Смута Новейшего Времени 3
Генеральный секретарь плакал, как мальчик, рвал телефон, вызывая с окраины танковую дивизию.
- Самозванец...! - кричал он и тёр кулаками глаза. - Гад несчастный!
Дозвонившись к Слепцову, побежал по гулкому коридору, сзывая товарищей по классовой борьбе. Споткнулся, упал на ковёр и втянул голову в плечи, решив, что сзади на него бросился десант мятежников. Но в коридорах никого не было. Бросился по лестнице. Распахнул неприметную дверь кабинета для совещаний. Выпучивая глаза, застыл: на окнах, прицепив ремни к защёлкам фрамуг, висели Начальнили искусства и безопасности.
- Караул! Убивают! - закричал Генеральный секретарь, отступая задом и не отрывая глаз от конвульсивно дёргавшихся ног соучастников.
* * *
- Скажи! Слово скажи! - выла толпа.
«Сказать, что случайно здесь - убьют!» - вспыхнуло в мозгу Кривокорытова. Медленно, как во сне, поднял он правую руку, простёр её над толпой.
- Товарищи! - начал актёр. - Да, я воскгес. Может быть, вгагам габочих и кгестьян это покажется вздогом, небылицей. Нет, воскгесение меня отнюдь не опговегает учения Магкса. На том свете я часто мучался тем, что многого не довегшил, не пгедусмотгел. Как вы знаете, электгон неисчерпаем. И атом тоже. Использовать все возможности, собгать все силы, - это задача, котогая по плечу только тому, кто готов отдать все силы пголетагиату. И вот я сгеди вас, догогие товагищи. Сообща мы одолеем все тгудности, всех бюгокгатов!
Кривокорытов кончил, и в наступившей тишине отчётливо проступила пальба.
- Что это? - спросили в толпе.
- Кое-кому теперь не поздоровится! - раздался истерический крик. - Мы не дадим в обиду нашего Ильича!
- Впегёд, товагищи! - обрадованно воскликнул Кривокорытов.
Толпа хлынула к выходам. Актёр, пятясь, приподнял крышку служебного входа. Торопливо шагнул - мимо ступеньки - и с грохотом провалился в подземелье. Тяжёлая лепёшка чугуна, захлопнувшись, долго гудела над лежащим в беспамятстве самозванцем.
* * *
Генерал Глухих сразу разгадал манёвр генерала Слепцова, двинувшего танки в столицу. «Ага! Вот тебе и хунта! Врёшь, не проедешь!» - подумал он, но позвонил Слепцову.
- Что-то ты поехал. Григорий Борисыч, - медовым голосом спросил он.
- Генсек приказал, - уклончиво ответил Слепцов.
- А мне вот почему-то не приказал! - радостно засмеялся Глухих.
- Значит, не та фигура...
- Да? Ну, будь здоров, Григорий Борисыч.
Глухих выдвинул фланги и ударил на дивизию Слепцова, охватывая её с северо-востока и юга-запада. Завязался тяжёлый, изматывающий бой.
* * *
- Пекин дайте! Пекин! - кричал Генеральный секретарь в белый правительственный телефон.
- Соединяю, - безучастно отозвалась телефонистка.
- Аллё! Это кто?
- Сяо-сяо? Фай дунь фо?
- Это я, Москва! Фео жень чин чи!
- Кто говолит?
- Москва, Генеральный секретарь! Дайте председателя Мао!
- Пледседатель занят. Звоните на длугой неделе.
- Нельзя! У меня тут государственный переворот!
В трубке затихли. Слышны были посторонние разговоры и споры по-китайски.
- У вас пелеволот? - отозвались из Пекина.
- Да!
- Плосили пеледать: так вам и надо. - И в трубке щёлкнуло.
- Предатели! - взвился Генеральный секретарь. - Все предали! Всё пропало!
Он оторвал трубку и топтал телефонный аппарат.
Бросился вон.
«К Ульбрихту!» - стучало в висках.
* * *
Ваня Чмотанов, кряхтя и зевая, просыпался рядом с Маней на жаркой перине. Натоплено было ужасно, во рту еле шевелился язык, высушенный самогоном. Он слез с кровати и босой вышел в сени. На лавке стоял заботливо приготовленный ковш с ледяным огуречным рассолом.
- Хорошо! - ухнул Ваня, выпил - и схватился за щёку. Чудовищно заныл зуб.
Встала подруга и готовила самоварчик.
- Мань, - оглядывался Ваня, - а чемоданчик где мой?
- Чемоданьчик-то? Помню, помню, спрятала... вон на печке-то, под валенками пошарь.
- Забыл сказать, Мань, чтоб наоборот на холод вынесла. Как бы не запахло...
- А что в нём-то?
- Сувенир, Маняша, стомиллиардный.
Ваня залез на печку, разгрёб кучу подшитых валенок и луковой шелухи. И спрыгнул с чемоданчиком.
- Гляди, Маняш.
