Мне встретился
текст, в котором автор, помимо прочего, разсказывает о двух других текстах. Первый текст посвящëн возможным линиям поведения субъекта, оказавшегося в окружении, нравственно неприемлемом для себя; "Все вокруг подонки, я один хороший мальчик; что делать?" Второй текст посвящëн причинам внутренней неудовлетворëнности субъекта, добившегося относительного успеха в своих делах; делается вывод о необходимости прочного положения, субъектности. Неудивительно, что первый текст написан евреем, неким Богатом, а второй - русским, писателем Валентином Распутиным. У какого народа какие проблемы, тот о том и пишет.
Меня, однако, заинтересовало не то, что написано обоими авторами, а то, что ими не написано. Первый автор помещает субъекта в принципиально чуждое ему общество и далее изучает. Второй автор разсматривает субъекта как обладателя личной устремлëнности к личной же удовлетворëнности. Чего нет в обоих случаях? Нет общества, дружественного по отношению к субъекту, нет людей, от которых ему не приходилось бы отгораживаться тем или иным способом. Нет "своих". Непонятно, нужны ли они, кто они есть или могут быть и что с ними делать.
Это общая проблема нашей цивилизации - в ней нет внятного представления о свойствé, о том, как жить с теми, кто тебя устраивает. При этом само по себе разделение на "своих" и "чужих" присутствует и активно используется, разнообразные способы определения "свойствá", "шиболлетты", в ходу. Допустим, мы определили, кто нам "свой", собрались вместе. Что дальше? На практике дальше начинаются склоки и дрязги, переводящие отношения между "своими" в психологически привычный, отработанный формат отношений с "чужими". Почему так? Потому, что технология взаимоотношений со "своими" не создана, не отработана, не прививается. Люди и следуют готовым рецептам, а в них - сплошное враждебное окружение и "волк-одиночка", противопоставляющий себя обществу, в качестве героя. Под личным успехом подразумевается отвоëвывание той или иной личной территории, будь то собственный зáмок или миллион в чемодане и билет в Рио-де-Жанейро. Представление о собственных охотничьих угодьях пришло с нами из животного міра и имеет свой смысл, несомненно, однако для чего мы отличаем "своих", если потом не хотим жить с ними? Мы хорошо знаем, как поступать с врагами, но как поступать с друзьями? Есть ли более серьëзная основа для дружбы, чем совместные занятия идиотизмом, чем "лëгкий пыл похмелья", и далее по тексту?
Имеющиеся культурные практики мало что проясняют. Пресловутое сотрудничество, к сожалению, ориентировано не на функционирование сообщества как таковое, а на достижение некоей практической цели, будь то строительство чего-то, самооборона или соборное приобщение к божеству. Все схемы сотрудничества построены по принципу галеры; "Маленькое судно может утонуть, давайте построим большое; большому судну нужна большая команда, давайте соберëм товарищей; пусть все гребут и мы достигнем цели". Всё хорошо, но сообщество создаëтся ради функционирования галеры, а не для людей. Когда галера достигнет порта назначения, "мигом команда моя" разбежится, все разстанутся и забудут друг о друге через минуту. Развитые у людей религиозные практики помогают установить комфортные отношения с Богом, с богами, с богинями, с Праматерью всех богов и богинь, с чертями и бесами, с духами горы Хуамуи, и так далее - с кем угодно, но только не с людьми. Сказки о коллективизме были и остаются формой мошенничества, обманывающего имеющих добрые намерения. У нас есть многое против наших врагов, есть многое для себя лично, но для друзей у нас нет ничего кроме веселящих средств, алкоголя и анекдотов.
Когда-то мне встречался в Сети роман под названием "Гулливер среди своих". Мне не удалось его толком прочесть - он какой-то недоредактированный, что ли. Но мне понравилось название. Я хотел бы почитать о герое, оказавшемся среди тех, с кем ему не нужно бороться. Как жить с теми, кто тебе не враг? Пока мы не ответим на этот вопрос, мы продолжим воспроизводить конфликты просто потому, что это единственное, что мы умеем.