Часть вторая. Неизвестный русский бунт. За три года до Пугачёва.
Часть вторая. Неизвестный русский бунт. За три года до Пугачёва.
Граф Бенёвский. Воплощенная утопия восстания.
Начало неоконченной книги.
Авраам Шмулевич
На картинке: Большерецкий острог в 18 веке.
Первую попытку к бегству он Бенёвский предпринял еще на этапе.
На пути к конечному месту назначения ссыльные прибыли в Охотский порт. Ныне это Охотск, посёлок городского типа в Хабаровском крае, на берегу Охотского моря, в 1677 км от Хабаровска, а тогда - областной город Иркутского наместничества. Далее путь к месту назначения лежал только морем.
Мориц составил заговор - захватить галиот «Святой Петр», на котором их должны были доставить в Большерецкий. А затем уйти в Японию, дождаться и пересесть на европейское торговое судно, если судна не будет - плыть до европейских колоний.
На галиоте было три матроса из ссыльных арестантов: Алексей Андреянов, Степан Львов, Василий Ляпин. Пока корабль готовили к плаванию. Бенёвский вовлек их в заговор.
Более того, в заговор вступил и командир галиота штурман Максим Чурин. Историк того времени Василий Николаевич Берх (1780-1835), объяснял это тем, что:
«Чиновник сей имел особенные причины согласиться на предложения бунтовщиков: он … был предан суду за неповиновение. Сверх сего был Чурин по развратной своей жизни тем много должен в Охотске, что по стечению сих причин не желал туда возвратиться».
Нашли они сочувствующих и на берегу. Сержант Иван Данилов и подштурман Алексей Пушкарев достали оружие - к моменту выхода галиота в море, 12 сентября 1770 года, каждый из заговорщиков имел по два-три пистолета, порох и пули. План мятежа был прост: дождаться шторма и, как только пассажиры укроются в трюме, задраить люк и уйти на Курильские острова, где высадить всех не желающих продолжить плавание, и плыть дальше до Японии или Китая.
Однако у берегов Камчатки разыгрался шторм, галиот вышел из него без мачты, изрядно потрепанный и непригодный к дальнему плаванию.
Бенёвский не отчаялся. Прибыв к мету ссылки и осмотревшись, он очень быстро составил новый план побега: уплыть на промысловом боте «Святой Михаил». Бот шёл на Алеутские острова охотиться на морского зверя, но был выброшен штормом на берег недалеко от Большерецка. Предполагалось тайно добраться до судна, отремонтировать и выйти в море. Но штурман Максим Чурин, специально съездив и осмотрев бот, пришел к выводу, что «Михаил» не годится для дальнего плавания.
Следующий план, составленный Бенёвским, был уже верхом дерзости.
По суше из острога не уйти - настигнет погоня, да и идти некуда, разве что на Северный полюс.
Захватить судно, стоявшее в порту, тоже невозможно. В остроге стояли два галиота (небольшое двухмачтовое судно). Но угнать их не получалось. Во-первых, суда вмерзли в лёд, отбить их, подготовить к рейсу, загрузить припасы на виду у всех было немыслимо. А если б каким-то чудом это и удалось, власти снарядили б погоню и, если бы не настигли, - известили все окрестные порты о побеге беглецов, и их бы просто выдали.
Любой другой бы отчаялся. Но не Бенёвский.
Если невозможно подготовить судно на виду города и властей - значит, надо захватить город и ликвидировать власти.
Ему удалось вовлечь в заговор значительную часть активного населения острога - около пятидесяти человек.
Кроме того, в Большерецк пришли на зимовку тридцать три зверобоя с разбившегося промыслового бота «Святой Михаил» во главе с приказчиком Алексеем Чулошниковым - все они были людьми тотемского купца Федоса Холодилова и шли на Алеутские острова охотиться на морского зверя.