Молния заела. Ваня долго дёргал. Маня смотрела выжидающе. Наконец, она заглянула. И обомлела. В чемодане на вате лежал череп. Ваня смотрел тупо. Маня перекрестилась.
- Так, как... - прохрипел Чмотанов. - Вот, значит, какой прах бывает...
В желтоватую корку, окружавшую череп, встыли щетинки. В глазнице лежал некрашенный деревянный глаз. Тоскливо торчал фаянсовый носик от чайника. Ваня вытащил гофрированное картонное ухо.
- Мощи, значит... Вот те и миллиарды, Манюшка...
- Вань! - тревожилась подруга - Или по кладбищам шаришь?
- Да-а, святыня. - Он вынул череп и бессмысленно вертел в руках. И в затылке увидел аккуратную дырочку.
- Это как же?.. То есть, конечно, стреляли... Только вроде бы не сюда...
Ваня расстроился. Зуб разболелся сильнее.
- Налей, Манюш, стопку. Что же это.
Чмотанов выпил и сидел долго, задумчиво хлопая челестью черепа на пружинках.
- Тёмное дело, история, Маня. Что там, зачем - не понятно нам.
В дверь постучали. Ваня скрыл череп одеялом, глянул в окно. У крыльца топтался Аркаша, дружок верный.
- Открой, Мань.
Друзья обнялись и выпили. Горчило во рту, не столько во рту - на сердце.
«Опять по карманам», - с досадой думал Ваня. Но прислушался к рассказу Аркаши.
Да мы, Вань, через чердак пойдём. Я смотрел, доска одна ходит, вынуть и вниз. Ты не думай, дело верное. И на Кавказ. А попозже Маньку выпишем.
- Это мы обдумаем, Аркаша. Налей-ка, Мань. - И крякнул. - Ох! Зуб дёрнуло!
- Дай-ка платком перевяжу, - засуетилась Маня. - Спиртом пополощи, уймётся...
Друзья пошли осматривать местностсь - работать или нет в сберкассе.
- Ванюшка! - окликнула Маня вслед. - А ... с костью что делать-то?
- А! - Махнул рукой Чмотанов. - На печку сунь.
* * *
Не смотря на будний день, улицы Голоколамска на глазах закипали возбуждённой толпой. Милиция жалась к отделению, неуверенно прикрикивая издали:
- Шли б работать, чего языками трепать!
- И тут встал он и говорит: хватит народ притеснять! Одних буржуев, говорит, скинули, теперь вы, говорит, на шею сели.
- Точно, точно. Чтоб, говорит, всех министров к завтрему в слесаря отдать.
- Так что ж, воскрес, значит. А в Бога то не верил!
- Дурак! Он-то, афей, десяти праведников стоит! - сказал лучший плотник города.
- Ну, Томка, а дальше что?
- Ну, тут всё начальство и убежало. Главные, говорят, в Америку на танке уехали.
- Через море-то? - скептически сказал лектор по распостранению знаний Босяков.
- У них всё есть, не беспокойся. А потом говорит: всем по 200 рублей оклад, мануфактуры по десять метров, квартиры всем выправить. Чтоб, говорит, населению никакого гнёту. И пусть, говорит, неп будет полный.
- А ещё проводник говорил, будто насчёт водки распорядился.
- В первую очередь. Чтоб, говорит, снова старые деньги были и чтоб поллитровка пять рублей стоила. Полтинник на новые.
- Чудесное дело!
- А военные тут и задумали: танки на него выкатили. А он идёт и улыбается. Махнул рукой раз - половины танков и нету, махнул другой - глядь, а один генерал уже с другим бьётся. Во как!
- А он?
- Распорядился он и пошёл по Рассее смотреть, как народ живёт. В скором времени вернусь, говорит, вплотную делами займусь.
- Всё это сплетни и враждебные слухи - разъяснял лектор Босяков. - Как это может воскреснуть мумия?
- Это кто мумя!? - всполошились бабы - Это для тебя мумя! Отъел брюхо-то, народ дурачишь. А в магазин пойдёшь - мыло да консервы. Сам-то за польтом в Москву ездишь, а нам некогда, работаем! Ишь расфуфырился! Ужо объявится у нас, то-то тебе работу подыщет!
- Иди-ка, парень, - сказал лектору мужик в телогрейке. - За такие слова зубы ломают.
- А я что? - смутился распостранитель, поправляя кашне и пыжиковую шапку. - Только по всем законам физики такого быть не может.
- А по какой физике в магазине колбасы нету? - насел мужик - «Всё знаю, знаю», - передразнил он - Чего же ты не знаешь?
Подошедшие толпились вокруг лектора, потихоньку потыкивая его кулаками под рёбра.
- Милиция! - истошно заорал распостранитель знаний. - Убивают!
Тут всё и началось.
Навстречу трём испуганным милиционерам бросилась людская стоножка. Смертельно побледнели блюстители и побежали к огородам.