"Легенда о любви", Ильюшкина-Корнеев-Ширинкина-Беляков и все-все-все!
Это был выдающийся спектакль, одна из лучших "Легенд", какие я видела. Спасибо Марии Ильюшкиной за то, что, не слушая косных людей вроде меня, полагавших, что Мехменэ не её типаж, мечтала об этой роли и добилась её.
Уже дебют три месяца назад произвёл ошеломляющее впечатление, но, признаюсь, я смотрела его в неадекватном состоянии: недавняя смерть дорогого человека плюс происходящий прямо в тот вечер захват людей в Крокус-холле заставили воспринимать всё с болезненной остротой. Тебя бросают в ситуацию, из которой нет и не может быть хорошего, правильного исхода, любой выбор страшен, остаётся пройти круги ада и вырваться из них, смирившись с потерей, боль которой будешь ощущать всегда. Странным образом Мехменэ из того спектакля помогла мне это осознать. Но очень хотелось повторить уже в менее тягостном настрое.
Сегодня все, от кордебалета до солистов, выдали свой максимум. Энергетика зашкаливала, не было мгновения, чтобы передохнуть. С первого же мига накал чувств удивительно велик: царица, безудержное горе которой у тела сестры сменяется неукротимым гневом на придворных, визирь Белякова, властный с низшими и смиренный с царицей, причем то и другое совершенно искренне, появление Незнакомца Маланова… маленькая роль, но какая сильная. Мехменэ попятилась от него, словно от мерзкого насекомого, еще не зная, что скоро станет уродлива, как он. Но ради спасения сестры она готова иметь дело с любым. Предлагает золото… Беспалова в его виртуозном танце передала блеск и напор, каких я не видела давно. Незнакомец отказывается, и царица в последней надежде срывает корону - это ведь самая большая на свете жертва, чего тебе еще? Когда выясняется - надо отдать красоту… не могу передать силу удара. Прикоснувшись к своему лицу, Мехменэ тянет руки к Незнакомцу даже не в мольбе, а трогательно объясняя: посмотри, ты вот это хочешь уничтожить? Если ты рассмотришь, то передумаешь... И он отводит глаза, впервые у меня ощущение: ему ее жаль, еще немного - и не выдержит, бросит эту затею, а другого способа, другого выхода нет.
Три монолога Мехменэ радикально отличались друг от друга, от одного к другому героиня менялась, росла. Вспоминаются стадии горя: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Сейчас было отрицание, до истерики, до полного изнеможения, дающего нечто вроде наркоза, позволяющего перетерпеть нестерпимое. И вот царица отдает свое покорное тело в руки колдуну, а тот энергией её боли воскрешает Ширин.
Ширинкина последнее время нравится мне все больше и больше. От ее героини исходил свет, сияние радости. Когда она отшатнулась от Мехменэ, было ощущение, что ужаснулась не ее уродству, а тому, что против собственной воли приняла страшную жертву, как же теперь с этим жить? И в то же время если она будет несчастной, жертва будет принесена зря, обесценится.
И вот идет знаменитое шествие, кордебалет фантастически точно передаёт нарастание статуса: пехота, конница, вельможи на верблюдах... Визирь, гордый близостью к вершине пирамиды, наслаждается властью, наводя порядок, появляются царственные сестры, дорогу им перебегает Ферхад, художник, человек вне иерархий...
Каждый раз поражаюсь умению Григоровича выразить хореографией метафору. Один взгляд - и время остановилось сразу для троих: Мехменэ, Ширин и Ферхада, весь мир для них исчез, они не видели никого, кроме друг друга, и нежная музыка любви очертила их магическим кругом.
Сколько смотрю эту сцену, а сегодня она тронула по-новому: Мехменэ Ильюшкиной, забыв не только о своём высоком статусе, но и об уродстве, потянулась к Ферхаду в полном страстной истомы восточном движении... я поняла, какая же она юная, не испытавшая раньше даже тени увлечения, и будь при ней красота, Ферхад бы не устоял... по крайней мере, она верила в это. Однако сладкое забытьё длилось только миг... весь этот эпизод, так насыщенный чувством, что казался долгим, прошел за секунду, в которую Визирь дал Ферхаду пинок.
Сегодня у Корнеева-Ферхада я видела ту эмоциональную наполненность, какой мне часто у него не хватает. Обнаружился шикарный прыжок, превосходны были поддержки - но главным для меня стала самоотдача. Дуэты с Ширин были полны чувства. Вот она радуется возможности подразнить Ферхада, поиграть с ним - придворные во дворце слишком почтительны, а он свободен и весел, как она. Во втором дуэте Ширинкина ошеломляюще сыграла постепенный переход принцессы в руках возлюбленного от искреннего целомудрия к неудержимому сексу. Движения текли одно за другим, естественно и легко, и ты понимал, что эти двое уже не в силах расстаться, побег неизбежен.
