Метафизика Летова. Часть 2.1
Продолжаем тему метафизики Егора Летова, начатую несколько дней назад.
11. 14. Армагеддон Попс (1989). Все песни 1988 года. «Насекомых я написал, находясь под глубоким впечатлением и влиянием шаманской ритуальной поэтики северных народов. Зимним вечером сидючи дома у Игореза я кропотливо углублялся в какое-то»научное исследование на эту тему, в котором приводились, время от времени в качестве примеров сами тексты, вернее - их переводы - и вдруг у меня как - будто что-то лопнуло, вскрылось изнутри. Хлынул поток. И, вот, ночью, я бродил по Академгородку среди снегов и сосен и подслеповато пытался запомнить то, что хлестало из меня в виде образов, движений, ритма, заклинаний. Так вот и возникли «Насекомые», а впоследствии - и многое другое. «Ужас И Моральный Терроря написал во время совместных с Ромычем Неумоевым прогулок по уральским склонам, неожиданно вдруг припомнив некую сцену из фильма Копполы «Apocalypse Now».»Новая Правдана писана летом 1988 года в Киеве в состоянии крайнего, заиндевелого и скорченного озлобления.
http://www.gr-oborona.ru/pub/anarhi/1056981293.html#ixzz2jW1PB5nx
12. Несанкционированное Поведение Всего (1989). Первоначально вышел (май 19Я9) как альбом группы САТАНИЗМ. Это, по сути, лишь две вещи, первая из которых - «Человеческий Фактор длится около пяти минут и представляет собой наши с Кузей Уо эксперименты с ленточными и пластиночными кольцами, авангардными приставками и прочей чудовищной техникой. Вторая, заглавная, длится почти тридцать пять минут и являет собой таманский сатанический хэппенинг с участием группы ФЛИРТ из города Усолье-Сибирское. Альбом впоследствии поимел значительные изменения. Смотри основной раздел, альбом Сатанизм группы КОММУНИЗМ.
http://www.gr-oborona.ru/pub/anarhi/1056981293.html#ixzz2jW1WcVwp
13. - С этого лета ты перестал работать с Янкой. В апреле этого года прекратила свое существование ГО, во всяком случае, ее концертный вариант. В чем причина всех этих расставаний?
- Знаешь, если ты делаешь что-то настоящее, смелое, честное и яркое тебя обязательно попытаются схватить и схавать. И неизбежно схавают, и святыню твою обосрут, если постоянно не сигать за поднимаемую в очередной раз планку, если не сотворять всякий раз, когда на тебя разевают рот, очередной срачи, очередного отчаянного, чудовищного, безобразного, безнадежного и бессмертного скачка, на переваривание которого массам требуется энное время, необходимое для твоего нового шага в новые беспредельности. Это всегда эпатаж в какой-то степени. Каждый твой шаг, каждое твое очередное творение должно быть пропитано такой агрессией, таким патологическим чувственным буйством, чтобы оно встало, выперло поперек глотки по возможности каждому убежденному жителю. Так вот, если ты скверно и ежесекундно не гадишь на всех фронтах - тебя неизбежно сделают частью придворного попса, жадной массовой развлекухи как это случилось с джазом, роком и т. д. и т. п. И все это сейчас происходит с Янкой. Социум ее заживо пожирает и она уже безвозвратно, как мне кажется, упустила время и место для необходимых в подобных случаях заявлений и действий. Теперь она вкупе с моими бывшими согруппниками (вернее, соГрОбниками), судя по всему, находится в противоположном моему делу лагере. Самым досадным образом они позволяют черни создавать, лепить из себя сладкозвучный, угодный ей миф. Приятного аппетита! Понятно, не каждый может позволить себе радость и смелость наплевать в кургузые рожи своим почитателям, особенно, если среди оных Троицкие, Липницкие и Гребенщиковы. Я очень отчетливо ощущаю все происходящее с Янкой, потому что сам висел на волоске, когда меня чуть не сожрали в 1986-89, когда я терял драгоценное время, ожидая чуда с небес. И все-таки я выскочил из ловушки, С декабря 1989 по сегодняшний день я совершил ряд крайне важных для меня действий (среди которых, кстати, и роспуск 13.04.90 проекта, именуемого ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНОЙ), и не собираюсь останавливаться. Путь вперед это всегда отталкивание, отстранение, отрицание, всегда отказ, всегда Прощевайте! Я, ничтожный, не хочу и не могу себе позволить быть пойманным в какую-либо ловушку гармонично чавкающего бытия. Ведь я не оставляю следов на свежем снегу.