Весь восемнадцатый век был вообще тяжелым для русских промышленников, для всего русского Севера. Когда-то именно эти люди своим трудом и дерзостью освоили бескрайние просторы Арктики, покорили Сибирь. Но с эпохи Петра о них мало что слышно, хотя освоение северных территорий до того шло быстрыми темпами - росли новые города и остроги, появлялись новые торговые пути, колонизировались большие пространства. И вдруг все остановилось. Ситуация на Камчатке - прекрасный пример того запустения, в которое впал вдруг русский Север. Почему?
Дело в том, что Петр Первый в целях развития порта Санкт-Петербург именным указом велел прекратить всякую торговлю Белым морем через Архангельск. Ранее это был прибыльный путь, один из торговых перекрестков мира, за счет поморского купечества снаряжались многочисленные экспедиции, за счет прибылей от добычи и торговли морским зверем и пушниной открывались новые земли, строились города. Царской казне это ничего не стоило - лишь приносило новую славу, земли и доходы. Но царский указ разорил цвет русского купечества в Поморье, на исконных русских торговых путях, перекрестке всех частей света. Естественно, финансировать освоение далекого севера Петербург не стал - да и невозможно было управлять на таком большом расстоянии. Вот и захирели некогда оживленные приполярные трассы. Остатки промышленников из закрытого Архангельска подались на восток, но и здесь их стесняли царские наместники-мздоимцы.
История промышленников «Михаила» была типичной: бот простоял три года в Охотске, люди не имели заработка - и Холодилов под свою цену снабжал их провиантом и одеждой под будущую пушнину. Когда бот, наконец, вышел в море, долг зверобоев хозяину составлял несколько тысяч рублей, и уйти от Холодилова люди никак не могли.
После кораблекрушения хозяин приказал им возвращаться на «Михаил», сталкивать его в море и идти туда, куда он им прежде велел.
Чулошников возразил хозяину, что починить бот зимой невозможно. Тот сместил приказчика с должности и на его место поставил своего человека. Тогда зароптали промышленники. Холодилов же обратился за помощью к Григорию Нилову - к власти. Он просил Нилова высечь промышленников и силой заставить их идти в море.
Промышленники, в свою очередь, подали челобитную с просьбой расторгнуть их договор с купцом, так как судно потерпело кораблекрушение и они теперь свободны от обещаний Холодилову. Доведённые до отчаяния зверобои готовы были бежать, куда глаза глядят
Вот что писали они в опубликованном поле восстания манифесте:
«Каково есть российское купечество, помышляет что о не своих интересах, а об обществе понятия не имеют. Они вошли в сии промыслы, заманивают в России народ, дают им деньги для делания судов, и за то берут половину промысла. А за другую половину промысла задают на одежду и на обувь их товаров, полагая против обыкновенного двойную цену. И подписывают бобрами по самой низкой цене и по той притчине реткой промышленной, сходя один раз в вояж возвратится может в Отечество свое, а все принуждены ходить раза по три, а каждый вояж не меньше пяти лет, но большая часть и в Камчатку не выходят…»
Это была серьезная сила, и Бенёвский решил привлечь её на свою сторону.
А для этого ему пришло в голову использовать ходившие слухи о нелегитимности новой императрицы.
Однажды вечером Бенёвский пришел к промышленникам с зеленым бархатным конвертом и открыл им государственную тайну: он попал на Камчатку не из-за польских дел, а из-за секретной миссии - царевич Павел, насильственно лишенный своей матерью Екатериной прав на российский престол, поручил Бенёвскому отвезти это вот письмо в зеленом бархатном конверте римскому императору. Павел просил руки дочери императора, но Екатерина, каким-то образом узнав об этом, приставила к собственному сыну караул, а Бенёвского с товарищами сослала на Камчатку. И Мориц сказал зверобоям: ежели поможете завершить благородную миссию к римскому императору, то «…получите особливую милость, а при том вы от притеснения здешнего избавитесь».
