Mar 05, 2010 12:41
- Доброе утро, ребята! - радостно закричало радио. - Пи-а-нерская зорька!
Запели фанфары.
Проснувшись, Ваня глядел в потолок и вспоминал. Голоколамск, стихия народных масс, кладбище, рейд на паровозе... э, а деньги-то!
Пакет был на месте, под подушкой.
Радио жило своей жизнью.
В комнате хозяев шумел самовар.
Ваня оделся и, открыв дверь, замер.
За столом сидел пожилой милиционер с погонами младшего лейтенанта. Оттопырив губы, он дул на блюдечко с чаем. На столе лежала ветхая черная кобура.
С невозмутимым видом сидели присутствующие. Машинист уткнулся в чашку. Гарька и хозяин дома в ситцевой рубашке внимательно слушали милиционера.
- Всю ночь, почитай, шел. Участок большой, а лысых и скуластых у нас вон сколько. Я вам розыскной лист сейчас покажу.
Милиционер расстегнул кобуру. Из нее выкатилась катушка с нитками, попадали на пол пуговицы («Женские -то зачем», - не к месту удивился Ваня), баночка с асидолом и граммов сто пятьдесят дешевых бледнозеленых карамелек. При виде конфет участковый заметно смутился:
- Забыл совсем... Берите, ребята...
Смущенно он оглянулся. В дверях стоял Ваня Чмотанов. Наметанный глаз не отрывался от заспанного лица незнакомца, медленно наливаясь кровью.
- Гражданин! - позвал участковый служебным голосом. - Подойдите сюда.
- Это Николай Иванович, гость наш, - засуетился хозяин. - Знакомься, Ерофей Кузмич!
- Я не Ерофей Кузмич, - отрезал милиционер. - Я теперь участковый Усякин!
- Следуйте за мной, гражданин! - кивнул он Чмотанову, подвешивая к поясу кобуру.
* * *
Растеряв личный состав, генерал Глухих продирался через чащу. Выйдя на обтаявшую полянку, изможденный, повалился он без сил, но вдруг услышал, как в лесу чертыхаются. Насторожившись, Глухих поднял голову. На противоположном конце полянки стоял Слепцов и счищал щепочкой грязь с кителя. Словно волна, вскипала в Глухих благородная ярость. Слепцов вышел на солнечный пятачок и сладко потянулся. Глухих не выдержал. Страшно захрюкав, он побежал на противника, спотыкаясь короткими ногами, выставив вперед могучий лоб, словно кабан на охотника.
Слепцов немедленно узнал гнусного соперника. Узенькие глазки его засветились, как у Голема. Когда Глухих, хрюкнув, ударил головой в живот несостоявшегося диктатора, Слепцов что есть силы рубанул ребром ладони по толстой набрякшей шее изменника. Они расскочились.
- Хунту устроить хотели, Григорий Борисыч? - провизжал Глухих.
- Предатель! - зарычал Слепцов.
Они снова сошлись. Ревя медведями, ходили они в обнимку по поляне, споткнулись и покатились. Слепцов разорвал воротник изменника и сладко впился клыками в жилистую шею. Противник елозил под ним, стараясь достать из кармана финский нож.
Челюсти Слепцова медленно сомкнулись, когда правая рука Глухих, действуя сама по себе, вонзила жестокий клинок в спину мятежного генерала.
* * *
На сцене Дворца съездов торжественно воссел поредевший президиум. В зале, оборудованном по последнему слову техники умелыми заграничными рабочими, поместилось 1000 человек. Их сходство заставляло думать об исполинском лоне, сумевшем породить стольких детей, до ужаса похожих друг на друга. В зале сидели с красными блокнотами узбеки и туркмены, казахи и русские, азербайджанцы и биробиджанцы.
Это был ленинский форум.
Среди делегатов с мандатом № 666 находился Ваня Чмотанов.
* * *
В примолкшей столице, подавленной грохотом шестидневной войны Слепцова и Глухих и неумолимым комендантским часом, циркулировали слухи. Однако воскресение показалось горожанам немножко преувеличенным. Они с жаром приняли версию о том, что прах, по всей видимости, продан за границу на валюту.
- Почему бы и нет? - рассуждали обыватели. - Газ продаем? Продаем. Нефть? Лес? Икру? Водку? Картины? Иконы? Рукописи? Книги? Фильмы? Романы?
- Почему бы и нет?