- Ты, вот, я вижу, не очень-то жалуешь граждан. Откуда такая ненависть?
- Это - не только ненависть, это еще и панический животный ужас. И не то чтобы боязнь их, а, скорее, патологическое неприятие. Это даже не Я боюсь и ненавижу - это что-то во мне боится и ненавидит. Мне все время, когда я иду по улице, кажется, что я не человек, а что-то вроде марсианина, замаскированного, загримированного, более или менее удачно под гражданина. И в любой момент эта мимикрия, эта наебка может раскрыться и тогда пиздец! Я давно уже не выхожу из дома без оружия, и все равно перед ними я абсолютно беззащитен. Я чужой. Природно, изначально чужой. Вечно чужой. И все они знают это, чувствуют, как акулы кровь. Я всем им чужой, и мне чужды и крайне отвратительны все ихние набрякшие радости и горести, идеалы и пороки, все, чем они живут и о чем мечтают. Это мой врожденный инстинкт. Здесь я диверсант, заброшенный на вражескую территорию. Этакий Штирлиц.
- И каково по твоему твое секретное задание ?
- Это невозможно даже в малом предположить. Я могу лишь говорить и то предположительно, каково это для меня. А оно для меня таково, что всю жизнь с самого детства все иррациональное, в особенности связанное с исследованием временных причинно-следственных связей, у меня вызывало и вызывает какое-то тревожное, священное и жуткое, смертельное и притягательное ощущение причастности моей потаенной сущности к неким истинным для нее, невыразимым, необъятным и, судя по всему, нечеловеческим вещам, системам и реальностям, проникновение в которые оплачивается чудовищными, по человеческим меркам, ценами. Так вот, необходимо решиться обречь себя на безумную, крамольную, смертельную охоту за этим глубинным знанием - ухватить за хвост, за тень, спиздить, в конце концов, это изначальное, невыразимое, единственное знание, которое - суть всего. Все, что я делаю это попытка извлечь из себя его, ибо ощущаю себя его хранителем. Все мои настоящие песни - только об этом. Это и Русское Поле…, Мясная Избушка, Прыг-Скок, Про Дурачка. Это векторы, указатели. ничтожные, тщедушные, конечно. Но благодаря им я сподобился ощутить суровый, зловещий и праздничный сквознячок из чуть приотворенной двери, лучик из дверного глазка. Для меня единственно важное из всего, что происходи со мной и вокруг меня - эта вот открытая дверь, постоянное ожидающее присутствие истинного, родного начала, существующего параллельно всей этой дешевой бутафории. И творчество это в некотором роде трамплин туда. И, наверное, поэтому человечеством, отчетно или безотчетно, но твердо и жестоко искореняются носители, хранители и, тем более, - воплотители этого Имени Имен. Для масс это инстинкт самосохранения. Это страх и ненависть перед чужаком, врагом их природного, естественного порядка. А, впрочем, все гораздо сложнее. Все, что я тут говорю это так, модельки, которые я строю и которые работают для меня в настоящий момент. Этакие картонные зайцы на игровом поле.
http://www.gr-oborona.ru/pub/anarhi/1056981236.html#ixzz2jW1hYB00
14. - И ты знаешь чем?
