Смута Новейшего Времени 5
Два агента, сброшенные на пригородном болоте ночью, проснулись и позавтракали калорийным пайком, свернули надувные матрацы и двинулись к городу.
- Буратино, - сказал агент шедшему рядом товарищу. -Я Звезда. Как слышите, приём.
- Хорошо, - сказал Буратино.
- Впереди на дороге скопление народных масс. Что это? Приём.
- Несут кого-то, - сказал Буратино.
- Проверим, приём.
- Поглядим, конечно.
Агенты шли по снежному полю в белых синтетических куртках.
Они выбрались навстречу процессии. Как было условлено, Звезда ушёл вперёд.
- Хороните? - спросил шёпотом Буратино у бабы, завороженно уставившейся на импортную форму агента.
- Где брали? - спросила она тоже шёпотом, ощупывая материял.
- Чего?
У бабы адским пламенем разгорались глаза: - Шить отдавали или так достали?
- А! - отмахнулся агент. - На работе дают, спецовка.
- Ну уж! - поджала губы женщина. - У нас тоже вон спецовки да телогрейки дают, срамота да и только.
- А куда идут все эти рабочие, крестьяне и трудовая интеллигенция?
- Да вот Ленин у нас в Голоколамске объявился, помяли сгоряча. В больницу несём.
- Ленин?! - заволновался Буратино.
- Ну да, Ленин. А что?
Агент протискивался вперёд. Баба вцепилась в него и тащилась сзади: - А как, со скидкой дают шубки-то или дорогие?
- Отцепись!
И точно: на руках членов месткома Игольного комбината им. Павлика Морозова лежал Ленин.
«Звезда, я Буратино! - засипел агент в микрофончик, зашитый в носовом платке. - Я у цели, у цели! Как слышите, приём».
- Отлично слышу! - рявкнула шапка на голове Буратино. Тот, чертыхнувшись, стащил шапку, растроганно мял в руках, вертя ручку громкости.
Впереди на дороге маячил Звезда.
«Вызови транспорт, приятель, берём цель!».
- О'кэй! - заорала шапка.
Звезда сошёл в ковет, зарылся в снегу и вытащил из живота прутик антенны.
Буратино дёрнул в кармане предохранитель двенадцатизарядного кольта, и шёл сзади месткома, пожирая Ваню глазами.
«Полное сходство. Где только он уродился», - радостно думал агент.
Профессиональным острым взглядом заметил над горизонтом стрекозу, почти не двигающуюся с места.
- Товарищи! - Буратино выбежал вперёд, останавливая процессию. -- Ваше превосходительство рабочий класс! Успеем ли мы донести товарища Ленина? Вызовем скорую помощь! Вождь пролетарской революции в опасности!
В небе раздался гул двигателей. Буратино замахал носовым платком.
Звезда выстрелил из ракетницы. Вертолёт медленно снизился. Голокомчане зачарованно смотрели на транспорт будущего. Вывалилась верёвочная лестница. Подпрыгнув и забравшись на перекладину, Звезда подплыл к членам месткома. Уцепившись ногами за лестницу, агент свесился и обнял Ваню за талию.
И тут голокомчане разглядели на светлозелёном брюхе вертолёта иностранные буквы: UdSSR.
- Шпионы!! - что есть силы закричал зампредседателя месткома Барашков (сам председатель лежал, трепеща, на комбинате в ящике с конторскими кнопками). Он подпрыгнул и ухватил Чмотанова за штиблеты. На заместителе повисли четыре члена профсоюза, а последним прицепился Буратино.
- Караул! - заорал Чмотанов.
- Невежи! - визжал лектор Босяков, вынырнув из толпы. - Человек именно тем, и только тем и отличается от атома, что он неделим! - Его моментально смяли.
Буратино не потерял присутствия духа. Он лез вверх по живой цепи, применяя против месткомовцев приёмы из всемирно известной борьбы Хун-Ци.
