"Последнее испытание": итог
Логически упорядочить все соображения по этому мюзиклу так и не удалось, хоть я и давал на это подсознанию многомесячный срок. Выложу в виде списка опорных элементов произведения. Бессвязно, "в порядке появления", вынеся ключевой элемент в финал.
Глаза. Начинается история с заявки Рейстлина на исключительную проницательность: "Те глаза, что глядят сквозь плоть, / Те, что зрят, как уходит жизнь, / Не дадут обмануть себя". Свет его не обманет, потому что маг видит Тьму. Тьма, как обещал Ницше, глядит на мага: "Узнаёшь этот плоский, пустой, равнодушный зрачок?" - и притягивает его: "Посмотри ж на меня, чтоб пропасть!". Грядёт схватка.
Крисания, в отличие от Рейстлина, неспособна разглядеть Тьму. На изнанку действий Короля-Жреца ей указывает Рейстлин, на действия самого Рейстлина открыть ей глаза некому и, после победы над Такхизис, открывать уже нечего. Такой же приём использовал Набоков в "Камере обскуре": герой, который и так не замечал, что творится у него под носом, лишается зрения физически. Идея ("Ты - орудие слепое его") воплощается в реальность ("Глаза не солгут тебе боле, / Когда их нет.").
Но слеп ведь и Рейстлин. Если Крисания не видит Тьмы в Свете, то он не видит Света во Тьме. Подробнее см. Любовь.
Клён. Маркер дома, малой родины. В альтернативном финале Карамон, заглянув в будущее, опознает уничтоженную Утеху именно по обгорелому дереву. Образ клёна используют брат (колыбельная) и мать (сон) для пробуждения в Рейстлине памяти детства, памяти о том, что он человек. Поскольку в образе матери является Такхизис, в текст подливается немножко смерти: "Когда под тяжестью снега / Сломаются ветви клёна".
Огонь. Опасная и притягательная вещь, от Любви отличается отсутствием носителей.
Рейстлин считает, что он огонь укротил: "Ибо кто прошёл сквозь огонь, / Тот уже во сто крат сильней". Отсюда и его рентгеновские глаза.
Крисания, "холодная, как сталь, прекрасная, как лёд, / В котором гаснут стрелы огня" тоскует по этому самому огню: "В свете гимнов и молитв, / В хладе храмовых колонн / Душа моя давно огня ждала", чтобы сразиться уже с ним и подчинить, видит огонь в Рейстлине и бросается в бой: "Я приведу к Тебе этого зверя, / Я в это верю!".
Огнём хочет истребить зло Король-Жрец, огнём и огребает за излишнее рвение.
Огнём открываются Врата: "Боль будет завтра, а пока / Бьётся огонь в моих руках, / Соединяя в целое, / Чёрное и белое!"
В конце концов огонь ослепляет Крисанию ("пламя всегда оставляет свой след") и завладевает миром Рейстлина ("Бог, ты видишь свой мир: лишь пепел и пламя!").
Любовь. Светлая и тёмная точки зрения на предмет совпадают: "Любовь несовместное соединяет, / Любовь открывает любые врата" есть и в "Легенде матери", и в "Легенде чародея", но Рейстлин добавляет "к несчастью, любовь - это смерть!". Это бесспорно, это он видел, и видит, и сам творит, но вот с диалектикой у будущего бога проблемы. Любовь - это не только смерть, но и возрождение, т.е. круговорот, сама жизнь. Отвергнув любовь, опровергнув смерть, он логично получил свой безжизненный мир. А ведь это возрождение только что было ему (на нём же) продемонстрировано. Вот что значит - не видеть Света во Тьме.
"Для владыки любовь - это западня"
Магия. Это фэнтези прекрасно тем, что прекрасно обходится без волшебных трюков, никаких авадакедавр, только психологическое манипулирование. "Я дам тебе имя - вот важнейший приём колдовства." Назвался груздем - полезай в кузов.
Нужна любовь? будет! "Сам я заронил этот плевел в душу! / Сам его растил, поливал ядом - / Выросла любовь из сочувствия к слабым, / Жалости ко мне и жажды славы!" Трезво, честно, эффективно. Пример плевела:
Крисания:
Пока не поздно - покайся!
Послушайся гласа Божьего!
Рейстлин:
Ты - голос Божий? Не больше?
Нет, жрица, не прибедняйся!
В диспутах с Крисанией Рейстлин никогда ей не возражает, просто подхватывает последний тезис и развивает в нужную сторону, чисто айкидо:
Рейстлин:
Тёмный маг - не тот, кто зол, а тот, кто прибегает к силам зла,
Их как средство подчинив той цели, что, быть может, и светла.
Тот, кому доступен арсенал Богини Тьмы, тот чёрный маг.
Крисания:
Её слуга.
Рейстлин:
Слуга и враг.
---
Крисания:
Отчего же, волшебник, в минувшей войне
Ты усердно сражался на её стороне?
Опасения магов оправдались вполне...
Рейстлин:
Оправдались вполне...
Да, я вёл себя смирно и верности дал ей обет!
Да, я ел с её рук и облёк себя в чёрный цвет!
Но внезапно в решительный час роковой войны
Я её же оружьем нанес ей удар со спины!
И теперь я предатель для обеих сторон,
Равно зло и добро ждут моих похорон,
Я презренный изменник, ренегат всех времён,
Я в глазах всего мира навсегда заклеймён.
Крисания:
...В глазах всего мира
Несправедливо
Заклеймён...
Плюс не врёт, о чём не забывает напомнить: "Зачем мне скрывать от союзника правду?" (невредно и "союзником" лишний раз назвать, "я дам cебе имя"). Просто не всё договаривает. Сравните, к примеру, как он описывает Крисании свою детскую клятву с реально произнесённой.
Детство. Настоящий ключ к произведению. Исходная точка и топливо сюжета - клятва Рейстлина ("Маленький мальчик на могиле матери"). В подростковых баталиях закалились и окрепли характер, мастерство, намерения, но из пубертата маг так и не вышел. "Всё будет по-другому, / Когда я стану богом" - это крик обиженного ребёнка. Такхизис перед последним шагом, который должен открыть её темницу, берёт его на слабо как пацана, буквально на уровне "бе-бе-бе, тили-тили-тесто жених и невеста, мейк лав, нот оупен зе дор". Об этой слабости пророчески поёт брату в прощальной колыбельной Карамон: "Вольно презирать нам детство, / Но детство нас не забыло." Пророчески, потому что в финальном поединке Рейстлину предстоит сражаться не с ведьмами и чудовищами, а с неизжитыми подростковыми страхами: "Ты теперь могучий, ты теперь великий, / Но от детства никуда тебе не деться! Умирай-умирай-умирай!".
Какие варианты взаимодействия с cruel world есть у неумеющего взрослеть подростка, если он не Питер Пен? Пинк, герой другой (гм) рок-оперы "Стена" (Паркер-Уотерс, вы знаете) от реальности отгораживается, пытаясь сохранить свой уютный манямирок. Рейстлин, наоборот, свой мир хочет расширить на весь. Того и другого ждёт свой The Trial, финал немного предсказуем.
Наконец, и то, и другое произведение легко можно толковать как происходящее не в реальности, а в голове подростка.