Бенёвский предложил отправиться в испанские владения, на свободные острова, где всегда тепло, люди живут богато и счастливо, не зная насилия и произвола начальства. Ему поверили.
Командир Камчатки Нилов все это время пил горькую, однако в какой-то момент протрезвел, и ему донесли, что вот-вот разразиться бунт. Он послал солдат арестовать Бенёвского и остальных заговорщиков. Но Бенёвский сам арестовал солдат и приказал своим людям готовиться к выступлению. Впрочем, до Нилова эта весть уже не дошла. Послав солдат, он успокоился и снова напился до невменяемости. А в три часа ночи с 26 на 27 апреля 1771 года повстанцы ворвались в дом командира Камчатки, спросонья тот схватил Бенёвского за шейный платок, и чуть было не придушил. На помощь Морису поспешил Панов и выстрелом из штуцера смертельно ранил Нилова в голову.
Промышленники довершили убийство. После этого бунтовщики заняли Большерецкую канцелярию, и объявили Бенёвского командиром Камчатки.
Сам Большерецк был взят без боя, если не считать перестрелку с казаком Черных, укрывшимся в своем доме. Ни один человек не пострадал.
На рассвете 27 апреля повстанцы прошлись по домам большерецких обывателей и собрали все оружие - его сдали без сопротивления. Затем, окружив здание канцелярии шестью пушками, заряженными ядрами, они отпраздновали свою победу.
28 апреля хоронили Нилова, который, по их словам, умер естественной смертью, вероятно, от злоупотреблений казенной водкой. Спорить с этим теперь уже официальным утверждением нового камчатского начальства никто не рисковал, хотя все знали, что было на самом деле, - слух об убийстве Нилова еще ночью облетел острог.
Сразу после похорон Мориц приказал священнику отворить в церкви царские врата и вынести из алтаря крест и Евангелие - каждый из бунтарей был обязан при всех сейчас присягнуть на верность царевичу Павлу Петровичу. Присягнули все, кроме одного, самого близкого Бенёвскому человека - Хрущова.
29 апреля на реке Большой построили одиннадцать больших паромов, погрузили на них пушки, оружие, боеприпасы, топоры, железо, столярный, слесарный, кузнечный инструменты, различную материю и холст, деньги из Большерецкой канцелярии в серебряных и медных монетах, пушнину, муку, вино и прочее - полное двухгодичное укомплектование галиота. В тот же день, в два часа пополудни, паромы отвалили от берега и пошли вниз по течению в Чекавинскую гавань, чтобы подготовить к плаванию галиот «Святой Петр».
7 мая галиот был готов к отплытию. Но еще четыре дня не трогались в путь - Ипполит Степанов и Мориц Бенёвский от имени всех заговорщиков писали «Объявление в Сенат», в котором говорилось о беззакониях, которые чинили в России императрица Екатерина, ее двор и ее фавориты.
Кроме того, Бенёвский на латыни написал и свой личный «Manifestum, Аnnо 1771, April».
Это «Объявление» - первый в своем роде манифест, первое совместное политическое обвинение царизма от имени совместно дворянства и простого народа. Ведь в бунте участвовали и дворяне, и казаки, и простые солдаты, зверобои, рабочие порта и даже камчадалы. Все они на равных подписали "Объявление". Неудивительно, что всё, связанное с бунтом, было строго засекречено в России в течение долгих лет.
Генерал-прокурор, получив это "Объявление" через много месяцев (оно адресовано "во Канцелярию большерецкую, Камчатскую"), по повелению Екатерины II собственноручно написал: "Сей пакет хранить в Тайной экспедиции и без докладу ее величеству никому не распечатывать. Князь А. Вяземской".
11 мая «Объявление» было оглашено для всех и подписано грамотными за себя и своих товарищей. «Объявление» отправили Екатерине.
В "Объявлении" упоминалось о том, что законный государь Павел Петрович неправильно лишен престола, о бедствиях российского народа и несправедливости распределения общественных благ, о гнете самодержавия и бюрократического строя, мешающего развитию ремесел и торговли.
