(no subject)
И деды воевавшие,
И бабки богомольные
И мамы охуевшие,
И папы малахольные.
И мы не состоявшие,
И в общем целом вольные,
И всюду побывавшие,
И этим всем довольные.
....
На небе тучи вечные,
Рекламой сумрак сжат,
В клетушки ипотечные
Из офисов спешат.
Пройдет омон колоннами
В разгон шестых колонн,
Под стенами бетонными,
Шершавыми, как слон.
И слышат шепот гордый
В решетках под и над:
"Через четыре года
здесь будет тот же ад!"
Темны носки вонючие,
И дождик толст, как тролль,
Сидят и пьют горючее,
И тянут си-бемоль.
В Коврове уголовники
Понюшку прячут в зад.
Стояли здесь коровники,
А нынче просто ад.
Певец в экране корчится -
Неважный пошл уют,
Пойдут в сортир, помочатся,
И вновь говно жуют.
Фекалии ворочали
Копыта тучных стад,
А дальше неразборчиво,
Лишь слышно - "это ад".
Я вижу - хуй на блюде.
Я знаю - будет жесть.
Пока такие люди
В стране российской есть.
И бабки богомольные
И мамы охуевшие,
И папы малахольные.
И мы не состоявшие,
И в общем целом вольные,
И всюду побывавшие,
И этим всем довольные.
....
На небе тучи вечные,
Рекламой сумрак сжат,
В клетушки ипотечные
Из офисов спешат.
Пройдет омон колоннами
В разгон шестых колонн,
Под стенами бетонными,
Шершавыми, как слон.
И слышат шепот гордый
В решетках под и над:
"Через четыре года
здесь будет тот же ад!"
Темны носки вонючие,
И дождик толст, как тролль,
Сидят и пьют горючее,
И тянут си-бемоль.
В Коврове уголовники
Понюшку прячут в зад.
Стояли здесь коровники,
А нынче просто ад.
Певец в экране корчится -
Неважный пошл уют,
Пойдут в сортир, помочатся,
И вновь говно жуют.
Фекалии ворочали
Копыта тучных стад,
А дальше неразборчиво,
Лишь слышно - "это ад".
Я вижу - хуй на блюде.
Я знаю - будет жесть.
Пока такие люди
В стране российской есть.