- Ну что уж так, Петр Христофорович. Святыня. Знамя нации.
- Хе-хе, Пал Палыч, куда хватили, хе-хе!
Мавзолей пустовал. Естественно, официально об этом молчали.
* * *
- Товарищи! Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои! - начал Генеральный секретарь. - Близится великое торжество. Мы должны прийти к нему, как всегда и все как один. Бесконечно благодарны мы великому, гениальному, но вместе с тем и самому простому человеку. Он - самый простой гений всех времен и народов. Свет его идей озарил, с одной стороны, все континенты, а с другой стороны, затмил все другие идеи. Все мы должны ясно осознать это. Если бы не было Его, что было бы с нами сейчас? Я лично работал бы простым землекопом. Благодаря новым идеям я получил все, что я теперь имею. Мы воочию видим всепобеждающую силу его учения, потому что оно верно.
И вот мы пришли к самому большому празднику на земле. Его будут отмечать все народы. Можно сказать, что если взять любого другого человека, даже оставшегося в памяти потомства, то он просто клоп по сравнению с Ним, его не разглядишь и в самый сильный телескоп, к сожалению, американский. Мы должны ясно осознать это. Перед вами, товарищи, стоит важная и нужная задача, а именно: найти здесь, в этом зале, того, кого природа сделала похожим на Него как две капли воды. Он должен быть товарищем идейно зрелым, морально кристальным. Так-то, товарищи. Ему предстоит большая работенка.
Бурно аплодировали делегаты и эксперты. Зал буквально взорвался песней «Ленин в тебе и во мне».
В перерыве рванулись к буфету. Мгновенно набили сумки, портфели и мешки разнообразной снедью. Многие делегаты познакомились и подружились.
- А ты откуда? интересовался рыжеватый плешивый делегат с татарскими чертами лица у седоватого плешивого делегата с острой бородкой.
- Я, значит, с Урала. Приходит повестка из военкомата: с вещами. Баба моя струхнула, война, говорит, с китайцами. Ничего, говорю. Ан нет - никакой войны, сюда привезли на самолете. Под суд, думал, пойду. Ну, а у вас как там?
- С мясом плохо.
- А у нас с посудой.
- Так у нас и с водкой плохо.
- Это что! У нас и вина не найдешь, сами гоним.
- А у нас ботинки поди купи.
- Ботинки! Я в кепке всю зиму хожу, шапки ни за какие деньги не найдешь.
- Шапка! У нас попробуй картошки достань!
- Картошка. У нас водопровод поломался, три месяца снег таяли чаю попить.
Прозвенело в третий раз. У дверей в зал дежурили эксперты. Явно неподходящих мягко останавливали и делали знак товарищам в штатском.
В вестибюле стоял стон. Безжалостно вытряхивали из мешков и портфелей продукты и относили снова в буфет. У подъездов Дворца фырчали автомобили. Не пригодившихся кандидатов увозили на вокзалы и в аэропорты, вручив три рубля и билет до места жительства.
Бурно негодовал Ленин с Урала, когда отобрали у него шапку, ботинки и семь килограммов колбасы. Ильичи посмекалистее выносили пищу под платьем.
Уцелело после селекции всего двести человек.
Их по одному заводили в комнату, где заседала комиссия экспертов под председательством академика Збарского. Приглашены были врачи, художники и старые большевики. Если кандидат не подходил (то есть получал менее 20 баллов), председатель поднимал красный флажок; кандидата уводили направо в коридор. В благоприятном случае - вверх налево по лестнице.
Ввели, наконец, Ваню Чмотанова.
- Чудесный экземпляр! - громко прошептал профессор Сухин.
- На редкость, на редкость, - согласился доктор Лунц.
- Самородок! - поддакнул живописец Трезоркин.
- А вы что скажете, Марья Конспиратовна? - спросил Сухин старую большевичку Пролежневу.
- Вылитый Владимир Ильич! - сказала старушка, поднося к носу лорнет.
- Он. Как сейчас помню... Ах, я тогда была молода, и за мной ухаживал шикарный ротмистр... забыла его имя... Малиновский, кажется. Знаете, как в старое время, с усами и саблей. И вот однажды в Мариинском театре, представьте себе, на сцене светло, а в зале темно. И мы сидим с ним в ложе...
Збарский наклонился к Пролежневой и зашептал что-то на ухо.