"Объявление" во многом сходно с манифестом Пугачева, провозглашенным через три года, и звучало оно более грозно, чем манифесты, составленные декабристами спустя 50 лет.
"Объявление" изложено на десяти больших листах (лл.14 - 18 дела с оборотами). Писарским почерком написано тщательно, хоть и торопливо.
Местами актуально звучит оно и сегодня:
«А в России начальники единое только имеют право, делать людям несчастие, а помочь бедному человеку никакогo уже права не имеют... непорядочные законы, а самовластие... Народ российский терпит единое тиранство, в Европе ездят промышлять серебро и золото, а у нас сей промысел отнят, а кто оным может пользоваться, одни... фавориты... богачи. А нижнего рода людям позволено бить зверей, и то без всякого положения... а российский народ трудолюбив, наклонен к промыслам».
Это изложение местных трудностей бесправного работного люда.
Далее говорится об общей ситуации в Империи:
«Вот причины рабства, кто богатый имеет случай угнетать бедных людей, ежели он и мало знает законов, то судья ему за деньги помогает... а скажем то теперь, когда дворянство мало просвещено не имея сил... пешись о своем отечестве. А каждый старается только... подлым образом от начальника милость и получить чин. А получа оной быть вредом народным… грабя народ и из общественной казны богатства».
Ипполит Степанов, возмущенный "ни малейшим человеколюбием", пишет прямо о себе в этом "Объявлении": "Я, будучи депутатом, подал прожект, идучи против наказа... на рассмотрение Комиссии". Дальше он рассказывает о себе в третьем лице:
«Потом Панов, Степанов с товарищи говорили: что мы законному своему государю усердно исполнить его повеления всегда были готовы. А притом вредных отечеству и государю людей искоренить за должность почитали... Зато не только вины наши прописав, и имена утая сослали... Батурин... привезен в Камчатку, назван сумашедшим, и не велено верить, что будет говорить, и говорит правду, что было при убитом государе, видел все дела. И с чего ненависть между супружества произошла».
Выступали восставшие именем Павла Петровича:
«…мы выбрали себе в предводительство достойного человека барона Морица, который отечеству нашему заслугу показать имеет, и как он, так и желающие законному нашему Государю его императорскому величеству Павлу Петровичу присягу учинили и отправиться намерены, куда предводителю нашему разсудится, взяв судно казенное, денег, провинту, поружейных припасов, которые заплачены быть имеют…
…все мы единственно и на всякое время усердны нашему Отечеству и законному нашему Государю, его императорскому величеству Павлу Петровичу и покажем ему единому свою подданнейшую должность и вернейшую заслугу, а Бог всеможный, он единый правду хранит, и защищает сына его всевышнего мать… Виват и слава Павлу Первому, россиян обладателю. Ему прямо люди усердны и в отдаленных местах, а не беззаконному владению, равно и против его Величества нашего всемилостивейшего Государя, ухищренных замыслы которыя нам известны. Всевышнего рукой изринут будет да защитит его своей милостью, и не подвергнет в рабство иноверным наше Отечество. Спасая Бог его спасает и подданных невидимым промыслом, а мы желаем соотечественникам нашим всякого добра, а сказать может прямо, что подлинно у беспорядка народ удручен, и чрез то … имевши случай узнавши прямую вольность … своего спасения, и не пропустить. Понеже служащие люди … содержатся в начальников нежели на каторге».
Бенёвский не забыл и польские дела:
«У польского народа отнимается вольность, которая России не только вредна, а полезна».
После зачтения и подписания "Объявления" была принесена присяга. Ее подписали почти все участники восстания. За неграмотных и тут расписывались товарищи.
В тот же день утром галиот «Святой Петр» вышел в море и взял курс на Курильские острова. На его борту было ровно семьдесят человек.
Как оказалось, этот «корабль свободы», корабль мятежников и изгнанников, «Святой Петр», стал первым русским кораблём в Южных морях.
