"Анюта", Батоева-Сергеев-Изместьев-Зверев
Балетными премьерами Мариинка балует нас не часто, и тем ценнее, что две последние понравились мне необычайно. В чём-то они диаметрально противоположны. "Дочь фараона" - реконструкция блестящего балета Петипа, виртуозно танцевального, с невнятным сюжетом и дансантной музыкой Пуни, а "Анюта" - драмбалет с щемящей музыкой Гаврилина, выросший из фильма-балета по рассказу Чехова.
Но есть и общее: оба в своём роде гармоничны, продуманы до мелочей и, что немаловажно, дают показать себя каждому участнику, от кордебалета до звёзд.
"Анюту" смотрю третий раз, и снова впечатление немного иное, хотя состав этот уже видела. Модест Изместьева стал мягче, менее карикатурным, а получив орден, и вовсе скакал, словно ребенок с игрушкой. Теперь этот образ пугает не сам по себе, а тем, что такие люди есть вокруг тебя, ты среди них живёшь, приноравливаться к их требованиям давно вошло в привычку.
Вообще, возможно, из-за того, что дуэт Батоевой и Зверева (Анюта и Артынов) видела в "Анне Карениной", невольно возникли аналогии: обе Анны, скучный муж-чиновник, бал, измена. Но тут-то и сознаешь разницу между Толстым и Чеховым, аристократией и мещанством: герои "Анны Карениной" не идут на компромиссы, не торгуют собой, и это приводит к трагедии, а в "Анне на шее" все приспособились, нашли своё маленькое счастье, и получилась мелодрама. Анюта Батоевой в какой-то миг напомнила ещё Ларису из "Бесприданницы" с её решением: если и быть игрушкой, то дорогой. Да, она хорошо знала себе цену и получила максимум возможного, но когда в финале красавица взмыла вверх на руках восхищенных кавалеров, мне стало нестерпимо больно, в памяти всплыли все мои слабости и компромиссы, более или менее удачные попытки стать своей в абсурдном для тебя мире. И тут появился герой Сергеева, и я осознала, что весь спектакль в нём медленно и незаметно сквозь образ отца Анюты проступал Чехов: теперь уже не только гримом, а взглядом на окружающее - жёстким, проницающим до самого дна и одновременно полным сочувствия и боли. Они здесь, его герои, он их видит, а они его нет, он знает, что люди вот такие, не могут и не хотят вырваться за пределы привычной рутины, поэтому он в отчаянье уходит - однако в последний миг оборачивается, давая нам очередной шанс, хоть и знает - профукаем снова...
Вчера из-за дня рождения Антона Павловича вспоминала свой сон: я была его сестрой и пыталась отговорить от поездки на Сахалин. В итоге, проснувшись в слезах, написала стихи. Не удержусь и процитирую.
Чехов отъезжал на Сахалин:
То ли разогнать привычный сплин,
То ли посмотреть иную даль,
То ли вправду каторжников жаль.
Сколько жить Антошей Чехонте?
У него читатели не те.
Над рассказом весело поржут
И забудут через пять минут.
Лишь сестра твердит, крича до слёз:
"Ты ведь врач! А твой туберкулёз?
Климат, и усталость, и дорога.
Пожалей семью, побойся Бога".
Смотрим мы сквозь времени завесы.
Что нам человек? Важнее пьесы.
Жизни десять лет - туда, сюда.
А сестра и вовсе ерунда...
Но есть и общее: оба в своём роде гармоничны, продуманы до мелочей и, что немаловажно, дают показать себя каждому участнику, от кордебалета до звёзд.
"Анюту" смотрю третий раз, и снова впечатление немного иное, хотя состав этот уже видела. Модест Изместьева стал мягче, менее карикатурным, а получив орден, и вовсе скакал, словно ребенок с игрушкой. Теперь этот образ пугает не сам по себе, а тем, что такие люди есть вокруг тебя, ты среди них живёшь, приноравливаться к их требованиям давно вошло в привычку.
Вообще, возможно, из-за того, что дуэт Батоевой и Зверева (Анюта и Артынов) видела в "Анне Карениной", невольно возникли аналогии: обе Анны, скучный муж-чиновник, бал, измена. Но тут-то и сознаешь разницу между Толстым и Чеховым, аристократией и мещанством: герои "Анны Карениной" не идут на компромиссы, не торгуют собой, и это приводит к трагедии, а в "Анне на шее" все приспособились, нашли своё маленькое счастье, и получилась мелодрама. Анюта Батоевой в какой-то миг напомнила ещё Ларису из "Бесприданницы" с её решением: если и быть игрушкой, то дорогой. Да, она хорошо знала себе цену и получила максимум возможного, но когда в финале красавица взмыла вверх на руках восхищенных кавалеров, мне стало нестерпимо больно, в памяти всплыли все мои слабости и компромиссы, более или менее удачные попытки стать своей в абсурдном для тебя мире. И тут появился герой Сергеева, и я осознала, что весь спектакль в нём медленно и незаметно сквозь образ отца Анюты проступал Чехов: теперь уже не только гримом, а взглядом на окружающее - жёстким, проницающим до самого дна и одновременно полным сочувствия и боли. Они здесь, его герои, он их видит, а они его нет, он знает, что люди вот такие, не могут и не хотят вырваться за пределы привычной рутины, поэтому он в отчаянье уходит - однако в последний миг оборачивается, давая нам очередной шанс, хоть и знает - профукаем снова...
Вчера из-за дня рождения Антона Павловича вспоминала свой сон: я была его сестрой и пыталась отговорить от поездки на Сахалин. В итоге, проснувшись в слезах, написала стихи. Не удержусь и процитирую.
Чехов отъезжал на Сахалин:
То ли разогнать привычный сплин,
То ли посмотреть иную даль,
То ли вправду каторжников жаль.
Сколько жить Антошей Чехонте?
У него читатели не те.
Над рассказом весело поржут
И забудут через пять минут.
Лишь сестра твердит, крича до слёз:
"Ты ведь врач! А твой туберкулёз?
Климат, и усталость, и дорога.
Пожалей семью, побойся Бога".
Смотрим мы сквозь времени завесы.
Что нам человек? Важнее пьесы.
Жизни десять лет - туда, сюда.
А сестра и вовсе ерунда...