На высоко болтавшейся лестнице висели агенты и Чмотанов. Заместитель Барашков сорвался и тяжело ударился о землю. За ним просвистел Чмотановский ботинок.
Сельповский сторож Аггеич сорвал с плеча неразлучную двустволку и прицелился в выпуклое брюхо вертолёта.
- Бей, Аггеич! Уйдут, бей Христа ради! - кричал у него над ухом безоружный председатель ДОСААФа.
- Дык у меня в одном стволе - соль, а в другом горох! - по-бабьи причитал Аггеич, не отрываясь от приклада.
- Да не тяни ты! Огонь! - скомандовал побледневший председатель и рубанул воздух рукой.
Аггеич нажал на спусковой крючок.
Громыхнул выстрел. Вертолёт крутануло в воздухе. Лестница оборвалась, посыпались люди, и -
расторопные официанты из ресторана «Дорожный» поймали Ваню Чмотанова на растянутое полотнище переходящего Красного знамени.
- Огонь! - опять рубанул воздух досаафовец, и сторож Аггеич всадил горох в моторную группу вертолёта.
Машина ринулась к земле. Грянул взрыв.
В стороне от дороги взвилось пламя над грудой продырявленной фанеры.
- Так их... мать! - ахнул председатель. - Будут знать, как Ленина воровать!
Доблестных зенитчиков окружила толпа. Им жали руки, пытались качать. Аггеич самодовольно крутил ус и кричал: «Знай наших!»
Заграничный стервятник догорал в поле.
...Ваня Чмотанов со строгим лицом, вытянувшись в струнку, лежал на алом полотнище. Люди жались к нему всё ближе, держались за края знамени. Осторожно положили рядом с Ваней обронённый ботинок.
Барашков прикладывал снег к раздувшемуся носу.
- Ладно, пошли обратно, - сказал он. - Не вышло, просчитались злодеи. Впредь будем бдительнее.
- Заступник ты наш родной! - причитала баба в телогрейке, протягивая к Ване руки. - Веди нас! Будем холод и голод терпеть, только не серчай на нас, скорее поправляйся!
Ваня, пришедший в себя, слабо улыбнулся и, превозмогая чудовищную головную боль, взял под козырёк.
* * *
- Аркадий, - сказал Чмотанов. - Мне пора соскакивать. Подыщи машиниста на станции, скажи: надо ехать в Разлив. Или как сумеешь, но чтоб паровоз был. Сегодня ночью я отбываю.
- А я? - тоскливо протянул Аркаша.
- А ты останешся здесь в качестве Чрезвычайного и Полномочного Комиссара! Мандат выписать?
- Мы можем и без мандату кровя пускать кому следовает, - презрительно усмехнулся Аркаша и расправил плечи. Ну и тряхну я их в тереберину мать, пусть знают, кого потеряли. Хошь, речь скажу, когда отъезжать будешь? «Уходя от нас товарищ Ленин завещал нам... »
- Брось паясничать! - нахмурился Ваня. - Промедление смерти подобно. Дуй за паровозом.
* * *
Глухой ночью с запасного пути станции Голоколамск - 1 без гудка отходил паровоз «овечка». И хотя все свершалось инкогнито, без свидетелей исторического события не обошлось. В дубленых полушубках, платках и валенках толпились они у отдувающегося белым паром локомотива. Сыпал сухой снежок, с невидимой мачты слепили глаза станционные прожектора.
Старый опытный машинист Стакашкин потянул ручку реверса, и городские огни медленно поплыли назад. Чмотанов не выдержал и выглянул, сжав кепку в руке.
Его сразу узнали. Раздался сдавленный крик: «Да здравствует...», но кричавшего повалили, накрыли тулупом. Люди бесшумно рукоплескали. Корреспондент «Ленинской правды» бешено чиркал неработающей авторучкой в крошечном блокнотике. Рядом с подножкой набирающего скорость паровоза бежала заплаканная учительница начальной школы и, закидывая вверх голову, впитывала навеки любимый образ вождя.