Продолжение следует.
Граф Бенёвский. Воплощенная утопия восстания.
Начало неоконченной книги.
Авраам Шмулевич
На картинке: Большерецкий острог в 18 веке.
Первую попытку к бегству он Бенёвский предпринял еще на этапе.
На пути к конечному месту назначения ссыльные прибыли в Охотский порт. Ныне это Охотск, посёлок городского типа в Хабаровском крае, на берегу Охотского моря, в 1677 км от Хабаровска, а тогда - областной город Иркутского наместничества. Далее путь к месту назначения лежал только морем.
Мориц составил заговор - захватить галиот «Святой Петр», на котором их должны были доставить в Большерецкий. А затем уйти в Японию, дождаться и пересесть на европейское торговое судно, если судна не будет - плыть до европейских колоний.
На галиоте было три матроса из ссыльных арестантов: Алексей Андреянов, Степан Львов, Василий Ляпин. Пока корабль готовили к плаванию. Бенёвский вовлек их в заговор.
Более того, в заговор вступил и командир галиота штурман Максим Чурин. Историк того времени Василий Николаевич Берх (1780-1835), объяснял это тем, что:
«Чиновник сей имел особенные причины согласиться на предложения бунтовщиков: он … был предан суду за неповиновение. Сверх сего был Чурин по развратной своей жизни тем много должен в Охотске, что по стечению сих причин не желал туда возвратиться».
Нашли они сочувствующих и на берегу. Сержант Иван Данилов и подштурман Алексей Пушкарев достали оружие - к моменту выхода галиота в море, 12 сентября 1770 года, каждый из заговорщиков имел по два-три пистолета, порох и пули. План мятежа был прост: дождаться шторма и, как только пассажиры укроются в трюме, задраить люк и уйти на Курильские острова, где высадить всех не желающих продолжить плавание, и плыть дальше до Японии или Китая.
Однако у берегов Камчатки разыгрался шторм, галиот вышел из него без мачты, изрядно потрепанный и непригодный к дальнему плаванию.
Бенёвский не отчаялся. Прибыв к мету ссылки и осмотревшись, он очень быстро составил новый план побега: уплыть на промысловом боте «Святой Михаил». Бот шёл на Алеутские острова охотиться на морского зверя, но был выброшен штормом на берег недалеко от Большерецка. Предполагалось тайно добраться до судна, отремонтировать и выйти в море. Но штурман Максим Чурин, специально съездив и осмотрев бот, пришел к выводу, что «Михаил» не годится для дальнего плавания.
Следующий план, составленный Бенёвским, был уже верхом дерзости.
По суше из острога не уйти - настигнет погоня, да и идти некуда, разве что на Северный полюс.
Захватить судно, стоявшее в порту, тоже невозможно. В остроге стояли два галиота (небольшое двухмачтовое судно). Но угнать их не получалось. Во-первых, суда вмерзли в лёд, отбить их, подготовить к рейсу, загрузить припасы на виду у всех было немыслимо. А если б каким-то чудом это и удалось, власти снарядили б погоню и, если бы не настигли, - известили все окрестные порты о побеге беглецов, и их бы просто выдали.
Любой другой бы отчаялся. Но не Бенёвский.
Если невозможно подготовить судно на виду города и властей - значит, надо захватить город и ликвидировать власти.
Ему удалось вовлечь в заговор значительную часть активного населения острога - около пятидесяти человек.
Кроме того, в Большерецк пришли на зимовку тридцать три зверобоя с разбившегося промыслового бота «Святой Михаил» во главе с приказчиком Алексеем Чулошниковым - все они были людьми тотемского купца Федоса Холодилова и шли на Алеутские острова охотиться на морского зверя.
