I went on a 2-week diet and all I lost were 14 days of my life.
Когда тётя Галя уехала в Америку, мне было шесть лет. Впрочем, судя по фотографиям, на тот момент уже невооружённым глазом было видно, что на свою маму я похожа меньше, чем на Барбару Стрейзанд. То есть совсем не. Копия папы. То ли тётя Галя об этом забыла, то ли решила, что похожесть должна распределяться по справедливости: раз в папу лицом, то в маму фигурой (фигуру-то в шесть лет не очень разглядишь), но платье мне она прислала шестого размера. Что такое шестой размер я тогда не знала, но прикинула, что он где-то в районе нашего сорок четвёртого.
А она ведь спрашивала. Писала моей маме письма: "скажи какой у Светки размер, я ей выпускное платье пришлю в подарок." А мама моя женщина гордая: "нечего вам там денег тратить на всякую фигню, Светку и так из школы выпустят, лучше купите тёте Розе что-нибудь в подарок." Но тётя Галя не даром ведь мамина сестра - неизвестно кто кого переупрямит. Ишачье племя. Это уже папина реплика. Он бы вообще молчал, между прочим: в кого, спрашивается у меня такая попа? Не в маму же. Точнее, в маму, но не мою, а его. Моя мама - тростиночка, ей уже хорошо за сорок было, а мужики на пляже всё оборачивались. Ах, какая фигурочка!
Когда мне было 14, мама достала с антресолей своё свадебное платье (мама выходила замуж в 28), с намереньем осовременить его как-нибудь и отдать мне. Не налезло. Мама отрезала юбку, вшила клинья в верхнюю часть дабы вместить быстрорастущий бюст, и сделала мне блузку. В 16 блузка была уже безнадёжно мала. Прошу заметить, что я никогда не была толстой, просто крепко сбитой, грудастой и бедрастой девкой, из категории мезоморфов. В лучшей своей форме, совсем без лишнего жира на туловище, носила размеры 46-48. И не жаловалась на жизнь. Пока не получила по почте это грёбаное платье.
- Ну почему, почему ты не могла дать тёте Гале мой размер? Что я теперь делать буду? - отчаянно выла я, увидев эту красоту.
Сейчас, после четырнадцати лет в Америке, я вспоминаю злосчастное платье без особого придыхания. Видала и покрасивее. Гораздо. Но в конце 80-х годов в Москве это платье было чудом, невиданным сокровищем из заморских пещер Али Бабы, сотканным и сшитым, чтоб сказку сделать былью, превратить меня из Золушки в принцессу одним взмахом кредитной карточки американской Крёстной. Ничего подобного ни у кого не было и быть не могло. Я ДОЛЖНА была в него влезть. Любой ценой.
- У тебя и скелет-то не 44-го размера, - обескураженно сказала бабушка. А расшить тут негде. Они в швах ничего не оставляют. Плюнь ты на это дело. Подумаешь, платье. Мы тебе другое купим.
Ну уж нет. Лучше могила, лучше монастырь, лучше я дома останусь. Я села на первую в своей жизни диету. Диета - это громко сказано. Я практически перестала есть. Сдавала экзамены на одном честном слове пополам с силой воли. Помню лёгкость в мыслях необыкновенную и ощущение, что меня снесёт ветром. А больше ничего не помню, разве что чувство голода.
Я влезла в платье. Его застёгивала вся семья. Каждый шов готов был треснуть при любом неосторожном движении. Я не могла дышать. Бабушка не уставала причитать что-то по поводу выпирающих позвонков и торчащих рёбер, а заодно поругивать маму за упрямство - надо было дать Гале размер, какая вожжа тебя под хвост ударила? Мама только отфыркивалась и тянула вверх молнию, упёршисть ногой в диван и поминая нехорошими словами всех женщин папиной семьи с их сиськами четвёртого размера и с их злосчастными доминантными генами, подавляющими любую попытку породить нечто более отвечающее маминым чаяниям. "Что выросло, то выросло", - устало проворчала я и потащилась на выпускной вечер, не дыша и покачиваясь на ветру.
А вот выпускной вечер, верите ли, не помню. То есть, как диплом получила, помню, что он платья все ахнули тоже помню, а дальше - звонкая пустота. Все пошли куда-то гулять, а меня тошнило и качало. Мозг, и без того ослабленный длительным отсутствием достаточного пропитания, от недосдачи воздуха окончательно отказался функционировать. Хотелось домой. А больше ничего уже не хотелось - было всё равно. Снять платье и поесть чего-нибудь. И чем дальше, тем это желание становилось неумолимее. И я ушла домой, ещё до полуночи, сорвала ненавистное платье, нажралась чего под руку попало и пошла спать. А одноклассники мои, в своих самых обычных простеньких платьях до утра гуляли по Москве, пели песни, целовались с ребятами и встречали рассвет. Потом долго мне об этом рассказывали.
Я ещё много раз потом садилась на диеты, все и всяческие, стараясь подогнать себя под журнальный идеал, и всякий раз с каждым ушедшим килограммом уходил кусок жизни - недогуляла, недосмеялась, недосидела, недо.., недо... Она, она, голодная была.