- Заплатим. Я согласен платить. Идти вперед значит неизбежно рвать мирские связи. Это - путь в Вечности через вселенское одиночество, по меньшей мере. Если ты выбрал движение, значит ты сам Бог, Творец, Демиург, Созидатель собственной нравственности, собственного закона, мира, бытия. За это покушение на престол и следуют естественно вытекающие награды и пиздюли. Где праздник там и похмелье. В самом акте творчества (особенно в роке) есть, на мой взгляд, некое прометейство этакая кража, захват, крамольное и бунтарское похищение у горнего мира небесного огня, знания, энергии, силы, света в подарок, в дар своим увечным, лишенным, убогим, обиженным, обделенным сородичам, болезным - тем, кому изувечено и извечно не положено. И Матросов, и Махно, воюющий единовременно на всех фронтах, и Высоцкий, и Шукшин, и Тарковский, вообще, каждый истинно живой каждым своим честным, горьким и ликующим действием как бы затыкает собой некое чудовищное метафизическое дуло, хоть на пару мгновений. И тут не важно чем придется платить, какой карой… главное что амбразура пару секунд безмолвствовала. Главное что вражеское орудие выведено из строя хоть на пару секунд. Значит, свои получили передышку. И тут не важно узнает ли кто об этом, поймет ли… если даже окажется, что ты один такой пидор на всей планете все равно надо взрывать и затыкать. Пока хоть один из нас держит этот антитоталитарный фронт не падет. И пока я жив рок-н-ролл не умрет. И в этом я прав не по людской правде, я прав по своей свободе. Это - единственное, что чего-то стоит. Единственная реальность, единственная система координат, единственная моя религия, которая выше Бога, выше Мироздания, выше истины.
- Ты, стало быть, верующий?
- Я человек, свято и отчаянно верующий в чудо. В чудо неизбежной и несомненнейшей победы безногого солдата, ползушего на танки с голыми руками. В чудо победы богомола, угрожающе топорщащего крылышки навстречу надвигающемуся на него поезду. Раздирающее чудо, которое может и должен сотворить хоть единожды в жизни каждый отчаявшийся, каждый недобитый, каждый маленький. Я, вот, где-то читал про одного самурая, который перед тем, как сделать себе харакири, написал: Уничтожу весь мир! Так вот, я свято и закоченело верю и знаю, что он его этот весь мир и уничтожил, расхуярил, величественно, безвозвратно и однозначно. Введенский правильно пишет, что чудо остановка времени, возможная лишь в момент смерти. Сытый индивидум, существующий в липкой протяженности будней, надежд, желаний, ожиданий и т. д. и т. п., не сотворит чуда, не остановит мир. На это способен лишь тот, кому нечего терять. Это тот сокрушительный залп, когда уже кончились патроны. Пусть в глазах всего мира это разгромное поражение, зато для тебя и для твоего мира это полный и окончательный мат, триумф и торжество! Имеющий уши слышать услышит. Если ты посмел и не отрекся, не предал в глубине души сам то, во имя чего ты жертвуешь то никогда не проиграешь. И… кроме этой чудесной силы, нарушающей и попирающей вселенские законы и заповеди, я верю лишь в себя самого, в свою непримиримость и свои собственные игры. Все это можно выразить одним словом свобода.
- Не возникает ли у тебя ощущения, что ты (да и все ГрОбовцы) в той или иной мере задействованы некими силами в этакой незримой партии в качестве шахматных фигурок? Я понимаю это может звучать обидно… Задействованы?
