Два мужчины
В Риге я хожу стричься к Мери. В Москве к кому попало ходила, но в чужом городе нужна привычка хоть к чему-то, так что я раз за разом хожу в одно и то же место. Мне бы тоже хотелось, чтобы меня звали Мери, такое классное имя.
Мери единственный мастер на моём жизненном пути, который умеет стричь как попросили. Парикмахеры сейчас не любят, когда их называют парикмахерами, надо говорить «мастер». Или стилист. Обычно я прихожу и говорю: как сейчас, только покороче. Мастер или стилист хватается за сердце и говорит: ненене, только не коротко, вам будет плохо. Мы торгуемся десять минут, потом он стрижет меня гораздо короче, чем я просила и говорит: хм, а ничего.
А Мери стрижет как заказано, но с нечеткими запросами к ней тоже лучше не ходить. Сейчас я случайно сказала, что у меня уже очень давно примерно всё одно и то же и как-то может отрастить уже волосы? И она сделала мне каре с короткой чёлкой. Оп! Ну вы попробуйте, говорит, походите так хоть немножко, вы же хотели перемен. Если не привыкнете и не понравится, приходите, подстригу как было.
Тасе понравилось, Соне нет, Лёша ещё не видел. На меня же к тридцати четырём годам снизошло сравнительно равнодушное отношение к собственному внешнему виду. Это сильно упрощает жизнь, но, с другой стороны, откуда-то уже доносится колокол.
Хотя причём тут возраст. По диагонали от нас с Мери один мужчина впечатляющей внешности стриг другого мужчину впечатляющей внешности. У первого была белая рубашка с запонками, дорогой пиджак, совершенно лысая голова, татуировки на руке, шее и затылке и брови как знак «тильда». У второго были тонкие морщины на лбу, штук двенадцать, не меньше, четкие черты лица, щетина и вытянутые уши.
Волосы в среднем у него были меньше, чем толщина пальца, а начинали расти ближе к макушке, чем ко лбу. Ему ничего не нравилось. А вот тут давайте ещё снимем, говорил он, а вот тут как-то не очень. Мастер хмурил тильды и продолжал щёлкать ножницами вокруг его головы. Потом они сходили помыть голову и ещё минут через пятнадцать щёлканья пришли к соглашению. Я всё это время представляла себе, как они поменялись бы местами, и человек с морщинами в течение часа щёлкал бы ножницами вокруг бритого татуированного черепа. Так было бы куда эффектнее, и даже правильнее в своей абсурдной завершенности.
Впрочем, когда он снял ткань, под которой клиенты парикмахерских прячутся от своих волос, то оказался в дурацком черном пуловере. Никакой мастер не стал бы такой носить.
Мери единственный мастер на моём жизненном пути, который умеет стричь как попросили. Парикмахеры сейчас не любят, когда их называют парикмахерами, надо говорить «мастер». Или стилист. Обычно я прихожу и говорю: как сейчас, только покороче. Мастер или стилист хватается за сердце и говорит: ненене, только не коротко, вам будет плохо. Мы торгуемся десять минут, потом он стрижет меня гораздо короче, чем я просила и говорит: хм, а ничего.
А Мери стрижет как заказано, но с нечеткими запросами к ней тоже лучше не ходить. Сейчас я случайно сказала, что у меня уже очень давно примерно всё одно и то же и как-то может отрастить уже волосы? И она сделала мне каре с короткой чёлкой. Оп! Ну вы попробуйте, говорит, походите так хоть немножко, вы же хотели перемен. Если не привыкнете и не понравится, приходите, подстригу как было.
Тасе понравилось, Соне нет, Лёша ещё не видел. На меня же к тридцати четырём годам снизошло сравнительно равнодушное отношение к собственному внешнему виду. Это сильно упрощает жизнь, но, с другой стороны, откуда-то уже доносится колокол.
Хотя причём тут возраст. По диагонали от нас с Мери один мужчина впечатляющей внешности стриг другого мужчину впечатляющей внешности. У первого была белая рубашка с запонками, дорогой пиджак, совершенно лысая голова, татуировки на руке, шее и затылке и брови как знак «тильда». У второго были тонкие морщины на лбу, штук двенадцать, не меньше, четкие черты лица, щетина и вытянутые уши.
Волосы в среднем у него были меньше, чем толщина пальца, а начинали расти ближе к макушке, чем ко лбу. Ему ничего не нравилось. А вот тут давайте ещё снимем, говорил он, а вот тут как-то не очень. Мастер хмурил тильды и продолжал щёлкать ножницами вокруг его головы. Потом они сходили помыть голову и ещё минут через пятнадцать щёлканья пришли к соглашению. Я всё это время представляла себе, как они поменялись бы местами, и человек с морщинами в течение часа щёлкал бы ножницами вокруг бритого татуированного черепа. Так было бы куда эффектнее, и даже правильнее в своей абсурдной завершенности.
Впрочем, когда он снял ткань, под которой клиенты парикмахерских прячутся от своих волос, то оказался в дурацком черном пуловере. Никакой мастер не стал бы такой носить.