Мехменэ, и без того бесконечно одинокой, предстоит потерять последнюю отдушину - сестру. Вот царица сидит на троне, напоминающем мне раскалённую печь, и пытается смириться с собственным уродством, глядя на шутов, для которых уродство - их профессия, их хлеб. Ходасевич сумел в этой партии не только блеснуть виртуозностью, но и передать страдание. И когда Мехменэ, с трудом дождавшись ухода придворных, в отчаянье вонзает в себя ладонь или резко вскидывает ногу, я, вздрогнув, отшатываюсь, словно каждый удар попадает лично в меня, а когда она вынимает из груди сердце и протягивает его, никому не нужное, у меня останавливается дыхание.
В сцене погони Мехменэ с такой яростной мощью крутила фуэте, что я четко видела, как бесчисленные войска возникают именно от её мерных взмахов. Ферхад с Ширин пойманы, царица делает движение рукой, словно дёргая их за невидимые нити... но в трио обнаружилась за душу берущая деталь: Ферхаду она хотела бы отдать красоту, опять забыв на миг, что её лишилась, зато сердце пытается подарить сестре. Любимой, безгранично любимой, что бы та ни делала.
В монологе третьего акта, при всем безмерном трагизме, уже не сетования на судьбу, а отчаянные попытки преодолеть себя, изменить отношение к случившемуся. Опять наглядная метафора: Мехменэ хватается руками за голову, словно хочет достать из неё и вырвать с корнем ненужные мысли. В памяти всплыли строки:
"И если сердце, разрываясь,
Без лекаря снимает швы, -
Знай, что от сердца - голова есть,
И есть топор - от головы".
А потом в мечтах явился Ферхад. Обычно мне кажется, Мехменэ воображает его царём, а тут это был всё тот же художник, которого она поднимала до царского статуса, становилось ясно, что при других обстоятельствах стала бы его женой и сделала царём, никто из подданных не посмел бы пикнуть. Она упивалась самыми смелыми, самыми безумными своими мечтами именно потому, что приняла наконец безнадёжность реальности, смирилась с неизбежным. Зато когда Ширин в отчаянье стала молить о встрече с возлюбленным, царица теперь до глубины души понимала, чего лишила сестру, и не смогла ей отказать. Ширин как будто даже ошеломлена была этим решением, и вот финальная сцена, когда Ферхад выбирает не счастье, а долг, и обе сестры синхронно окутывают его своею тихой, восторженной нежностью, и верится, что они снова станут друг другу опорой. К удивлению, меня переполняют светлые чувства. Ведь в "Легенде о любви" любовь - не всепоглощающее желание, как трактуют сейчас, а осознание, что есть в жизни вещи важнее твоих самых всепоглощающих желаний. Потому эти трое и ушли в книгу, в легенду. А иначе...
"А вы на земле проживете,
Как черви слепые живут:
Ни сказок про вас не расскажут,
Ни песен про вас не споют".
Уже дебют три месяца назад произвёл ошеломляющее впечатление, но, признаюсь, я смотрела его в неадекватном состоянии: недавняя смерть дорогого человека плюс происходящий прямо в тот вечер захват людей в Крокус-холле заставили воспринимать всё с болезненной остротой. Тебя бросают в ситуацию, из которой нет и не может быть хорошего, правильного исхода, любой выбор страшен, остаётся пройти круги ада и вырваться из них, смирившись с потерей, боль которой будешь ощущать всегда. Странным образом Мехменэ из того спектакля помогла мне это осознать. Но очень хотелось повторить уже в менее тягостном настрое.
Сегодня все, от кордебалета до солистов, выдали свой максимум. Энергетика зашкаливала, не было мгновения, чтобы передохнуть. С первого же мига накал чувств удивительно велик: царица, безудержное горе которой у тела сестры сменяется неукротимым гневом на придворных, визирь Белякова, властный с низшими и смиренный с царицей, причем то и другое совершенно искренне, появление Незнакомца Маланова… маленькая роль, но какая сильная. Мехменэ попятилась от него, словно от мерзкого насекомого, еще не зная, что скоро станет уродлива, как он. Но ради спасения сестры она готова иметь дело с любым. Предлагает золото… Беспалова в его виртуозном танце передала блеск и напор, каких я не видела давно. Незнакомец отказывается, и царица в последней надежде срывает корону - это ведь самая большая на свете жертва, чего тебе еще? Когда выясняется - надо отдать красоту… не могу передать силу удара. Прикоснувшись к своему лицу, Мехменэ тянет руки к Незнакомцу даже не в мольбе, а трогательно объясняя: посмотри, ты вот это хочешь уничтожить? Если ты рассмотришь, то передумаешь... И он отводит глаза, впервые у меня ощущение: ему ее жаль, еще немного - и не выдержит, бросит эту затею, а другого способа, другого выхода нет.
Три монолога Мехменэ радикально отличались друг от друга, от одного к другому героиня менялась, росла. Вспоминаются стадии горя: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Сейчас было отрицание, до истерики, до полного изнеможения, дающего нечто вроде наркоза, позволяющего перетерпеть нестерпимое. И вот царица отдает свое покорное тело в руки колдуну, а тот энергией её боли воскрешает Ширин.