- По-видимому, это так и есть. Я несомненно, ощущаю силу за своей спиной - иначе каким образом наши нелепые записи поимели бы столь широкое распространение на столь широкой и замечательной во всех отношениях территории, несмотря на отвратительное качество записи и этакий, мягко выражаясь, непрофессионализм исполнения. Это, несомненно, кому-то нужно. Но в этом я не вижу ничего обидного, для себя во всяком случае. Видишь ли, дело в том, что я не соотношу себя, свое настоящее я, свою истинную, нетленную суть с тов. Летовым Игорем Федоровичем, 1964 года рождения, проживающим по адресу… и т. д. Я и есть та сила, которая строго, заботливо и бережно хранит, ведет меня и спасет изо всех каждодневных мучительных ловушек. Мы все на ГрОб-Рекордз (кроме некоторых дезертировавших) в некотором роде одержимые воплотители, исполнители некоего высшего, скажем, предначертания. Отдавая себе в этом отчет или не отдавая, каждый из нас делает то, что может и что должен.
- А, вот, скажи, по-твоему рок-н-ролл неминуемо приводит к суициду, безумию, погибели: так или иначе к трагической развязке ?
- Мне кажется, да. Это очень жесткий и суровый путь. Рок-н-ролл это, вообще, жесткая штука. Это всегда, так или иначе, вызов, бунт, всегда побоище, войнушка. Преступление! Всегда экстремизм. И если ты решил принять правила игры и принять в ней участие хочешь-нехочешь, придется распроститься с мечтаниями и попытками на хуй сесть и рыбку съесть. Либо ты сам покоряешь, лепишь свою обетованную реальность, либо она превращает тебя в слякотное увы. Да, и вообще, всегда и во всем необходимо доходить до полного крутняка: вплоть до самосгорания, самоуничтожения, или сгорания и уничтожения всего, что вовне. Если ты - однажды решил сказать а, то должен (если ты, конечно, не полный пиздун) сказать и «б» и все прочее. И ежели ты дошел до буквы э, то имей гордость, мощь и совесть, чтобы выпустить из себя внушительное ю, а затем и великолепное раскидистое я!! Рок это всегда ярость, это - всегда агрессия. Яростное, одержимое, ликующее, бунтующее бессилие загнанного в угол зверя, раздирающее и вдохновенное бессилие бросающегося на врага подранка, восставшее сокрушительное поражение, которое попирает вселенные, сдувает миры, как карточные домики, которые выше жизней, смертей и прочих подслеповатых сусальностей! .. Рокер в течении нескольких лет при честной и полной самоотдаче проживает то, на что нормальному жителю надобны десятилетия и целые жизни. Это стремительное, яркое и зловещее, словно полет махаона, выгорание. Вымирание. Это своего рода трамплин, с которого, разогнавшись как следует, можно взмыть в наднебесье, выбраться за грань, перескочить несколько пролетов, прогрызть, пробить прозрачную стенку своей юдоли, перехитрить, наебать куцый человеческий удел и объективные законы. Можно, конечно, и наоборот: сурово, самозабвенно и непоправимо наебнуться оземь вдрызг и брызг! Ну, что ж кто не рискует, тот… Это очень здорово, вечно и вздорно сигануть выше крыши, вытащить себя за шиворот из болота, как Мюнхаузен, понять то, чего нельзя понять, обрести неподдающееся обретению, сочинить то, что нельзя сочинить, позволить себе непозволительное. Главное - посильнее разогнаться и не дать уму и телу взять верх над собой, главное не дать себе съиндильгировать, как это делало и делает абсолютное большинство рокеров у нас, и тем более на Западе , Их мало первопроходцев, вольнодумцев, избранных. Основная масса же апостолы, пожиратели, популяризаторы, приземлители. Так было и будет. Учитель учит лишь учителей. Художник рисует лишь для художников. Ученики не могут научиться ничему. Каждый живой, каждый настоящий вселенски, безобразно одинок. Только косоротая чернь бывает вместе. А каждый из наших всегда один на один со всем существующим и несуществующим. Таковы правила игры. У Леонида Андреева есть отличнейший рассказ - Полет.
Помнишь, чем он кончается? На землю он так и не вернулся. Трагично ли это?
