Чужая, музыка и Свой - такой родной…
Он и она, студенты: будущая певица, гражданка Польши, и будущий отечественный винодел, оказались на соседних креслах в зале Консерватории в 1946 году в Москве. Их ожидали пара месяцев сказочной любви, указ 1947 года о запрете в СССР браков с иностранцами. В 56-м герои встречаются в Варшаве, но она уже замужем, и советский турист отказывается провести с ней ночь - боится обвинений в аморалке. В 66-м оба снова свободны и еще не стары. Однако разбитые отношения заново не склеить.
В самом фантомном городе России, в битком набитом зале театра Европы я смотрела "Варшавскую мелодию", пронзительно щемящую историю о любви русского мужчины к польской паненке. Смотрела в пятый раз. Когда-то я видела Гелену - Борисову (помню смутно - маленькая была, но чувство чего-то абсолютно ослепительного осталось), еще двух провинциальных актрис.
И вот за последние два года две встречи - в театре на Малой Бронной и здесь - в театре Европы.
Но сейчас я попыталась взглянуть на происходящее на сцене с точки зрения системно-векторной психологии Юрия Бурлана.
Во всех рецензиях, которые я читала, восторженные зрительные критики в один голос клеймили главного героя Виктора, отказавшегося от любви, занимающегося каким-то мелким делом, и возвеличивали героиню, нашедшую себя в творчестве. Писали о том, что мужчина в отношениях с женщиной, любви которой он добивался и которая его полюбила, должен не просто совершать красивые поступки, а биться с непредолимыми обстоятельствами, проламывая их. В таком великом деле, как любовь, все надо делать до победного результата…
Но ведь только для зрительников любовь на первом месте в системе жизненных ценностей.
Я раньше тоже всегда сочувствовала героине, возможно, из женской солидарности. А сейчас подумала: она - чужая, Alien.
Оказалось вдруг, что эта история, проживаемая на сцене двумя молодыми актерами, для меня очень личная.
Моему отцу в 46-м тоже было 24 года, и его тоже звали Виктор. Он тоже прошел всю войну, потерял всех родных, контузии, ранения, госпитали. Мама говорила, что он был большой, красивый, мужественный, но я помню только шинель с мороза и руки, подбрасывающие меня до потолка, - поздний ребенок.
Итак, герой возвращается с войны. Русским мужчинам ХХ века не повезло вдвойне. Мало того, что вернувшимся из пекла в любой стране всегда трудно перейти к тыловой жизни, так в России на государственном уровне долгое время все делалось, чтобы наши мужчины не могли ими стать, а те, кто уже состоялся, забыли об этом, пребывая в детском саду соцлагерного типа.
Но наш победитель верит, что он счастливчик, что все еще будет, он захлебывается от счастья, от первой любви, не зная, насколько хрупок, выстроенный ими мир. И польские кружева, которые с таким азартом плетет Гелена, окажутся слишком тонки для грубой реальности.
Вечная история, где главные враги влюбленных - они сами.
Легенда
Но сначала хочу вспомнить ту, первую «Варшавскую мелодию». Замечательные актеры Юлия Борисова, Михаил Ульянов. Я нашла ее в сети, это нетрудно. Только вот впечатления оказались совсем другими.
Более 30-ти лет назад, когда в театре все больше шли идейные произведения из "железа и бетона", где новаторы бились с консерваторами, сказка о романтической любви очаровательной польки Гелены и русского парня, только что вернувшегося с фронта, была невиданным чудом.
Я тогда и воспринимала это как сказку, смотрела на безумную, овеянную хмельной радостью Победы любовь новых Ромео и Джульетты, не отрываясь, слушала их любовные признания, замирала от счастья сопереживания, содрогалась от опасности никогда не узнать такой любви. И даже не замечала возраста актеров, которым было уже за сорок.
Михаил Ульянов сыграл так, что верится: герои еще встретятся, а персонаж Ульянова еще переборет все трудности - просто в душе печально поет любовь… А то, что солдат военной Победы потерпел поражение в мирное время, кажется уже и не такой трагедией.