Ширинкина последнее время нравится мне все больше и больше. От ее героини исходил свет, сияние радости. Когда она отшатнулась от Мехменэ, было ощущение, что ужаснулась не ее уродству, а тому, что против собственной воли приняла страшную жертву, как же теперь с этим жить? И в то же время если она будет несчастной, жертва будет принесена зря, обесценится.
И вот идет знаменитое шествие, кордебалет фантастически точно передаёт нарастание статуса: пехота, конница, вельможи на верблюдах... Визирь, гордый близостью к вершине пирамиды, наслаждается властью, наводя порядок, появляются царственные сестры, дорогу им перебегает Ферхад, художник, человек вне иерархий...
Каждый раз поражаюсь умению Григоровича выразить хореографией метафору. Один взгляд - и время остановилось сразу для троих: Мехменэ, Ширин и Ферхада, весь мир для них исчез, они не видели никого, кроме друг друга, и нежная музыка любви очертила их магическим кругом.
Сколько смотрю эту сцену, а сегодня она тронула по-новому: Мехменэ Ильюшкиной, забыв не только о своём высоком статусе, но и об уродстве, потянулась к Ферхаду в полном страстной истомы восточном движении... я поняла, какая же она юная, не испытавшая раньше даже тени увлечения, и будь при ней красота, Ферхад бы не устоял... по крайней мере, она верила в это. Однако сладкое забытьё длилось только миг... весь этот эпизод, так насыщенный чувством, что казался долгим, прошел за секунду, в которую Визирь дал Ферхаду пинок.
Сегодня у Корнеева-Ферхада я видела ту эмоциональную наполненность, какой мне часто у него не хватает. Обнаружился шикарный прыжок, превосходны были поддержки - но главным для меня стала самоотдача. Дуэты с Ширин были полны чувства. Вот она радуется возможности подразнить Ферхада, поиграть с ним - придворные во дворце слишком почтительны, а он свободен и весел, как она. Во втором дуэте Ширинкина ошеломляюще сыграла постепенный переход принцессы в руках возлюбленного от искреннего целомудрия к неудержимому сексу. Движения текли одно за другим, естественно и легко, и ты понимал, что эти двое уже не в силах расстаться, побег неизбежен.
Мехменэ, и без того бесконечно одинокой, предстоит потерять последнюю отдушину - сестру. Вот царица сидит на троне, напоминающем мне раскалённую печь, и пытается смириться с собственным уродством, глядя на шутов, для которых уродство - их профессия, их хлеб. Ходасевич сумел в этой партии не только блеснуть виртуозностью, но и передать страдание. И когда Мехменэ, с трудом дождавшись ухода придворных, в отчаянье вонзает в себя ладонь или резко вскидывает ногу, я, вздрогнув, отшатываюсь, словно каждый удар попадает лично в меня, а когда она вынимает из груди сердце и протягивает его, никому не нужное, у меня останавливается дыхание.
В сцене погони Мехменэ с такой яростной мощью крутила фуэте, что я четко видела, как бесчисленные войска возникают именно от её мерных взмахов. Ферхад с Ширин пойманы, царица делает движение рукой, словно дёргая их за невидимые нити... но в трио обнаружилась за душу берущая деталь: Ферхаду она хотела бы отдать красоту, опять забыв на миг, что её лишилась, зато сердце пытается подарить сестре. Любимой, безгранично любимой, что бы та ни делала.
В монологе третьего акта, при всем безмерном трагизме, уже не сетования на судьбу, а отчаянные попытки преодолеть себя, изменить отношение к случившемуся. Опять наглядная метафора: Мехменэ хватается руками за голову, словно хочет достать из неё и вырвать с корнем ненужные мысли. В памяти всплыли строки:
"И если сердце, разрываясь,
Без лекаря снимает швы, -
Знай, что от сердца - голова есть,
И есть топор - от головы".
А потом в мечтах явился Ферхад. Обычно мне кажется, Мехменэ воображает его царём, а тут это был всё тот же художник, которого она поднимала до царского статуса, становилось ясно, что при других обстоятельствах стала бы его женой и сделала царём, никто из подданных не посмел бы пикнуть. Она упивалась самыми смелыми, самыми безумными своими мечтами именно потому, что приняла наконец безнадёжность реальности, смирилась с неизбежным. Зато когда Ширин в отчаянье стала молить о встрече с возлюбленным, царица теперь до глубины души понимала, чего лишила сестру, и не смогла ей отказать. Ширин как будто даже ошеломлена была этим решением, и вот финальная сцена, когда Ферхад выбирает не счастье, а долг, и обе сестры синхронно окутывают его своею тихой, восторженной нежностью, и верится, что они снова станут друг другу опорой. К удивлению, меня переполняют светлые чувства. Ведь в "Легенде о любви" любовь - не всепоглощающее желание, как трактуют сейчас, а осознание, что есть в жизни вещи важнее твоих самых всепоглощающих желаний. Потому эти трое и ушли в книгу, в легенду. А иначе...
"А вы на земле проживете,
Как черви слепые живут:
Ни сказок про вас не расскажут,
Ни песен про вас не споют".