А насчет суицида… Вот, Серега Фирсов (наш менеджер, друг, товарищ и брат), в отличие от меня считает, что последний патрон оставляют не себе, а пускают во врага, а потом идут в атаку с ножом, с голыми руками… пока ты не будешь убит в честном бою, убит именно ими, а не самим собой. Мол, если не можешь больше петь песни пиши книги, снимай фильмы, просто существуй назло, главное воюй до конца. Он мне однажды сказал, что никогда не простит мне, если я сделаю то же, что и Сашка Башлачев. А, по мне, так… самое страшное это умереть заживо. Это самое чудовищное, что я могу себе представить. Умереть мучительной жизнью, как все эти бесчисленные престарелые постыдные герои рок-н-ролла, Диланы и Попы. Я никогда не смогу себе позволить такой низости. А кроме того, сейчас на дворе такое жестокое времечко, когда каждое свое заявление необходимо подписывать чем-то серьезным, кровавым или безумным. Каждый раз приносить что-то внушительное в жертву, чтобы к тебе попросту прислушивались я уж не говорю, чтоб поверили… И вообще, мне кажется, что лучше уж (и, главное, красивее) яркое, горькое, испепеляющее и победное мгновение света, чем долгая косно-унылая и прозаично-параличная жизнь. Я никогда не мог понять пословицу про синицу и руках и журавля в небе. В самоубийстве для меня нет греха, если оно - акт утверждения залихватских, не от мира сего ценностей, которые сильнее всех инстинктов самосохранения, сильнее всех наглядных распаренных благ, медовых пряников, жирных рук жизни. Бердяев замечательно помыслил: …для свободы можно и должно жертвовать жизнью, для жизни не должно жертвовать свободой. Нельзя дорожить жизнью, недостойной человека. О!
- Тебя еще не упрекали в инфантилизме?
- Еще бы! Мой братец всю жизнь упрекает ! Все, что я несу - это очень детская, если можно так выразиться философия. Я все еще дитя в какой-то бесценной степени, и я сияю и горжусь тем, что до сих пор среди всей этой вашей замысловатой гамазни я окончательно еще не потерял детского, наивного, чистого восприятия, и до сих пор безоглядно отношусь к жизни, к тому, что со мной происходит, как к игре. Значит, я все еще молод. И, стало быть, жив. И рок для меня своего рода детская, жестокая и опасная игра, как те игры, в которые играл маленький Иван и фильме Тарковского. С какой вдохновенной радостью, с каким остервенением я пинал в детстве мячик во дворе так же весело, вдохновенно и стервенело я ору в свой микрофон. Только ребенок способен на истинно великое безумство, только он способен по-настоящему безрассудно и сокрушительно дать духу! Человек при своем рождении нежен и слаб, а при наступлении смерти тверд и крепок. Все существа и растения при своем рождении слабые и нежные, а при гибели сухие и гнилые. Твердое и крепкое это то, что погибает, а нежное и слабое то, что начинает жить. Поэтому могущественное войско не побеждает и крепкое дерево гибнет. Я - внештатный член Союза свободных мореплавателей из книжки Кэндзабуро Оэ.
- Вот, ты все время страстно подчеркиваешь всякие религиозности и прочие неземные аспекты своего сочинительства. Почему же до самого, сравнительно недавнего времени, в твоих песнях было столь немало политической тематики? То есть вот эти вот нынешние твои метафизические концепции возникли лишь недавно, или…?