Чмотанова проняло это непосредственное проявление чувства. Он понял, что должен сейчас, сию минуту сделать что-то для этой женщины, осчастливить на всю жизнь... Резкий ветер бил Чмотанову в лицо, выжимая слезу. Он нащупал за пазухой тяжелый пакет с деньгами голоколамской сберкассы, но тут же ощутил в глубине сердца укол: «Не то…» Он высунулся по пояс в окно и, глядя в глаза задыхающейся, отстающей учительницы, крикнул:
- Держи-и! - И швырнул в протянутые руки свою историческую кепку.
Паровоз прогрохотал по выходной стрелке, окутался паром, - и все скрылось.
* * *
- Не так, паря, лопату держишь... - начал было машинист Стакашкин, но осекся. - Простите, Владимир Ильич...
- Николай Иванович, - мягко поправил Чмотанов. - Теперь меня зовут Николаем Ивановичем. Так надо. - Пояснил он, заметив, что Стакашкин чешет в затылке.
- Надо, так надо, - добродушно согласился машинист. - Я одно в толк не возьму, как это мы до Разлива доедем? Я по карте смотрел - не нашел...
- Добегемся, догогой товагищ, непгеменно добегемся, - вспомнив что надо картавить, успокоил его Чмотанов.
- А что вы там будете делать, товарищ Ленин, опять книгу писать? - блестя белками глаз, возбужденно спросил молодой помощник машиниста.
- Вот чегт, бгигада попалась инфогмигованная! Видать, ни одного политзанятия не пгопустили, - вживаясь в образ, подумал Чмотанов.
- А ты, Гарька, не в свое дело не суйся, - оборвал Стакашкин. - Смотри вперед да помалкивай.
- Я что, мое дело маленькое, - забормотал сконфуженный Гарька. - Смотри - не смотри, все равно никого нет, поезда неделю не ходят.
Дрожащий луч паровозного фонаря выхватывал из тьмы серебряные полоски рельсов, уходящих в белую мглу.
На сто первом километре Стакашкин остановил паровоз.
- А? Что? Где мы?... - озирался спросонок Чмотанов, прикорнувший на разножке. Снег валил все гуще. Стакашкин взял лом и ушел в темноту.
Ярко пылал уголь в открытой топке.
- Кум тут у старика, обходником, - пояснял Гарька, заметив беспокойство пассажира. - Мы у него завсегда чай пьем, а то и обедаем. Удобно, здесь запасной путь есть. Вот, говорят, нас на электровоз скоро переведут, не знаю тогда, что и делать... Придется самим над запаской провода натягивать, иначе с главной линии не свернешь и не жрамши останешься.
- А лом зачем? - подозрительно спросил Чмотанов.
- Так стрелку переводить, - сказал Гарька, прикуривая от уголька. - Тут раньше рычаг был, как положено, да наехали инспектора и отвинтили, чтоб мы не баловали. Переночуем и дальше подадимся. Расписания нет, светофоры не работают, неровен час, на повороте врежемся в кого-нибудь.
«Бестолковщина и газвгащенность и ни на г'ош тгудового энтузиазма», -возмутился Ваня, но промолчал.
* * *
В домике обходчика было тихо и тепло. Уютно стучали ходики. За окном мягко, хлопьями валил снег.
Чмотанова поместили на сухой и горячей лежанке. Ему не спалось.
«Нет, мне с этими паровозниками не по пути. Как пить дать, сами засыплются, и меня засыпят. Ну и кадры у Аркадия. Поселились на железной дороге - и живут, не думая, что по ней летит локомотив истории. Ладно, черт с ней, с историей, надо уносить ноги... и деньги. Тьфу, чуть было не кинул их той дурехе. Вот ей ничего теперь не надо, полное удовлетворение получила. А я еще нет. Будем действовать».