Весь восемнадцатый век был вообще тяжелым для русских промышленников, для всего русского Севера. Когда-то именно эти люди своим трудом и дерзостью освоили бескрайние просторы Арктики, покорили Сибирь. Но с эпохи Петра о них мало что слышно, хотя освоение северных территорий до того шло быстрыми темпами - росли новые города и остроги, появлялись новые торговые пути, колонизировались большие пространства. И вдруг все остановилось. Ситуация на Камчатке - прекрасный пример того запустения, в которое впал вдруг русский Север. Почему?
Дело в том, что Петр Первый в целях развития порта Санкт-Петербург именным указом велел прекратить всякую торговлю Белым морем через Архангельск. Ранее это был прибыльный путь, один из торговых перекрестков мира, за счет поморского купечества снаряжались многочисленные экспедиции, за счет прибылей от добычи и торговли морским зверем и пушниной открывались новые земли, строились города. Царской казне это ничего не стоило - лишь приносило новую славу, земли и доходы. Но царский указ разорил цвет русского купечества в Поморье, на исконных русских торговых путях, перекрестке всех частей света. Естественно, финансировать освоение далекого севера Петербург не стал - да и невозможно было управлять на таком большом расстоянии. Вот и захирели некогда оживленные приполярные трассы. Остатки промышленников из закрытого Архангельска подались на восток, но и здесь их стесняли царские наместники-мздоимцы.
История промышленников «Михаила» была типичной: бот простоял три года в Охотске, люди не имели заработка - и Холодилов под свою цену снабжал их провиантом и одеждой под будущую пушнину. Когда бот, наконец, вышел в море, долг зверобоев хозяину составлял несколько тысяч рублей, и уйти от Холодилова люди никак не могли.
После кораблекрушения хозяин приказал им возвращаться на «Михаил», сталкивать его в море и идти туда, куда он им прежде велел.
Чулошников возразил хозяину, что починить бот зимой невозможно. Тот сместил приказчика с должности и на его место поставил своего человека. Тогда зароптали промышленники. Холодилов же обратился за помощью к Григорию Нилову - к власти. Он просил Нилова высечь промышленников и силой заставить их идти в море.
Промышленники, в свою очередь, подали челобитную с просьбой расторгнуть их договор с купцом, так как судно потерпело кораблекрушение и они теперь свободны от обещаний Холодилову. Доведённые до отчаяния зверобои готовы были бежать, куда глаза глядят
Вот что писали они в опубликованном поле восстания манифесте:
«Каково есть российское купечество, помышляет что о не своих интересах, а об обществе понятия не имеют. Они вошли в сии промыслы, заманивают в России народ, дают им деньги для делания судов, и за то берут половину промысла. А за другую половину промысла задают на одежду и на обувь их товаров, полагая против обыкновенного двойную цену. И подписывают бобрами по самой низкой цене и по той притчине реткой промышленной, сходя один раз в вояж возвратится может в Отечество свое, а все принуждены ходить раза по три, а каждый вояж не меньше пяти лет, но большая часть и в Камчатку не выходят…»
Это была серьезная сила, и Бенёвский решил привлечь её на свою сторону.
А для этого ему пришло в голову использовать ходившие слухи о нелегитимности новой императрицы.
Однажды вечером Бенёвский пришел к промышленникам с зеленым бархатным конвертом и открыл им государственную тайну: он попал на Камчатку не из-за польских дел, а из-за секретной миссии - царевич Павел, насильственно лишенный своей матерью Екатериной прав на российский престол, поручил Бенёвскому отвезти это вот письмо в зеленом бархатном конверте римскому императору. Павел просил руки дочери императора, но Екатерина, каким-то образом узнав об этом, приставила к собственному сыну караул, а Бенёвского с товарищами сослала на Камчатку. И Мориц сказал зверобоям: ежели поможете завершить благородную миссию к римскому императору, то «…получите особливую милость, а при том вы от притеснения здешнего избавитесь».
Бенёвский предложил отправиться в испанские владения, на свободные острова, где всегда тепло, люди живут богато и счастливо, не зная насилия и произвола начальства. Ему поверили.