Говоря языком СВП, герой Ульянова анально-зрительный, развитый, вполне реализованный, для которого первая любовь остается навсегда. Но нерешителен. Когда я пересматривала телефильм, перед глазами стоял эпизод из «Простой истории». Там, где героиня Мордюковой говорит:
- Хороший мужик ты, но не орел.
Сейчас пошла новая волна обращений к «Варшавской мелодии».
Без слез, без жизни, без любви или… не сбылось
Около года назад я смотрела «Варшавскую мелодию» в московском театре на Малой Бронной. Здесь Виктора играет очень популярный и один из моих самых любимых современных актеров Даниил Страхов. Он кожно-зрительный, очень высоко развит, его реализованность не вызывает сомнений.
Но он такой нежный, даже можно сказать, слабый. Особенно рядом с Юлией Пересильд, в игре которой к обычному набору векторов образа Гелены - кожа, зрение, звук - примешивается уретра.
Поймите меня правильно, Страхов потрясающе играет любовь, но герой совершенно не геройский. Отступая по-джентльменски в тень, он, прежде всего, играет умирание, уход. Из его героя уходит мужское начало, уходит жизнь. В этом спектакле отвечает за нереализованность любви именно герой Страхова, но «вспыхнувшая, неутоленная», она пожирает обоих.
Этого Виктора критики приняли достаточно благосклонно.
Жизнь по не тем нотам
Но вернемся в Питер, в театр Европы.
Подготовилась я тщательно. Перед поездкой прочитала все рецензии на этот спектакль, которые нашла в Интернете.
Хвалили Боровского, Уршулу Малку, о Козловском отзывы были разные и далеко не все самые лестные, в общем-то, понятно, мальчик еще совсем молод.
Писали о саркастичную истории про раба эпохи коммунизма и гордую «принцессу Ирэн».
Не знаю, чего я ждала, но с самого первого момента действо на сцене было так туго закручено, что ни оторваться, ни просто вздохнуть спокойно. История любви - отчаянной, невозможной, обреченной - "вспыхнувшей, не утоленной".
Я смотрела, прежде всего, на Него, героиня Малки - куколка мейсенского фарфора - прекрасная, утонченная - не зацепила. Кожно-зрительная, развита, и что?
В Козловском настолько сильна уретра, усиленная мышечностью, что он одним своим появлением заполняет, а если добавить зрение и, конечно же. кожу, получается весьма гремучий коктейль.
Эта любовь, этот союз были обречены изначально. Той Гелене, которую играет Малка, Виктор изначально как муж не нужен, она влюблена, но она не любит, вернее, она любит - свое будущее дело, свой путь.
Ее страшит будущее с этим русским, который хочет все и сразу. Когда женщина в ответ на признание и предложение говорит, что надо еще подумать, надо привыкнуть, - это диагноз.
Любовь ведь не тогда, когда говорят "люблю", сказать можно многое. Любовь не в обладании, любовь - когда тебе больно оттого, что больно другому, и ты счастлив, когда ему хорошо (пусть и не с тобой).
Остальные варианты имеют место быть, но к любви это отношения не имеет. Кто-то должен быть жертвой, пусть даже и радостной.
Выбор Виктора - между страной, за которую воевал, за которую убивал, за которую мог быть убитым, и женщиной - волнующей, загадочной, нездешней.
И как истинный уретральник он выбирает свою страну, свою стаю.
Но память остается. Анальность героя прописана в пьесе, но играет Козловский так размашисто, с таким азартом.
Да, он ничего не придумал, да и кто бы что придумал в то время в этой стране, и это сломало большого сильного мужчину, он не простит себе этого никогда. Виктор в Варшаве - надломленный, сгорбившийся, кто знает, через какую мясорубку, пусть не физическую, но нравственную ему пришлось пройти.