* * *
- Буратино, - сказал агент шедшему рядом товарищу. -Я Звезда. Как слышите, приём.
- Хорошо, - сказал Буратино.
- Впереди на дороге скопление народных масс. Что это? Приём.
- Несут кого-то, - сказал Буратино.
- Проверим, приём.
- Поглядим, конечно.
Агенты шли по снежному полю в белых синтетических куртках.
Они выбрались навстречу процессии. Как было условлено, Звезда ушёл вперёд.
- Хороните? - спросил шёпотом Буратино у бабы, завороженно уставившейся на импортную форму агента.
- Где брали? - спросила она тоже шёпотом, ощупывая материял.
- Чего?
У бабы адским пламенем разгорались глаза: - Шить отдавали или так достали?
- А! - отмахнулся агент. - На работе дают, спецовка.
- Ну уж! - поджала губы женщина. - У нас тоже вон спецовки да телогрейки дают, срамота да и только.
- А куда идут все эти рабочие, крестьяне и трудовая интеллигенция?
- Да вот Ленин у нас в Голоколамске объявился, помяли сгоряча. В больницу несём.
- Ленин?! - заволновался Буратино.
- Ну да, Ленин. А что?
Агент протискивался вперёд. Баба вцепилась в него и тащилась сзади: - А как, со скидкой дают шубки-то или дорогие?
- Отцепись!
И точно: на руках членов месткома Игольного комбината им. Павлика Морозова лежал Ленин.
«Звезда, я Буратино! - засипел агент в микрофончик, зашитый в носовом платке. - Я у цели, у цели! Как слышите, приём».
- Отлично слышу! - рявкнула шапка на голове Буратино. Тот, чертыхнувшись, стащил шапку, растроганно мял в руках, вертя ручку громкости.
Впереди на дороге маячил Звезда.
«Вызови транспорт, приятель, берём цель!».
- О'кэй! - заорала шапка.
Звезда сошёл в ковет, зарылся в снегу и вытащил из живота прутик антенны.
Буратино дёрнул в кармане предохранитель двенадцатизарядного кольта, и шёл сзади месткома, пожирая Ваню глазами.
«Полное сходство. Где только он уродился», - радостно думал агент.
Профессиональным острым взглядом заметил над горизонтом стрекозу, почти не двигающуюся с места.
- Товарищи! - Буратино выбежал вперёд, останавливая процессию. -- Ваше превосходительство рабочий класс! Успеем ли мы донести товарища Ленина? Вызовем скорую помощь! Вождь пролетарской революции в опасности!
В небе раздался гул двигателей. Буратино замахал носовым платком.
Звезда выстрелил из ракетницы. Вертолёт медленно снизился. Голокомчане зачарованно смотрели на транспорт будущего. Вывалилась верёвочная лестница. Подпрыгнув и забравшись на перекладину, Звезда подплыл к членам месткома. Уцепившись ногами за лестницу, агент свесился и обнял Ваню за талию.
И тут голокомчане разглядели на светлозелёном брюхе вертолёта иностранные буквы: UdSSR.
- Шпионы!! - что есть силы закричал зампредседателя месткома Барашков (сам председатель лежал, трепеща, на комбинате в ящике с конторскими кнопками). Он подпрыгнул и ухватил Чмотанова за штиблеты. На заместителе повисли четыре члена профсоюза, а последним прицепился Буратино.
- Караул! - заорал Чмотанов.
- Невежи! - визжал лектор Босяков, вынырнув из толпы. - Человек именно тем, и только тем и отличается от атома, что он неделим! - Его моментально смяли.
Буратино не потерял присутствия духа. Он лез вверх по живой цепи, применяя против месткомовцев приёмы из всемирно известной борьбы Хун-Ци.