Командир Камчатки Нилов все это время пил горькую, однако в какой-то момент протрезвел, и ему донесли, что вот-вот разразиться бунт. Он послал солдат арестовать Бенёвского и остальных заговорщиков. Но Бенёвский сам арестовал солдат и приказал своим людям готовиться к выступлению. Впрочем, до Нилова эта весть уже не дошла. Послав солдат, он успокоился и снова напился до невменяемости. А в три часа ночи с 26 на 27 апреля 1771 года повстанцы ворвались в дом командира Камчатки, спросонья тот схватил Бенёвского за шейный платок, и чуть было не придушил. На помощь Морису поспешил Панов и выстрелом из штуцера смертельно ранил Нилова в голову.
Промышленники довершили убийство. После этого бунтовщики заняли Большерецкую канцелярию, и объявили Бенёвского командиром Камчатки.
Сам Большерецк был взят без боя, если не считать перестрелку с казаком Черных, укрывшимся в своем доме. Ни один человек не пострадал.
На рассвете 27 апреля повстанцы прошлись по домам большерецких обывателей и собрали все оружие - его сдали без сопротивления. Затем, окружив здание канцелярии шестью пушками, заряженными ядрами, они отпраздновали свою победу.
28 апреля хоронили Нилова, который, по их словам, умер естественной смертью, вероятно, от злоупотреблений казенной водкой. Спорить с этим теперь уже официальным утверждением нового камчатского начальства никто не рисковал, хотя все знали, что было на самом деле, - слух об убийстве Нилова еще ночью облетел острог.
Сразу после похорон Мориц приказал священнику отворить в церкви царские врата и вынести из алтаря крест и Евангелие - каждый из бунтарей был обязан при всех сейчас присягнуть на верность царевичу Павлу Петровичу. Присягнули все, кроме одного, самого близкого Бенёвскому человека - Хрущова.
29 апреля на реке Большой построили одиннадцать больших паромов, погрузили на них пушки, оружие, боеприпасы, топоры, железо, столярный, слесарный, кузнечный инструменты, различную материю и холст, деньги из Большерецкой канцелярии в серебряных и медных монетах, пушнину, муку, вино и прочее - полное двухгодичное укомплектование галиота. В тот же день, в два часа пополудни, паромы отвалили от берега и пошли вниз по течению в Чекавинскую гавань, чтобы подготовить к плаванию галиот «Святой Петр».
7 мая галиот был готов к отплытию. Но еще четыре дня не трогались в путь - Ипполит Степанов и Мориц Бенёвский от имени всех заговорщиков писали «Объявление в Сенат», в котором говорилось о беззакониях, которые чинили в России императрица Екатерина, ее двор и ее фавориты.
Кроме того, Бенёвский на латыни написал и свой личный «Manifestum, Аnnо 1771, April».
Это «Объявление» - первый в своем роде манифест, первое совместное политическое обвинение царизма от имени совместно дворянства и простого народа. Ведь в бунте участвовали и дворяне, и казаки, и простые солдаты, зверобои, рабочие порта и даже камчадалы. Все они на равных подписали "Объявление". Неудивительно, что всё, связанное с бунтом, было строго засекречено в России в течение долгих лет.
Генерал-прокурор, получив это "Объявление" через много месяцев (оно адресовано "во Канцелярию большерецкую, Камчатскую"), по повелению Екатерины II собственноручно написал: "Сей пакет хранить в Тайной экспедиции и без докладу ее величеству никому не распечатывать. Князь А. Вяземской".
11 мая «Объявление» было оглашено для всех и подписано грамотными за себя и своих товарищей. «Объявление» отправили Екатерине.
В "Объявлении" упоминалось о том, что законный государь Павел Петрович неправильно лишен престола, о бедствиях российского народа и несправедливости распределения общественных благ, о гнете самодержавия и бюрократического строя, мешающего развитию ремесел и торговли.