Данила Козловский в этом спектакле проживает на сцене целую жизнь. Он меняется прямо на глазах, практически не прибегая к гриму, держит в напряжении битком набитый зал, не уходя со сцены ни на минуту в течение двух часов. Это его история, история разорванности, боли, преданности двум сущностям, определяющим жизнь.
Принято называть отказ Виктора провести ночь с Геленой предательством их любви. Вообще очень странное, очень советское отношение, когда мужчина чаще всего реализовывался как мужчина исключительно в походах налево.
А нежелание подставлять под удар не только себя, но и тех, кто с тобой связан, - это, конечно, трусость? нежелание урвать час у той, с которой хотел быть навсегда, - малодушие? Я столкнулась с 1-м отделом уже на излете Советской власти, и то мало не показалось. А Гелена приглашает его не в свою жизнь, а только на ночь. Конечно, сколько драйва, адреналина: Только вот цена ?!!...
Когда штанкета с взмывшей вверх парой влюбленных начинает опускаться, возникает впечатление, что герой сейчас рухнет вниз - так он раздавлен, нелеп. Да, он остается на земле, а его любовь уносится к звездам.
Но порой на земле гораздо труднее и сложнее, чем в полете. В споре между Марфой и Марией я всегда на стороне Марфы. Слушать благую весть - это кайф, только кто будет стоять у печи и кормить усталых путников?
И последняя встреча. Дурацкая бутылка с бестолковыми медалями. Ну, знаете, у кого что есть... Каждый любит как умеет, как ему дано.
Виктор прощается со своей любовью, связывавшая их нить лопнула. Как он смотрит вслед уходящей Гелене, как будто ждет, и мы, зрители, ждем вместе с ним - вернется хоть на секунду, обернется, но нет...
Слишком демонстративно рвет он записку, слишком уговаривающе звучат слова о нехватке времени, рана еще не затянулась...
С Геленой все ясно, для Виктора - вопрос открыт.
Любовь ушла. И не надо клеймить тех, от кого она ушла. Благодарю за то, что было. Что еще может подарить судьба:
И вот уже пять лет собираются в театре Европы полные залы, люди смотрят и слушают о любви Своего к Чужой.
Но это уже мои размышления. Зрительный вектор у всех трех Викторов развит замечательно, только пути разные.
Во такая она, мелодия на три голоса - «Варшавская»
В самом фантомном городе России, в битком набитом зале театра Европы я смотрела "Варшавскую мелодию", пронзительно щемящую историю о любви русского мужчины к польской паненке. Смотрела в пятый раз. Когда-то я видела Гелену - Борисову (помню смутно - маленькая была, но чувство чего-то абсолютно ослепительного осталось), еще двух провинциальных актрис.
И вот за последние два года две встречи - в театре на Малой Бронной и здесь - в театре Европы.
Но сейчас я попыталась взглянуть на происходящее на сцене с точки зрения системно-векторной психологии Юрия Бурлана.
Во всех рецензиях, которые я читала, восторженные зрительные критики в один голос клеймили главного героя Виктора, отказавшегося от любви, занимающегося каким-то мелким делом, и возвеличивали героиню, нашедшую себя в творчестве. Писали о том, что мужчина в отношениях с женщиной, любви которой он добивался и которая его полюбила, должен не просто совершать красивые поступки, а биться с непредолимыми обстоятельствами, проламывая их. В таком великом деле, как любовь, все надо делать до победного результата…
Но ведь только для зрительников любовь на первом месте в системе жизненных ценностей.
Я раньше тоже всегда сочувствовала героине, возможно, из женской солидарности. А сейчас подумала: она - чужая, Alien.
Оказалось вдруг, что эта история, проживаемая на сцене двумя молодыми актерами, для меня очень личная.
Моему отцу в 46-м тоже было 24 года, и его тоже звали Виктор. Он тоже прошел всю войну, потерял всех родных, контузии, ранения, госпитали. Мама говорила, что он был большой, красивый, мужественный, но я помню только шинель с мороза и руки, подбрасывающие меня до потолка, - поздний ребенок.
