В этом году была проведена амнистия, приуроченная к 20-летию Конституции РФ. Но каких-то глобальных изменений в надзорной системе пока так и не произошло. Именно поэтому мне захотелось вспомнить текст, который я писал сразу же после ситуации в Копейске.
Я не стал высказывать свое мнение по ситуации в Копейске в разгар ее обсуждения. Объясню почему. Это было бы то же самое, что лить холодную воду на раскаленные угли. Как только происходит какая-то экстренная ситуация, СМИ и блогеры стараются подать информацию исключительно в негативном свете. Как стало уже известно, в колонию ОМОН не вводили, а начал он действовать против родственников только после того, как они перевернули полицейский уазик. На мой взгляд, ОМОН действовал адекватно.
Но здесь речь идет совсем о другом, нежели правомерны или нет были действия омоновцев. То, что сейчас происходит в колониях и в надзорной системе в целом, вышло за все возможные рамки.
Недавно видел интервью Николая Щура и Дины Латыповой, в котором они рассказывали о звонке генерал-лейтенанта Эдуарда Викторовича Петрухина (первого заместителя директора Федеральной службы исполнения наказаний). В этом разговоре он приносил свои извинения за то, что члены Общественной наблюдательной комиссии не попали в колонию, а также предложил спланировать встречу, на которой будет обсуждение возможной перезагрузки отношений общественности и ФСИН.
Мне кажется, что в этой перезагрузке в первую очередь заинтересована ФСИН. Но без общественных организаций в таких специфических учреждениях, как колонии и тюрьмы, это осуществить просто невозможно. Сколько угодно можно менять правила, серьезнее относится к подбору персонала, вводить какие-то новые инструкции, но я уверен, что это никакого результата не принесет. Без контроля общественных организаций издевательства над заключенными в местах ограничения свободы будут продолжаться.
Ни для кого не новость, что если в тюрьме происходит бунт или всплывают факты жестокого обращения со стороны сотрудников, то заключенных просто переводят в другое место. Но ведь так проблема не решается, тюрьма со своей системой взаимоотношений не изменяется.
Здесь мне вспоминается знаменитый психологический эксперимент, проведенный в 1971 году американским психологом Филиппом Зимбардо. Суть этого эксперимента - психологическое исследование реакции человека на ограничение свободы, на условия тюремной жизни и влияние навязанной социальной роли на поведение человека. Для этого эксперимента были отобраны 24 студента колледжей, принадлежащих к среднему классу. Все они были здоровы и психологически устойчивы. Группу студентов поделили случайным образом на «заключенных» и «охранников» и поместили в условную тюрьму, устроенную на базе кафедры психологии.
Получив власть, так называемые охранники активно ее использовали, многие из них признались, что работа доставила им удовольствие. В своем дневнике один студент писал, что не имел какого-либо сочувствия к заключенным. Не все охранники заняли агрессивную позицию в отношении к заключенным, но во время проведение эксперимента не было отмечено ни одного случая, когда кто-нибудь из охранников пошел бы против «своих», пытаясь остановить садизм. Наиболее частой формой обращения в тюрьме была команда, сопровождающаяся унизительной шуткой или кличкой.
Как видно из этого эксперимента, если «стэнфордская тюрьма» за пять дней смогла оказать столь сильное угнетающее воздействие на всех участников психологического исследования, что же тогда происходит в обычных тюрьмах, где условия намного более жесткие и где есть реальный риск и угроза физической расправы?
Я уверен, что проблему превышения должностных полномочий в местах ограничения свободы можно решить лишь максимальной открытостью действий, а также неограниченным доступом общественных организаций. В любой тюрьме, колонии должен быть общественный контроль. По российскому законодательству общественные организации имеют доступ в места заключения, но соблюдается ли это на деле?
К сожалению, отношения между администрациями в колониях и общественными организациями сложились так, что первые в последних видят исключительно врагов и тех, кто мешает им выполнять свою социально значимую работу - охранять граждан от преступников.
Давайте откинем все моральные законы и задумаемся над тем, для чего нужно это наказание? Первое - для того чтобы это служило примером для других, второе - чтобы человек пересмотрел свое поведение и в будущем не нарушал законы. Человек, даже совершивший преступление, человеком быть не перестает.
Как правило, после заключения люди выходят иными, «поломанными», обозленными. Это подтверждает письмо, полученное организатором стэнфордского эксперимента от заключенного: «Я знаю, что воровство должно быть наказуемо, и я не оправдываю воровство, хоть я и сам был вором. Теперь я не думаю, что буду когда-нибудь красть, если выйду на свободу. Нет, не потому что я «перевоспитался», просто вещи и воровство меня больше не интересуют. Я думаю только об убийстве. Об убийстве тех, кто меня избивал и обращался со мной хуже, чем с собакой. Я надеюсь и молюсь, что ради спасения моей души и ради моей будущей жизни я смогу преодолеть ожесточенность и ненависть в моем сердце, но это будет очень, очень тяжело».
Как известно, это «только змеи сбрасывают кожу, а мы меняем души».
Получается, что колонии, тюрьмы только наполовину выполняют свои функции. Не стоит забывать, что это бюджетные учреждения, которые существуют на средства налогоплательщиков. Мы отчисляем туда деньги, чтобы заключенные становились лучше, исправлялись, а получаем исключительно обратный эффект.