На высоко болтавшейся лестнице висели агенты и Чмотанов. Заместитель Барашков сорвался и тяжело ударился о землю. За ним просвистел Чмотановский ботинок.
Сельповский сторож Аггеич сорвал с плеча неразлучную двустволку и прицелился в выпуклое брюхо вертолёта.
- Бей, Аггеич! Уйдут, бей Христа ради! - кричал у него над ухом безоружный председатель ДОСААФа.
- Дык у меня в одном стволе - соль, а в другом горох! - по-бабьи причитал Аггеич, не отрываясь от приклада.
- Да не тяни ты! Огонь! - скомандовал побледневший председатель и рубанул воздух рукой.
Аггеич нажал на спусковой крючок.
Громыхнул выстрел. Вертолёт крутануло в воздухе. Лестница оборвалась, посыпались люди, и -
расторопные официанты из ресторана «Дорожный» поймали Ваню Чмотанова на растянутое полотнище переходящего Красного знамени.
- Огонь! - опять рубанул воздух досаафовец, и сторож Аггеич всадил горох в моторную группу вертолёта.
Машина ринулась к земле. Грянул взрыв.
В стороне от дороги взвилось пламя над грудой продырявленной фанеры.
- Так их... мать! - ахнул председатель. - Будут знать, как Ленина воровать!
Доблестных зенитчиков окружила толпа. Им жали руки, пытались качать. Аггеич самодовольно крутил ус и кричал: «Знай наших!»
Заграничный стервятник догорал в поле.
...Ваня Чмотанов со строгим лицом, вытянувшись в струнку, лежал на алом полотнище. Люди жались к нему всё ближе, держались за края знамени. Осторожно положили рядом с Ваней обронённый ботинок.
Барашков прикладывал снег к раздувшемуся носу.
- Ладно, пошли обратно, - сказал он. - Не вышло, просчитались злодеи. Впредь будем бдительнее.
- Заступник ты наш родной! - причитала баба в телогрейке, протягивая к Ване руки. - Веди нас! Будем холод и голод терпеть, только не серчай на нас, скорее поправляйся!
Ваня, пришедший в себя, слабо улыбнулся и, превозмогая чудовищную головную боль, взял под козырёк.
* * *
- Аркадий, - сказал Чмотанов. - Мне пора соскакивать. Подыщи машиниста на станции, скажи: надо ехать в Разлив. Или как сумеешь, но чтоб паровоз был. Сегодня ночью я отбываю.
- А я? - тоскливо протянул Аркаша.
- А ты останешся здесь в качестве Чрезвычайного и Полномочного Комиссара! Мандат выписать?
- Мы можем и без мандату кровя пускать кому следовает, - презрительно усмехнулся Аркаша и расправил плечи. Ну и тряхну я их в тереберину мать, пусть знают, кого потеряли. Хошь, речь скажу, когда отъезжать будешь? «Уходя от нас товарищ Ленин завещал нам... »
- Брось паясничать! - нахмурился Ваня. - Промедление смерти подобно. Дуй за паровозом.
* * *
Глухой ночью с запасного пути станции Голоколамск - 1 без гудка отходил паровоз «овечка». И хотя все свершалось инкогнито, без свидетелей исторического события не обошлось. В дубленых полушубках, платках и валенках толпились они у отдувающегося белым паром локомотива. Сыпал сухой снежок, с невидимой мачты слепили глаза станционные прожектора.
Старый опытный машинист Стакашкин потянул ручку реверса, и городские огни медленно поплыли назад. Чмотанов не выдержал и выглянул, сжав кепку в руке.
Его сразу узнали. Раздался сдавленный крик: «Да здравствует...», но кричавшего повалили, накрыли тулупом. Люди бесшумно рукоплескали. Корреспондент «Ленинской правды» бешено чиркал неработающей авторучкой в крошечном блокнотике. Рядом с подножкой набирающего скорость паровоза бежала заплаканная учительница начальной школы и, закидывая вверх голову, впитывала навеки любимый образ вождя.