Итак, герой возвращается с войны. Русским мужчинам ХХ века не повезло вдвойне. Мало того, что вернувшимся из пекла в любой стране всегда трудно перейти к тыловой жизни, так в России на государственном уровне долгое время все делалось, чтобы наши мужчины не могли ими стать, а те, кто уже состоялся, забыли об этом, пребывая в детском саду соцлагерного типа.
Но наш победитель верит, что он счастливчик, что все еще будет, он захлебывается от счастья, от первой любви, не зная, насколько хрупок, выстроенный ими мир. И польские кружева, которые с таким азартом плетет Гелена, окажутся слишком тонки для грубой реальности.
Вечная история, где главные враги влюбленных - они сами.
Легенда
Но сначала хочу вспомнить ту, первую «Варшавскую мелодию». Замечательные актеры Юлия Борисова, Михаил Ульянов. Я нашла ее в сети, это нетрудно. Только вот впечатления оказались совсем другими.
Более 30-ти лет назад, когда в театре все больше шли идейные произведения из "железа и бетона", где новаторы бились с консерваторами, сказка о романтической любви очаровательной польки Гелены и русского парня, только что вернувшегося с фронта, была невиданным чудом.
Я тогда и воспринимала это как сказку, смотрела на безумную, овеянную хмельной радостью Победы любовь новых Ромео и Джульетты, не отрываясь, слушала их любовные признания, замирала от счастья сопереживания, содрогалась от опасности никогда не узнать такой любви. И даже не замечала возраста актеров, которым было уже за сорок.
Михаил Ульянов сыграл так, что верится: герои еще встретятся, а персонаж Ульянова еще переборет все трудности - просто в душе печально поет любовь… А то, что солдат военной Победы потерпел поражение в мирное время, кажется уже и не такой трагедией.
Говоря языком СВП, герой Ульянова анально-зрительный, развитый, вполне реализованный, для которого первая любовь остается навсегда. Но нерешителен. Когда я пересматривала телефильм, перед глазами стоял эпизод из «Простой истории». Там, где героиня Мордюковой говорит:
- Хороший мужик ты, но не орел.
Сейчас пошла новая волна обращений к «Варшавской мелодии».
Без слез, без жизни, без любви или… не сбылось
Около года назад я смотрела «Варшавскую мелодию» в московском театре на Малой Бронной. Здесь Виктора играет очень популярный и один из моих самых любимых современных актеров Даниил Страхов. Он кожно-зрительный, очень высоко развит, его реализованность не вызывает сомнений.
Но он такой нежный, даже можно сказать, слабый. Особенно рядом с Юлией Пересильд, в игре которой к обычному набору векторов образа Гелены - кожа, зрение, звук - примешивается уретра.
Поймите меня правильно, Страхов потрясающе играет любовь, но герой совершенно не геройский. Отступая по-джентльменски в тень, он, прежде всего, играет умирание, уход. Из его героя уходит мужское начало, уходит жизнь. В этом спектакле отвечает за нереализованность любви именно герой Страхова, но «вспыхнувшая, неутоленная», она пожирает обоих.
Этого Виктора критики приняли достаточно благосклонно.
Жизнь по не тем нотам
Но вернемся в Питер, в театр Европы.
Подготовилась я тщательно. Перед поездкой прочитала все рецензии на этот спектакль, которые нашла в Интернете.
Хвалили Боровского, Уршулу Малку, о Козловском отзывы были разные и далеко не все самые лестные, в общем-то, понятно, мальчик еще совсем молод.
Писали о саркастичную истории про раба эпохи коммунизма и гордую «принцессу Ирэн».
Не знаю, чего я ждала, но с самого первого момента действо на сцене было так туго закручено, что ни оторваться, ни просто вздохнуть спокойно. История любви - отчаянной, невозможной, обреченной - "вспыхнувшей, не утоленной".
Я смотрела, прежде всего, на Него, героиня Малки - куколка мейсенского фарфора - прекрасная, утонченная - не зацепила. Кожно-зрительная, развита, и что?