А потом, наконец, выросла и завязала с этим делом. Кому моя жопа не нравится, может не смотреть. И слова правильные о самоощущении и приоритетах говорю, и веду себя уже не как дура семнадцатилетняя, а посмотришь иногда на фотографии, да хоть в тех же "голых" ЖЖ сообществах и... о чём это я? Жизнь дороже.
А она ведь спрашивала. Писала моей маме письма: "скажи какой у Светки размер, я ей выпускное платье пришлю в подарок." А мама моя женщина гордая: "нечего вам там денег тратить на всякую фигню, Светку и так из школы выпустят, лучше купите тёте Розе что-нибудь в подарок." Но тётя Галя не даром ведь мамина сестра - неизвестно кто кого переупрямит. Ишачье племя. Это уже папина реплика. Он бы вообще молчал, между прочим: в кого, спрашивается у меня такая попа? Не в маму же. Точнее, в маму, но не мою, а его. Моя мама - тростиночка, ей уже хорошо за сорок было, а мужики на пляже всё оборачивались. Ах, какая фигурочка!
Когда мне было 14, мама достала с антресолей своё свадебное платье (мама выходила замуж в 28), с намереньем осовременить его как-нибудь и отдать мне. Не налезло. Мама отрезала юбку, вшила клинья в верхнюю часть дабы вместить быстрорастущий бюст, и сделала мне блузку. В 16 блузка была уже безнадёжно мала. Прошу заметить, что я никогда не была толстой, просто крепко сбитой, грудастой и бедрастой девкой, из категории мезоморфов. В лучшей своей форме, совсем без лишнего жира на туловище, носила размеры 46-48. И не жаловалась на жизнь. Пока не получила по почте это грёбаное платье.
- Ну почему, почему ты не могла дать тёте Гале мой размер? Что я теперь делать буду? - отчаянно выла я, увидев эту красоту.
Сейчас, после четырнадцати лет в Америке, я вспоминаю злосчастное платье без особого придыхания. Видала и покрасивее. Гораздо. Но в конце 80-х годов в Москве это платье было чудом, невиданным сокровищем из заморских пещер Али Бабы, сотканным и сшитым, чтоб сказку сделать былью, превратить меня из Золушки в принцессу одним взмахом кредитной карточки американской Крёстной. Ничего подобного ни у кого не было и быть не могло. Я ДОЛЖНА была в него влезть. Любой ценой.
- У тебя и скелет-то не 44-го размера, - обескураженно сказала бабушка. А расшить тут негде. Они в швах ничего не оставляют. Плюнь ты на это дело. Подумаешь, платье. Мы тебе другое купим.
Ну уж нет. Лучше могила, лучше монастырь, лучше я дома останусь. Я села на первую в своей жизни диету. Диета - это громко сказано. Я практически перестала есть. Сдавала экзамены на одном честном слове пополам с силой воли. Помню лёгкость в мыслях необыкновенную и ощущение, что меня снесёт ветром. А больше ничего не помню, разве что чувство голода.
Я влезла в платье. Его застёгивала вся семья. Каждый шов готов был треснуть при любом неосторожном движении. Я не могла дышать. Бабушка не уставала причитать что-то по поводу выпирающих позвонков и торчащих рёбер, а заодно поругивать маму за упрямство - надо было дать Гале размер, какая вожжа тебя под хвост ударила? Мама только отфыркивалась и тянула вверх молнию, упёршисть ногой в диван и поминая нехорошими словами всех женщин папиной семьи с их сиськами четвёртого размера и с их злосчастными доминантными генами, подавляющими любую попытку породить нечто более отвечающее маминым чаяниям. "Что выросло, то выросло", - устало проворчала я и потащилась на выпускной вечер, не дыша и покачиваясь на ветру.
А вот выпускной вечер, верите ли, не помню. То есть, как диплом получила, помню, что он платья все ахнули тоже помню, а дальше - звонкая пустота. Все пошли куда-то гулять, а меня тошнило и качало. Мозг, и без того ослабленный длительным отсутствием достаточного пропитания, от недосдачи воздуха окончательно отказался функционировать. Хотелось домой. А больше ничего уже не хотелось - было всё равно. Снять платье и поесть чего-нибудь. И чем дальше, тем это желание становилось неумолимее. И я ушла домой, ещё до полуночи, сорвала ненавистное платье, нажралась чего под руку попало и пошла спать. А одноклассники мои, в своих самых обычных простеньких платьях до утра гуляли по Москве, пели песни, целовались с ребятами и встречали рассвет. Потом долго мне об этом рассказывали.
Я ещё много раз потом садилась на диеты, все и всяческие, стараясь подогнать себя под журнальный идеал, и всякий раз с каждым ушедшим килограммом уходил кусок жизни - недогуляла, недосмеялась, недосидела, недо.., недо... Она, она, голодная была.
А потом, наконец, выросла и завязала с этим делом. Кому моя жопа не нравится, может не смотреть. И слова правильные о самоощущении и приоритетах говорю, и веду себя уже не как дура семнадцатилетняя, а посмотришь иногда на фотографии, да хоть в тех же "голых" ЖЖ сообществах и... о чём это я? Жизнь дороже.