- Да, да, конечно. - Спохватилась Марья Конспиратовна. - И вот я решила во что бы то ни стало встретиться с Ульяновым. Я поехала в Берлин. Приезжаю, а мне говорят: Тулин в Париже. Тулин - это кличка Владимира Ильича. Я еду в Париж, страшно волнуюсь, а мне говорят: он в Баден-Бадене. Я сажусь на поезд, приезжаю в Баден-Баден... увы! Он, чудный мужчина, с усами, точь-в-точь мой ротмистр. Я говорю: здравствуйте! Ну, и говорят мне, в Женеве. Я немедленно ночным скорым выезжаю в Женеву. Прихожу в клуб социалистов, и мне навстречу выходит чудный мужчина, с усами, точь-в-точь мой ротмистр. Я говорю: здравствуйте! Ну, и пароли, конечно, все чин-чином. Он расспросил меня о настроениях в России, о жизни пролетариата. Чудесно поговорили. И он провожает меня до гостиницы, настоящий джельтмен! Мы прощаемся, он целует мне руку, - о, чудный, чудный! - и я говорю: до свидания, Владимир Ильич. А он засмеялся и говорит: «Я - Красин». Как, говорю? - Вы, наверное, имели в виду Владимира Ильича? - Да! - Так он сейчас в Лондоне. - Вы представляете? Денег до Лондона у меня уже не было, пришлось вернуться в Петербург.
- Так Вы не встречались с Владимиром Ильичей? - раздраженно спросил Збарский.
- Очень сожалею, но не пришлось.
Лунц скрипнул зубами.
- Красин тоже был хороший большевик! - заволновалась Пролежнева.
- Следующий! - крикнул Збарский и заметил, провожая взглядом Чмотанова. - Вряд ли встретим лучший экземпляр.
Комиссия выбраковала человек десять, когда вошел коренастый, широкоплечий, с заложенной в карман рукой Токтоболот Абдомомунов.
- Он... он... он... - зашелестело в комиссии. Да, это был живой Он. Лукавя, смотрели раскосые глаза. Торчала бородка клинышком.
«Вдруг грим?» - подумал Збарский и невольно спросил: - Не хотите ли умыться?
- Зачэм? Савсэм чыстый, - улыбнувшись широкой ленинской улыбкой, ответил Токтоболот.
- Ваш мандат? - ласково сказал Сухин.
Мандат Абдомомунова значился под № 317. Он получил высшую оценку - 40 баллов.
- Очень хорошо, Токтоболот. Вам бы лет на 100 раньше родиться. Еще неизвестно, кто бы Лениным был... - сказал Збарский кандидату № 1.
* * *
...В глухой комнате без окон при одной запертой двери собралось семеро Лениных.
- Не нравится мне это, ребята. В тюрьму попали, - нарушил молчание Чмотанов.
- Хватил! Вон жратвы сколько набрали, на месяц.
- В начальство пойдем, должно быть. Смотри, какие костюмчики, как на фотках в «Правде».
Пол заскрипел в коридоре, и дверь распахнулась. Вошли врачи в белых халатах.
- Товарищи. Быстренько пройдем медосмотр. Всем раздеться. - Негромко приказал д-р Лунц.
- Совсем? - злобно спросил Чмотанов. «Ясно, шмон будет», - подумал он с яростью.
- Да. Побыстрее.
Перед врачами стояли голые копии вождя. Мерили рост. Взвешивали. Выслушивали.
- Сердечко у Вас пошаливает? - весело спросил Сухин у номера триста семнадцатого.
- Есть нэмного, - встревожился Токтоболот.
- Ничего, ничего, - успокаивал врач. - Вам это не помешает.
- № 666! Будьте добры, нагнитесь. Так. Теперь...
Чмотанов, не дожидаясь команды, раздвинул ягодицы, подумав: «Сядем».
Д-р Лунц остро вгляделся в волосатую темноту и сделал запись в вахтенном журнале.
- Следующий!
Врачи осмотрели всех и ушли с богатым эмпирическим материалом.
* * *
Каждый член отборочной комиссии получил семь билетов с номерами кандидатов. На нужном билете следовало поставить крест.
Голосование было тайным, на сто процентов демократическим, что бы там ни кричали разные «голоса» и их подпевалы.
В присутствии особой ревизионной комиссии вскрыли урны и огласили результаты.
Пятеро получили по одному кресту. Чмотанов собрал три. Абдомомунов - 37 крестов. Конкурс на вакантное место завершился с большим успехом.
* * *
Чтиво