"Жизель", Перссон-Сарафанов, Михайловский театр
Много я видела "Жизелей", но эта оказалась особенной, причем совершенно неожиданно. Мне не верилось, что Элла Перссон, изящная и милая, однако совсем неопытная (выпускница Вагановки 2015 года), сумеет быть достойной партнершей Сарафанова, а тем более, открыть мне что-то новое в партии Жизели. Что же, случаются в жизни ошибки, которые безмерно радуют:). Образ, дуэт, спектакль -- все состоялось, причем в иные моменты на уровне чуда.
Альберт Сарафанова при появлении на сцене выглядел почти подростком -- запредельно избалованным и привыкшим получать все, что ни пожелает. На сей раз он желал красивую крестьянскую девушку. Ему это явно было не впервой, и он знал, как себя вести. Есть в постановке Долгушина момент, который меня обычно удивляет -- Альберт повелительным жестом отсылает подруг Жизели, словно он не скрывается под простой личиной. Сегодня ситуация для меня обрела смысл. Девушки понимают, кто он, хотя открыто этого не демонстрируют. Некоторые уже побывали в его постели, другие ждут своей очереди. Им не приходит в голову, что Жизель может заблуждаться. Им вообще ее не понять, да и ему тоже. Как Альберт Сарафанова с первой же секунды -- граф, как его ни одень, так Жизель Перссон -- существо иного мира. Мира сумрачного, бесплотного, вечного. Мне сразу вспомнилась Джейн Верден, муза Россетти с ее сумрачным, углубленным в себя взором:
Россетти писал о своей Прозерпине следующее:
"Она изображена в мрачном коридоре своего дворца, со смертельным фруктом в руке. Она проходит мимо, и отблеск света падает на стену позади неё из какого-то внезапно открытого проёма, показав на мгновение верхний мир, и она украдкой взглянула на него, погружённая в свои мысли. Ветка плюща на фоне может рассматриваться как символ цепляющегося воспоминания".
Наш мир -- солнечный, плотский, мимолетный -- так заворожил одно из неведомых существ, что оно было готово пожертвовать всем ради того, чтобы хоть ненадолго там поселиться. Пусть жизнь будет коротка, а любовь обманет -- лучше так, чем никак. И тогда в крестьянской семье рождается Жизель. Она не помнит о прошлом и не знает о будущем, но постоянно чувствует их. Она -- подменыш, дивное эльфийское дитя. Не зря ее выделяют и выбирают подруги, Батильда -- и, конечно, Альберт.
Странность Жизели ему занятна и мила, однако он убежден, что всерьез отличаться от остальных девушка не может, так что некоторая сумма денег решит в дальнейшем все проблемы. Лишь потом, в сцене сумасшествия, когда Жизель словно не утратила разум, а, наоборот, приобрела его, вспомнила все, Альберт понял свою ошибку -- и ужаснулся, мгновенно повзрослев.
Жизель умерла... точнее, лишилась тела. Во втором акте виллисы, возглавляемые Миртой-Лашшаковой, так тяжело прыгали, громко топали и кокетливо держались, а Жизель была столь невесомой, текучей и неземной, что становилось особенно ясно -- в отличие от них, она никогда и не была человеком.
Сарафанов сыграл поразительно, иногда страшно до оцепенения. Видя призрак Жизели, Альберт не верит, но и не удивляется -- ведь образ возлюбленной преследует его день и ночь с момента гибели девушки. Альберту кажется, он сходит с ума. Он то пытается игнорировать происходящее, то, не выдержав, бросается к Жизели -- но не туда, где она сейчас находится, а где была какое-то время назад. Полное ощущение, что человек не может уследить за призраком, двигаться с той же скоростью. Поддержки были столь воздушны, словно их не было вовсе -- один полет.