- Я на этот вопрос уже неоднократно отвечал. Попробую еще раз. Политика в моих песнях ( Все Идет По Плану и пр.) это вовсе не политика (как все это тупейше и буквальнейше понимается тусовщиками, Троицкими и прочими почтенными умами), во всяком случае, не совсем политика в полном смысле слова. То, что сейчас говорю о бунте, как о единственном Пути это, в разной степени осознанности, было во мне всегда, насколько я помню, с самого глубокого детства. Для меня все мною используемые тоталитарные категории и реалии есть образы, символы вечного, метафизического тоталитаризма, заложенного в самой сути любой группировки, любого ариала, любого сообщества, а также в самом миропорядке. Вот в этом? чарующе-нечестивом смысле я всегда буду против! А кроме этого мною всегда двигало сознательное или подсознательное стремление к тому, чтобы честно пасть на поле боя, побуждая сочинять, петь и учинять нечто столь дерзкое и непримиримое, обидное, за что должны либо повязать, либо просто запиздить. Однако Хозяин хитер. Я уже говорил, что, если он не может по каким либо причинам сразу же тебя уничтожить, он пытается тебя сожрать, сделать собственной составной частью, попросту опрофанить - через попс, через открытое признание. Поэтому нужно каждый раз изобретать новую дерзость, не лезущую ни в какие терпимые на данный момент рамки. Новый эпатаж. Тогда, в 1984-88 гг., снарядами были: совдеповская тоталитарная символика, панк-рок, мат и нарочито зловонное исполнение (особенно на live -выступлениях, если таковые были). Теперь на смену им пришли: новая стратегия, новая тактика, новое оружие, новая форма войны. Но суть противодействия, суть хищного активного сопротивления - все та же, ибо все равно всегда и везде мы лед под ногами майора, в каком бы козырном обличии он не являлся и через кого бы он не действовал, Каждый понимает все в силу собственного разумения.
- В свое время ты заявлял, что Русское Поле Экспериментов и Хроника Пикирующего Бомбардировщика - твой предел. Затем была записана Инструкция…, а затем последовал и Прыг-Скок. Что теперь?
- Не знаю. Не знаю даже как тебе ответить. Это глупейше словами выражать. Я, вообще, замечаю, что подошел к некоей условной грани к некоему, как-бы высшему для меня уровню крутизны, за которыми слова, звуки, образы уже не работают, вообще, все, что за ним - уже не воплотимо (для меня, во всяком случае) через искусство. Я это понял, когда написал Русское Поле…. Оно для меня - вышак. Предел. Красная черта. Дальше у меня нет слов, нет голоса. Я могу лишь выразить равнозначное этому уровню, являя просто новый, иной его ракурс. Это Хроника с Мясной Избушкой и Туманом и Прыг-Скок, и Песенка Про Дурачка, и Про Мишутку (она Янке посвящается), и последняя моя песенка Это Знает Моя Свобода. Выше них для меня зашкал, невоплощаемость переживаемого, вообще, материальная невоплошаемость меня самого. А вот именно туда-то и надо двигать. Видишь ли, надежда - это наиподлейшая штука. Пока она хоть в малейшей степени присутствует, можно хуй пинать - выбор крайне далече. А вот теперь времени больше нема. Закрылись кавычки, позабылись привычки. Это конец. Конец всего, что имело смысл до сих пор. Скоро утро. Новая ступень. Новый уровень. Новый прыг-скок. Осталось лишь всецело собрать все внимание, все силы, всю сноровку и не пропустить необходимый стремительно приближающийся поворот. Как поступать в данной ситуации: каждый решает сам. Манагер, вот, считает, что напоследок надо непременно поубивать как можно больше людишек. Янка двинулась в обратный путь к родному человечеству, со всеми вытекающими из этого последствиями. Черный Лукич попер в католичество. Джефф решил работать в одиночку… А мне, видимо, пора готовиться к прыжку. Мне, вообще, в последнее время кажется, что вся моя жизнь была этакой изящной разминочкой, подготовкой к тому финальному, решающему, голевому рывку вон, наружу, который мне и предстоит совершить, возможно. В самом скором времени, необходимость которого уже покачивается на пороге, поглядывает на часы, постукивает по циферблату и подмигивает.
- А не боишься ли ты, что потешатся, буду и над тобой и над словесами твоими и прочим, тобою рожденным? Ведь, сказано же в твоем любимейшем Евангелии от Фомы: Не давайте того, что свято, собакам, чтобы они не бросили это в навоз.
