Люди
Определённо. Самое лучшее время на работе - 9 утра, пока Новосибирск ещё спит.
Через полторы недели нам ехать в командировку. У нас нет ни-че-го. С большой буквы НИ. И это уже даже не пугает. Пугаться уже нечему. Хуже плазматронов всё равно не будет. Но знать, когда и к кому мы идём, конечно, хотелось бы. А то надо же инструкцию готовить, кому какие подарки дарить. На 30 листах... а мы то и не в курсе ещё. Самое смешное, что судя по всему, там ещё тоже не в курсе... На моей памяти у нас первый раз настолько всё не готово. То есть оно вообще никак не готово... ух.
Ну и хватит о плохом, давайте о хорошем. О сакэ. Я бака и вчера не взял с собой фотоаппарат, а именно вчера это очень надо было сделать. Говорят, что с каждым человеком с которым ты встречаешься в жизни, ты встречался уже во всех прошлых, и каждый приходит в твою жизнь для того, чтобы ты стал таким, какой ты есть. Каждый немного тебя меняет. Не знаю как насчёт каждого, но вчера я познакомился с таким человеком, который действительно меня... сильно потряс. И до сих пор хочется сказать: «Ух!».
Вчера мы поехали в Курияму (это примерно 50 километров ровно на восток от Саппоро) на завод сакэ. Съездить туда предложила одна коллега, а поскольку мы всегда за любой кипиш кроме голодовки, тем более по воскресеньям, мы как-то сразу согласились. К тому же нам обещали экскурсию на самую старую на Хоккайдо сакэварню.
Экскурсия уложилась минут в 40, ничего нового на ней я не услышал. Это уже, кажется, третья экскурсия на сакэварню за 2 года, и, надо сказать, они не сильно отличаются. Но было всё равно интересно. Тем более гид сказала, что вчера (позавчера), на этот завод для фотосессии приезжала одна из солисток АКВ48 - есть тут такой, прости, господи, вокально-инструментальный ансамбль уровня села Берёзовки, Михайловского района Свердловской области (наверняка должно быть такое название). Новость эта вызвала радостное возбуждение у коллег (гораздо более радостное, чем возможность бесплатно продегустировать сакэ по окончании экскурсии), и все сразу принялись выпытывать, где именно и в каких позах эта солистка фотографировалась. Гиду было явно неловко повторять, но чего не сделаешь, ради толпы гайдзинов. Из семи человек с нами была только одна японка, кстати. Хм. Забавно, только сейчас подумал.
Ещё одним интересным моментом стало то, что завод стоит вокруг усадьбы владельца. Или усадьба стоит в середине завода. Причём усадьба действительно огромная. Очень огромная. (Так не говорят, я знаю). Гид сказала, что в усадьбе 2 этажа и 22 комнаты, не считая кладовых и подсобных помещений. Плюс отдельно есть летняя кухня и даже свой маленький синтоистский храм. Усадьба была построена в самом начале эпохи Мэйдзи - 70е годы XIX века и больше не перестраивалась. Основатели и хозяева завода живут в ней до сих пор.
Ну вот. Отфотографировавшись на ржавых цистернах, в позе подпирающих столб... даже и не знаю как бы эти распорки обозвать по-русски, пошли в магазин, где народ бодро кинулся пробовать местную продукцию.
В это время коллега, которая нас туда привезла, достала телефон и стала звонить. Поскольку я продукцию пробовать не кинулся, бо «чота уже не лезет», я стоял рядом и слушал.
- Здравствуйте, Бабушка. Да, мы вот только что закончили, нам всё показали, если вы позволите, мы хотели бы к вам зайти, если у вас, конечно, есть время...
Причём всё это говорилось настолько вежливо и церемониально, что я аж чуть не присел, потому что даже в офисе от коллеги я никогда не слышал такого вежливого японского. Даже в разговорах с большим начальством. Да и вообще в принципе настолько церемониального японского мне почти не приходилось слышать в жизни.
Я ещё подумал, что странные у них отношения в семье. Наверно, бабушка очень традиционный и консервативный человек.
Загадка разрешилась буквально через пару минут, когда в магазин влетела крохотная хрупкая бабушка, и весь персонал магазина и рабочие завода, которые в нём были, одновременно бухнулись в пол. Бабушка приветливо помахала всем ручкой, поклонилась внучке и повела нас в свою усадьбу, которая стоит посреди завода.
Когда способность говорить к нам вернулась, а это произошло совсем не сразу, мы уже были в доме, и нам что-то говорили, на очень вежливом японском языке, который даже в мэрии не часто услышишь.