Чмотанова проняло это непосредственное проявление чувства. Он понял, что должен сейчас, сию минуту сделать что-то для этой женщины, осчастливить на всю жизнь... Резкий ветер бил Чмотанову в лицо, выжимая слезу. Он нащупал за пазухой тяжелый пакет с деньгами голоколамской сберкассы, но тут же ощутил в глубине сердца укол: «Не то…» Он высунулся по пояс в окно и, глядя в глаза задыхающейся, отстающей учительницы, крикнул:
- Держи-и! - И швырнул в протянутые руки свою историческую кепку.
Паровоз прогрохотал по выходной стрелке, окутался паром, - и все скрылось.
* * *
- Не так, паря, лопату держишь... - начал было машинист Стакашкин, но осекся. - Простите, Владимир Ильич...
- Николай Иванович, - мягко поправил Чмотанов. - Теперь меня зовут Николаем Ивановичем. Так надо. - Пояснил он, заметив, что Стакашкин чешет в затылке.
- Надо, так надо, - добродушно согласился машинист. - Я одно в толк не возьму, как это мы до Разлива доедем? Я по карте смотрел - не нашел...
- Добегемся, догогой товагищ, непгеменно добегемся, - вспомнив что надо картавить, успокоил его Чмотанов.
- А что вы там будете делать, товарищ Ленин, опять книгу писать? - блестя белками глаз, возбужденно спросил молодой помощник машиниста.
- Вот чегт, бгигада попалась инфогмигованная! Видать, ни одного политзанятия не пгопустили, - вживаясь в образ, подумал Чмотанов.
- А ты, Гарька, не в свое дело не суйся, - оборвал Стакашкин. - Смотри вперед да помалкивай.
- Я что, мое дело маленькое, - забормотал сконфуженный Гарька. - Смотри - не смотри, все равно никого нет, поезда неделю не ходят.
Дрожащий луч паровозного фонаря выхватывал из тьмы серебряные полоски рельсов, уходящих в белую мглу.
На сто первом километре Стакашкин остановил паровоз.
- А? Что? Где мы?... - озирался спросонок Чмотанов, прикорнувший на разножке. Снег валил все гуще. Стакашкин взял лом и ушел в темноту.
Ярко пылал уголь в открытой топке.
- Кум тут у старика, обходником, - пояснял Гарька, заметив беспокойство пассажира. - Мы у него завсегда чай пьем, а то и обедаем. Удобно, здесь запасной путь есть. Вот, говорят, нас на электровоз скоро переведут, не знаю тогда, что и делать... Придется самим над запаской провода натягивать, иначе с главной линии не свернешь и не жрамши останешься.
- А лом зачем? - подозрительно спросил Чмотанов.
- Так стрелку переводить, - сказал Гарька, прикуривая от уголька. - Тут раньше рычаг был, как положено, да наехали инспектора и отвинтили, чтоб мы не баловали. Переночуем и дальше подадимся. Расписания нет, светофоры не работают, неровен час, на повороте врежемся в кого-нибудь.
«Бестолковщина и газвгащенность и ни на г'ош тгудового энтузиазма», -возмутился Ваня, но промолчал.
* * *
В домике обходчика было тихо и тепло. Уютно стучали ходики. За окном мягко, хлопьями валил снег.
Чмотанова поместили на сухой и горячей лежанке. Ему не спалось.
«Нет, мне с этими паровозниками не по пути. Как пить дать, сами засыплются, и меня засыпят. Ну и кадры у Аркадия. Поселились на железной дороге - и живут, не думая, что по ней летит локомотив истории. Ладно, черт с ней, с историей, надо уносить ноги... и деньги. Тьфу, чуть было не кинул их той дурехе. Вот ей ничего теперь не надо, полное удовлетворение получила. А я еще нет. Будем действовать».
* * *