- А все это не собакам дается, но своим. Я по крайней мере, на это уповаю. А то, что потешаться будут… так пусть себе посмеиваются. В Том Самом Мюнхаузене Марка Захарова отличнейше было сказано: Это не всякий может себе позволить быть смешным. Действительно, не всякий! Позволить себе такую напрасную наивность, растопыренную смелость и беспардонную святость быть посмешищем. Позволить себе такую наглость быть слабым, простым, быть попросту хорошим, как Кирилов в Бесах. И они все смеющиеся и издевающиеся над нами на самом деле, я знаю, боятся. Боятся до патологии. На самом деле они все понимают. И им не смешно. Им страшно. И до рвоты завидно. Ни один католик не позволит себе быть Христом, а я, вот, открыто могу заявить, что внутренне я истинно таков, как возносящийся Христос на картине Грюневальда!
- Даже так?
- Даже и не так! Я сугубо и всенепременнейше считаю, что-то, что мною тут вещается - есть, не более и не менее, как пятое и единственное верное и священное Евангелие, да, и вообще, Книга Бытия Всех Времен и Народов! Себя же я причисляю к лику святых как в песне Кузи Уо поется: и отныне вам жить подобает по образу и подобию моему! Позволяю себе все. Нету ничего, что я не могу себе позволить: от Вечного и святейшего бытия до сырого и кислого небытия. Только от тебя самого зависит кем тебе быть… И это определяется тем, на что ты замахиваешься, и сколь многим ты способен пожертвовать. О, засмейтесь, смехачи! …
http://www.gr-oborona.ru/pub/anarhi/1056981236.html#ixzz2jW1wkA5I
15. Защитник: И это было, конечно, не случайно. Выпустив все вышеназванные альбомы, о которых вскоре заговорила вся страна, музыканты пришли к выводу, что в их творческой концепции все-таки чего-то так и не хватает.
Егор Летов: Мне показалось, что ни один художник в мире не в состоянии выразить абсурдность, кошмарность и игривость окружающей нас действительности адекватней, чем это сделает сама действительность. Так мы разработали новый музыкальный стиль, названный нами «коммунизм-арт», который объемлет и синтезирует все слои мировой культуры - литературу, изобразительное искусство, театр (хэппенинги, акции, перформанс и т. д.), музыку (от конкретной музыки - панк-рока до симфонической, эстрадной и народной). Так появился первый музыкальный альбом. КОММУНИЗМА - На Советской Скорости (1988), весь текстовой материал которого был взят из советского песенника периода хрущевской оттепели. В музыкальном плане альбом представлял собой дикую помесь панка и музыкальных композиций а ля Гойя, Поль Мориа. Это был Кайф!
Обвинитель: Этот так называемый «кайф» привел к тому, что в последующих альбомах КОММУНИЗМА - Родина Слышит, Веселящий Газ, Солдатский Сон, Чудо-музыка, Недоверие (все 1989 год) группа продолжает развивать начатую тему, используя (вольное цитирование) тексты из выступлений тт. Суслова и Хо Ши Мина, Ленина и Сталина, а также гг. Достоевского и Толстого, Камю и Кафки. При этом музыка колеблется в необъятных просторах от многоуважаемого композитора Шаинского до СЕКС ПИСТОЛЗ. Вряд ли это можно трактовать иначе, чем кощунство!
Защитник: Вероятно, уважаемый обвинитель напрочь забыл о таких понятиях, как гротеск, иносказание и аллегоричность. Именно благодаря им, моему подзащитному удавалось в полной мере живописно изображать весь идиотизм советского образа жизни, нелицеприятно и без прикрас рисовать всю абсурдность совково - коммунистического бытия. Кстати, чуть позднее об этом во весь голос заявили журналы, радио, газеты, телевидение… Ведь не будете же вы отрицать и это??? Обвинитель: Да, но как объяснить откровенные и неприкрытые матерные выражения в текстах песен Егора Летова?
http://www.gr-oborona.ru/pub/anarhi/1056980392.html#ixzz2jW2E6tCU