"Объявление" во многом сходно с манифестом Пугачева, провозглашенным через три года, и звучало оно более грозно, чем манифесты, составленные декабристами спустя 50 лет.
"Объявление" изложено на десяти больших листах (лл.14 - 18 дела с оборотами). Писарским почерком написано тщательно, хоть и торопливо.
Местами актуально звучит оно и сегодня:
«А в России начальники единое только имеют право, делать людям несчастие, а помочь бедному человеку никакогo уже права не имеют... непорядочные законы, а самовластие... Народ российский терпит единое тиранство, в Европе ездят промышлять серебро и золото, а у нас сей промысел отнят, а кто оным может пользоваться, одни... фавориты... богачи. А нижнего рода людям позволено бить зверей, и то без всякого положения... а российский народ трудолюбив, наклонен к промыслам».
Это изложение местных трудностей бесправного работного люда.
Далее говорится об общей ситуации в Империи:
«Вот причины рабства, кто богатый имеет случай угнетать бедных людей, ежели он и мало знает законов, то судья ему за деньги помогает... а скажем то теперь, когда дворянство мало просвещено не имея сил... пешись о своем отечестве. А каждый старается только... подлым образом от начальника милость и получить чин. А получа оной быть вредом народным… грабя народ и из общественной казны богатства».
Ипполит Степанов, возмущенный "ни малейшим человеколюбием", пишет прямо о себе в этом "Объявлении": "Я, будучи депутатом, подал прожект, идучи против наказа... на рассмотрение Комиссии". Дальше он рассказывает о себе в третьем лице:
«Потом Панов, Степанов с товарищи говорили: что мы законному своему государю усердно исполнить его повеления всегда были готовы. А притом вредных отечеству и государю людей искоренить за должность почитали... Зато не только вины наши прописав, и имена утая сослали... Батурин... привезен в Камчатку, назван сумашедшим, и не велено верить, что будет говорить, и говорит правду, что было при убитом государе, видел все дела. И с чего ненависть между супружества произошла».
Выступали восставшие именем Павла Петровича:
«…мы выбрали себе в предводительство достойного человека барона Морица, который отечеству нашему заслугу показать имеет, и как он, так и желающие законному нашему Государю его императорскому величеству Павлу Петровичу присягу учинили и отправиться намерены, куда предводителю нашему разсудится, взяв судно казенное, денег, провинту, поружейных припасов, которые заплачены быть имеют…
…все мы единственно и на всякое время усердны нашему Отечеству и законному нашему Государю, его императорскому величеству Павлу Петровичу и покажем ему единому свою подданнейшую должность и вернейшую заслугу, а Бог всеможный, он единый правду хранит, и защищает сына его всевышнего мать… Виват и слава Павлу Первому, россиян обладателю. Ему прямо люди усердны и в отдаленных местах, а не беззаконному владению, равно и против его Величества нашего всемилостивейшего Государя, ухищренных замыслы которыя нам известны. Всевышнего рукой изринут будет да защитит его своей милостью, и не подвергнет в рабство иноверным наше Отечество. Спасая Бог его спасает и подданных невидимым промыслом, а мы желаем соотечественникам нашим всякого добра, а сказать может прямо, что подлинно у беспорядка народ удручен, и чрез то … имевши случай узнавши прямую вольность … своего спасения, и не пропустить. Понеже служащие люди … содержатся в начальников нежели на каторге».
Бенёвский не забыл и польские дела:
«У польского народа отнимается вольность, которая России не только вредна, а полезна».
После зачтения и подписания "Объявления" была принесена присяга. Ее подписали почти все участники восстания. За неграмотных и тут расписывались товарищи.
В тот же день утром галиот «Святой Петр» вышел в море и взял курс на Курильские острова. На его борту было ровно семьдесят человек.
Как оказалось, этот «корабль свободы», корабль мятежников и изгнанников, «Святой Петр», стал первым русским кораблём в Южных морях.
Продолжение следует.