дух не имели ничего общего с господствовавшим во времена Генриха VIII направлением. Личность короля, в которой тонкая оболочка культуры скрывала отчетливо проступавшее скотство, и грубо-материалистическое мировоззрение англичан, наделивших такого монарха деспотической властью, было мишенью тонкого цинизма Мора. «Утопия» была сатирой развитого ума и утонченного духа на общество, к которому он принадлежал, но в котором он чувствовал себя чужаком. Мор во введении показывает с почти макиавеллиевской откровенностью способы, при помощи которых деспоты достигают своих целей, но у него нет и следа примирения с этими средствами, напротив, он на стаивает на изменении условий, которые их вызывают.
Корень всех общественных бед он видит в институте частной собственности и урок, который следует из его сатиры - необходимость коммунизма. То, что для Платона стало плодом его диалектики, но было отброшено в качестве практического средства, намеренно делается Мором центральным пунктом доктрины, таким образом, он становится предвестником всей современной социалистической пропаганды. Что касается политической философии (если ее отличать от социальной), теория Мора легковесна, и значимость «Утопии» определяется тем, что она предложила платоновский философский метод в качестве средства для анализа политических проблем.
Влияние Ренессанса на Английскую политическую философию в начале XVI в. практически ограничивается «Утопией». До конца этого столетия не давала о себе знать и Реформация. При Елизавете английский народ с видимой неохотой оставил свою двусмысленную (но очень характерную) позицию занятую в великом конфликте религий и встал определенно на протестантскую точку зрения. Быстро возник непримиримый спор о стандарте веры и порядке, который должен сменить власть Рима. Пуританство с его очевидной кальвинистской закваской стало нападать на небезупречную логику англиканской церкви, и с этого момента политическая философия в Англии стала развиваться в том же направлении, что и на континенте.
Наиболее характерная для елизаветинского правления философия нашла свое выражение в мощном и, в то же время наделенном спокойным достоинством труде Ричарда Хукера «Законы церковной политики».
Хукер защиту англиканской церкви и против пуритан. Его темой, соответственно, было управление церковью; но его теория открыто признает идентичность принципов всех правительств, равно церковных и светских; и первая книга его трактата, анализирующая природу и виды законов вообще, является серьезным вкладом в политическую теорию. Хотя Хукер был человеком церкви и консерватором, он выдвинул определенно рационалистические доктрины и, как вскоре случилось, они стали самым эффективным оружием тех, кто нападал на трон и церковь. Его концепция естественного права ставит его в один ряд с протестантскими мыслителями, проложившими дорогу Гроцию. Основа и источник общества, как их понимал Хукер, описываются и в любой заметной антимонархической теории: догосударственное естественное состояние, формальный договор, устанавливающий политическую жизнь, подчинение правителей законом, которые устанавливаются договором. Первобытное состояние человека было полно
«зависти, борьбы, ссор и насилия, которые не закончились бы, если бы люди не пришли к общему согласию подчиняться одному человеку. Без этого согласия никто не был бы ни повелителем, ни судьей другому человеку».
Условия, высказанные в договоре, или подразумеваемые, говорит Хукер, образуют то, что мы называем законами государства, это условия, в соответствии с которыми государство осуществляет власть. Тем не менее, он аккуратно ускользает от возможности анархистского вывода о том, что договор нуждается в постоянном подтверждении.
«Публичный акт договора, совершенный пять столетий назад сегодня тот же, что и при его подписании, поскольку сообщества бессмертны; мы жили в наших предшественниках, а они живут в нас»
То, что наиболее эффективные революционные доктрины того времени были приняты Хукером, делает его, скорее, сторонником рационалистической философии, чем ее умным критиком. Теория правительства, базирующегося на согласии не могла служить подтверждением прав ни монархии, ни церкви в Англии; инстинктивное понимание этого и заставило Джеймса I установить и поддерживать со всем своим тяжеловесным педантизмом доктрину, согласно которой короли, как и епископы, получают свою власть не от подданных, а от Бога.
ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА
1. Он очень кстати указывает на опасность рассмотрения эгоистического интереса в качестве сущностного принципа общественного единства, поскольку он может быть и объединяющим, и разъединяющим началом.
2. Павел, утверждает он, писал, обращаясь к христианам, которые, подобно современным христианам, живущим под властью турок, вынуждены повиноваться заведомо превосходящей их силе в интересах мира, но из этого нельзя сделать выводы о легитимности власти турок.