Я включился где-то со слов: «я две комнаты отремонтировала и кухню, а на остальное сил не хватает уже, так что оно так и стоит с самого Мэйдзи». Эта фраза опять ненадолго вышибла меня из реальности, а потом мы пошли смотреть дом.
Час. Мы ходили по дому час. С того момента как вышли из первой комнаты и до того момента, как вернулись в неё пить чай.
Гуляние под дому сопровождалось пояснением типа «а вот эта ширма с каллиграфией, это 16й век, Китай, это предки из Ниигаты привезли. А вот это панно уже 18й век, в Ниигате для предков делалось, оно в министерстве культуры зарегистрировано в реестре национальных сокровищ Японии. А вот это ковёр персидский, но он не старый, ему 120 лет всего, вот тут Марико-тян его зашила, когда он прошоркался. А вот тут оружейная была, но тут сейчас ничего не сохранилось, вот только нагинаты две штуки, катаны 2 штуки, но это тоже 19 век, они так, не особо ценные, да копьё ещё (копьё было инкрустировано перламутром)». От комнаты к комнате в лёгких оставалось всё меньше воздуха, чтобы выражать восторг, положенный в таких случаях, и комнат через 10 мы уже просто невнятно мычали, потрясённые свалившимя на нас открытием, что, оказывается, в таких местах могут жить люди.
Впечатление это переваривалось во мне достаточно долго. Возможно до сих пор не до конца. Когда ты смотришь на эти вещи, которым место в музее, и не просто в музее, но ты был в куче таких музеев и там были гораздо менее интересные и настоящие вещи, когда ты ходишь по этому дому, который, наверное, ценнее всего исторического музея Хоккайдо вместе взятого, с одной стороны ты чувствуешь, что так не бывает, это всё не из этого мира, а с другой, ты вот тут же видишь людей, которые до сих пор этим пользуются. Которые до сих пор сидят на подушках эпохи Мэйдзи, хранят катаны времён гражданской войны, смахивают пыль с ширмы 16 века, со смехом показывают дырки на 120-летнем персидском ковре. Это как-то настолько рвёт все шаблоны и ломает все рамки, что очень сложно уложить это в себя.
Последней каплей были чайные чашки и блюдца из которых мы пили чай и ели торт. «А это тоже, Мэйдзи» - издала бабушка и я подавился.
Хотя нет, последней каплей была книжка. Бабушка ушла в кладовую и вернулась с большой, старой папкой, развязала тесёмки и сказала «Вот тут у меня детские сказки есть с картинками, это конец Эдо наверное. Где-то Бакумацу уже» И вынула оттуда такое... такое... такое... что мы все окончательно растеклись по полу.
Это были рукописные отоги-дзоси с цветными картинками, с настоящей позолотой. Вот тогда действительно стало страшно дышать. «Берите, смотрите, не стесняйтесь» - подбодрила бабушка и бодро всучила нам по листочку... Такого я точно в руках никогда не держал и вряд ли буду... В общем сам дом оставил впечатление Ох.
А бабушка его оставила впечатление Ух.
Как выяснилось, бабушка принадлежала одному небольшому княжескому дому в районе современной Ниигаты, и глава её ветви во время гражданской войны вместе со всеми пожитками сдёрнул на Хоккайдо. Построил дом, маленькую сакэварню, и с тех пор они там и живут.
Сама бабушка производит впечатление достойной наследницы. Лично у меня сложилось такое впечатление, что она из тех бабушек, которые очень любят тытышкать внуков, но в случае чего, дай ей в руки меч или нагинату, и она с тем же выражением лица, весело посмеиваясь и вежливо, деликатно улыбаясь, накосит три стога сена сотни трупов, вытрет меч, подует на него, отполирует, скажет что-нибудь в духе: «Ой, притомилась я, пойду чайку заварю» и заварит чая на весь полк, каждому в отдельной чашечке на отдельном блюдечке.
Чувствуется в этой бабушке что-то такое... сильное. Несмотря на почтенный возраст. Хотя, по японским меркам 78 лет это даже ещё не средний.
Но всё равно бабушка сказала что «сил всё это содержать больше нет, так что со следующего года я открою тут музей, а сама перееду в обычный дом. Пожила я пожила в доме, где много вещей, и теперь я хочу жить в доме, где вообще ничего не будет», подвела она итог.
На прощание мы все сфотографировались, получили в подарок по бутылке сакэ, бабушка проводила нас на остановку, и мы поехали домой переваривать все впечатления дня.