В Козловском настолько сильна уретра, усиленная мышечностью, что он одним своим появлением заполняет, а если добавить зрение и, конечно же. кожу, получается весьма гремучий коктейль.
Эта любовь, этот союз были обречены изначально. Той Гелене, которую играет Малка, Виктор изначально как муж не нужен, она влюблена, но она не любит, вернее, она любит - свое будущее дело, свой путь.
Ее страшит будущее с этим русским, который хочет все и сразу. Когда женщина в ответ на признание и предложение говорит, что надо еще подумать, надо привыкнуть, - это диагноз.
Любовь ведь не тогда, когда говорят "люблю", сказать можно многое. Любовь не в обладании, любовь - когда тебе больно оттого, что больно другому, и ты счастлив, когда ему хорошо (пусть и не с тобой).
Остальные варианты имеют место быть, но к любви это отношения не имеет. Кто-то должен быть жертвой, пусть даже и радостной.
Выбор Виктора - между страной, за которую воевал, за которую убивал, за которую мог быть убитым, и женщиной - волнующей, загадочной, нездешней.
И как истинный уретральник он выбирает свою страну, свою стаю.
Но память остается. Анальность героя прописана в пьесе, но играет Козловский так размашисто, с таким азартом.
Да, он ничего не придумал, да и кто бы что придумал в то время в этой стране, и это сломало большого сильного мужчину, он не простит себе этого никогда. Виктор в Варшаве - надломленный, сгорбившийся, кто знает, через какую мясорубку, пусть не физическую, но нравственную ему пришлось пройти.
Данила Козловский в этом спектакле проживает на сцене целую жизнь. Он меняется прямо на глазах, практически не прибегая к гриму, держит в напряжении битком набитый зал, не уходя со сцены ни на минуту в течение двух часов. Это его история, история разорванности, боли, преданности двум сущностям, определяющим жизнь.
Принято называть отказ Виктора провести ночь с Геленой предательством их любви. Вообще очень странное, очень советское отношение, когда мужчина чаще всего реализовывался как мужчина исключительно в походах налево.
А нежелание подставлять под удар не только себя, но и тех, кто с тобой связан, - это, конечно, трусость? нежелание урвать час у той, с которой хотел быть навсегда, - малодушие? Я столкнулась с 1-м отделом уже на излете Советской власти, и то мало не показалось. А Гелена приглашает его не в свою жизнь, а только на ночь. Конечно, сколько драйва, адреналина: Только вот цена ?!!...
Когда штанкета с взмывшей вверх парой влюбленных начинает опускаться, возникает впечатление, что герой сейчас рухнет вниз - так он раздавлен, нелеп. Да, он остается на земле, а его любовь уносится к звездам.
Но порой на земле гораздо труднее и сложнее, чем в полете. В споре между Марфой и Марией я всегда на стороне Марфы. Слушать благую весть - это кайф, только кто будет стоять у печи и кормить усталых путников?
И последняя встреча. Дурацкая бутылка с бестолковыми медалями. Ну, знаете, у кого что есть... Каждый любит как умеет, как ему дано.
Виктор прощается со своей любовью, связывавшая их нить лопнула. Как он смотрит вслед уходящей Гелене, как будто ждет, и мы, зрители, ждем вместе с ним - вернется хоть на секунду, обернется, но нет...
Слишком демонстративно рвет он записку, слишком уговаривающе звучат слова о нехватке времени, рана еще не затянулась...
С Геленой все ясно, для Виктора - вопрос открыт.
Любовь ушла. И не надо клеймить тех, от кого она ушла. Благодарю за то, что было. Что еще может подарить судьба:
И вот уже пять лет собираются в театре Европы полные залы, люди смотрят и слушают о любви Своего к Чужой.
Но это уже мои размышления. Зрительный вектор у всех трех Викторов развит замечательно, только пути разные.
Во такая она, мелодия на три голоса - «Варшавская»