Трудно описать чудо случившегося. Я сама не понимала, реальность вижу или фантазии обезумевшего Альберта, но сострадала ему всей душой. А в антраша казалось, расхожая фраза "на разрыв аорты" сейчас превратится в истинную правду, хотелось даже остановить, удержать. Не скажу, что второй акт никогда не впечатлял меня столь сильно -- но то, что я никогда не видела подобного, это точно.
Альберт Сарафанова при появлении на сцене выглядел почти подростком -- запредельно избалованным и привыкшим получать все, что ни пожелает. На сей раз он желал красивую крестьянскую девушку. Ему это явно было не впервой, и он знал, как себя вести. Есть в постановке Долгушина момент, который меня обычно удивляет -- Альберт повелительным жестом отсылает подруг Жизели, словно он не скрывается под простой личиной. Сегодня ситуация для меня обрела смысл. Девушки понимают, кто он, хотя открыто этого не демонстрируют. Некоторые уже побывали в его постели, другие ждут своей очереди. Им не приходит в голову, что Жизель может заблуждаться. Им вообще ее не понять, да и ему тоже. Как Альберт Сарафанова с первой же секунды -- граф, как его ни одень, так Жизель Перссон -- существо иного мира. Мира сумрачного, бесплотного, вечного. Мне сразу вспомнилась Джейн Верден, муза Россетти с ее сумрачным, углубленным в себя взором:
Россетти писал о своей Прозерпине следующее:
"Она изображена в мрачном коридоре своего дворца, со смертельным фруктом в руке. Она проходит мимо, и отблеск света падает на стену позади неё из какого-то внезапно открытого проёма, показав на мгновение верхний мир, и она украдкой взглянула на него, погружённая в свои мысли. Ветка плюща на фоне может рассматриваться как символ цепляющегося воспоминания".
Наш мир -- солнечный, плотский, мимолетный -- так заворожил одно из неведомых существ, что оно было готово пожертвовать всем ради того, чтобы хоть ненадолго там поселиться. Пусть жизнь будет коротка, а любовь обманет -- лучше так, чем никак. И тогда в крестьянской семье рождается Жизель. Она не помнит о прошлом и не знает о будущем, но постоянно чувствует их. Она -- подменыш, дивное эльфийское дитя. Не зря ее выделяют и выбирают подруги, Батильда -- и, конечно, Альберт.
Странность Жизели ему занятна и мила, однако он убежден, что всерьез отличаться от остальных девушка не может, так что некоторая сумма денег решит в дальнейшем все проблемы. Лишь потом, в сцене сумасшествия, когда Жизель словно не утратила разум, а, наоборот, приобрела его, вспомнила все, Альберт понял свою ошибку -- и ужаснулся, мгновенно повзрослев.
Жизель умерла... точнее, лишилась тела. Во втором акте виллисы, возглавляемые Миртой-Лашшаковой, так тяжело прыгали, громко топали и кокетливо держались, а Жизель была столь невесомой, текучей и неземной, что становилось особенно ясно -- в отличие от них, она никогда и не была человеком.
Сарафанов сыграл поразительно, иногда страшно до оцепенения. Видя призрак Жизели, Альберт не верит, но и не удивляется -- ведь образ возлюбленной преследует его день и ночь с момента гибели девушки. Альберту кажется, он сходит с ума. Он то пытается игнорировать происходящее, то, не выдержав, бросается к Жизели -- но не туда, где она сейчас находится, а где была какое-то время назад. Полное ощущение, что человек не может уследить за призраком, двигаться с той же скоростью. Поддержки были столь воздушны, словно их не было вовсе -- один полет.
Трудно описать чудо случившегося. Я сама не понимала, реальность вижу или фантазии обезумевшего Альберта, но сострадала ему всей душой. А в антраша казалось, расхожая фраза "на разрыв аорты" сейчас превратится в истинную правду, хотелось даже остановить, удержать. Не скажу, что второй акт никогда не впечатлял меня столь сильно -- но то, что я никогда не видела подобного, это точно.