Через полторы недели нам ехать в командировку. У нас нет ни-че-го. С большой буквы НИ. И это уже даже не пугает. Пугаться уже нечему. Хуже плазматронов всё равно не будет. Но знать, когда и к кому мы идём, конечно, хотелось бы. А то надо же инструкцию готовить, кому какие подарки дарить. На 30 листах... а мы то и не в курсе ещё. Самое смешное, что судя по всему, там ещё тоже не в курсе... На моей памяти у нас первый раз настолько всё не готово. То есть оно вообще никак не готово... ух.
Ну и хватит о плохом, давайте о хорошем. О сакэ. Я бака и вчера не взял с собой фотоаппарат, а именно вчера это очень надо было сделать. Говорят, что с каждым человеком с которым ты встречаешься в жизни, ты встречался уже во всех прошлых, и каждый приходит в твою жизнь для того, чтобы ты стал таким, какой ты есть. Каждый немного тебя меняет. Не знаю как насчёт каждого, но вчера я познакомился с таким человеком, который действительно меня... сильно потряс. И до сих пор хочется сказать: «Ух!».
Вчера мы поехали в Курияму (это примерно 50 километров ровно на восток от Саппоро) на завод сакэ. Съездить туда предложила одна коллега, а поскольку мы всегда за любой кипиш кроме голодовки, тем более по воскресеньям, мы как-то сразу согласились. К тому же нам обещали экскурсию на самую старую на Хоккайдо сакэварню.
Экскурсия уложилась минут в 40, ничего нового на ней я не услышал. Это уже, кажется, третья экскурсия на сакэварню за 2 года, и, надо сказать, они не сильно отличаются. Но было всё равно интересно. Тем более гид сказала, что вчера (позавчера), на этот завод для фотосессии приезжала одна из солисток АКВ48 - есть тут такой, прости, господи, вокально-инструментальный ансамбль уровня села Берёзовки, Михайловского района Свердловской области (наверняка должно быть такое название). Новость эта вызвала радостное возбуждение у коллег (гораздо более радостное, чем возможность бесплатно продегустировать сакэ по окончании экскурсии), и все сразу принялись выпытывать, где именно и в каких позах эта солистка фотографировалась. Гиду было явно неловко повторять, но чего не сделаешь, ради толпы гайдзинов. Из семи человек с нами была только одна японка, кстати. Хм. Забавно, только сейчас подумал.
Ещё одним интересным моментом стало то, что завод стоит вокруг усадьбы владельца. Или усадьба стоит в середине завода. Причём усадьба действительно огромная. Очень огромная. (Так не говорят, я знаю). Гид сказала, что в усадьбе 2 этажа и 22 комнаты, не считая кладовых и подсобных помещений. Плюс отдельно есть летняя кухня и даже свой маленький синтоистский храм. Усадьба была построена в самом начале эпохи Мэйдзи - 70е годы XIX века и больше не перестраивалась. Основатели и хозяева завода живут в ней до сих пор.
Ну вот. Отфотографировавшись на ржавых цистернах, в позе подпирающих столб... даже и не знаю как бы эти распорки обозвать по-русски, пошли в магазин, где народ бодро кинулся пробовать местную продукцию.
В это время коллега, которая нас туда привезла, достала телефон и стала звонить. Поскольку я продукцию пробовать не кинулся, бо «чота уже не лезет», я стоял рядом и слушал.
- Здравствуйте, Бабушка. Да, мы вот только что закончили, нам всё показали, если вы позволите, мы хотели бы к вам зайти, если у вас, конечно, есть время...
Причём всё это говорилось настолько вежливо и церемониально, что я аж чуть не присел, потому что даже в офисе от коллеги я никогда не слышал такого вежливого японского. Даже в разговорах с большим начальством. Да и вообще в принципе настолько церемониального японского мне почти не приходилось слышать в жизни.
Я ещё подумал, что странные у них отношения в семье. Наверно, бабушка очень традиционный и консервативный человек.
Загадка разрешилась буквально через пару минут, когда в магазин влетела крохотная хрупкая бабушка, и весь персонал магазина и рабочие завода, которые в нём были, одновременно бухнулись в пол. Бабушка приветливо помахала всем ручкой, поклонилась внучке и повела нас в свою усадьбу, которая стоит посреди завода.
Когда способность говорить к нам вернулась, а это произошло совсем не сразу, мы уже были в доме, и нам что-то говорили, на очень вежливом японском языке, который даже в мэрии не часто услышишь.
Я включился где-то со слов: «я две комнаты отремонтировала и кухню, а на остальное сил не хватает уже, так что оно так и стоит с самого Мэйдзи». Эта фраза опять ненадолго вышибла меня из реальности, а потом мы пошли смотреть дом.
Час. Мы ходили по дому час. С того момента как вышли из первой комнаты и до того момента, как вернулись в неё пить чай.
Гуляние под дому сопровождалось пояснением типа «а вот эта ширма с каллиграфией, это 16й век, Китай, это предки из Ниигаты привезли. А вот это панно уже 18й век, в Ниигате для предков делалось, оно в министерстве культуры зарегистрировано в реестре национальных сокровищ Японии. А вот это ковёр персидский, но он не старый, ему 120 лет всего, вот тут Марико-тян его зашила, когда он прошоркался. А вот тут оружейная была, но тут сейчас ничего не сохранилось, вот только нагинаты две штуки, катаны 2 штуки, но это тоже 19 век, они так, не особо ценные, да копьё ещё (копьё было инкрустировано перламутром)». От комнаты к комнате в лёгких оставалось всё меньше воздуха, чтобы выражать восторг, положенный в таких случаях, и комнат через 10 мы уже просто невнятно мычали, потрясённые свалившимя на нас открытием, что, оказывается, в таких местах могут жить люди.
Впечатление это переваривалось во мне достаточно долго. Возможно до сих пор не до конца. Когда ты смотришь на эти вещи, которым место в музее, и не просто в музее, но ты был в куче таких музеев и там были гораздо менее интересные и настоящие вещи, когда ты ходишь по этому дому, который, наверное, ценнее всего исторического музея Хоккайдо вместе взятого, с одной стороны ты чувствуешь, что так не бывает, это всё не из этого мира, а с другой, ты вот тут же видишь людей, которые до сих пор этим пользуются. Которые до сих пор сидят на подушках эпохи Мэйдзи, хранят катаны времён гражданской войны, смахивают пыль с ширмы 16 века, со смехом показывают дырки на 120-летнем персидском ковре. Это как-то настолько рвёт все шаблоны и ломает все рамки, что очень сложно уложить это в себя.
Последней каплей были чайные чашки и блюдца из которых мы пили чай и ели торт. «А это тоже, Мэйдзи» - издала бабушка и я подавился.
Хотя нет, последней каплей была книжка. Бабушка ушла в кладовую и вернулась с большой, старой папкой, развязала тесёмки и сказала «Вот тут у меня детские сказки есть с картинками, это конец Эдо наверное. Где-то Бакумацу уже» И вынула оттуда такое... такое... такое... что мы все окончательно растеклись по полу.
Это были рукописные отоги-дзоси с цветными картинками, с настоящей позолотой. Вот тогда действительно стало страшно дышать. «Берите, смотрите, не стесняйтесь» - подбодрила бабушка и бодро всучила нам по листочку... Такого я точно в руках никогда не держал и вряд ли буду... В общем сам дом оставил впечатление Ох.
А бабушка его оставила впечатление Ух.
Как выяснилось, бабушка принадлежала одному небольшому княжескому дому в районе современной Ниигаты, и глава её ветви во время гражданской войны вместе со всеми пожитками сдёрнул на Хоккайдо. Построил дом, маленькую сакэварню, и с тех пор они там и живут.
Сама бабушка производит впечатление достойной наследницы. Лично у меня сложилось такое впечатление, что она из тех бабушек, которые очень любят тытышкать внуков, но в случае чего, дай ей в руки меч или нагинату, и она с тем же выражением лица, весело посмеиваясь и вежливо, деликатно улыбаясь, накосит три стога сена сотни трупов, вытрет меч, подует на него, отполирует, скажет что-нибудь в духе: «Ой, притомилась я, пойду чайку заварю» и заварит чая на весь полк, каждому в отдельной чашечке на отдельном блюдечке.
Чувствуется в этой бабушке что-то такое... сильное. Несмотря на почтенный возраст. Хотя, по японским меркам 78 лет это даже ещё не средний.
Но всё равно бабушка сказала что «сил всё это содержать больше нет, так что со следующего года я открою тут музей, а сама перееду в обычный дом. Пожила я пожила в доме, где много вещей, и теперь я хочу жить в доме, где вообще ничего не будет», подвела она итог.
На прощание мы все сфотографировались, получили в подарок по бутылке сакэ, бабушка проводила нас на остановку, и мы поехали домой переваривать все впечатления дня.