Процесс Бухарина. Ч. 17б. Последнее слово. Ч. 2.
Продолжение. Предыдущую часть см.: https://auto-krator.livejournal.com/89766.html
РОЗЕНГОЛЬЦ.
Уже в десятилетнем возрасте моя детская рука была использована для того, чтобы ночью прятать, а утром вынимать нелегальную литературу оттуда, куда не могла проникнуть рука взрослого.
Я вступил в большевистскую партию, когда мне было всего 15-16 лет. Мой первый арест был тогда, когда мне было 16 лет. Когда мне было 17 лет, я был выдвинут большевистской группой в качестве кандидата на Объединенный съезд партии...
В Октябрьскую революцию я привел к Моссовету 1-ю войсковую часть - самокатный батальон.
Доверие ЦК ко мне тогда нашло выражение хотя бы в том, что мне выдан был мандат Лениным и Свердловым, по которому мне было предоставлено единоличное право исключения из партии. Это было в 1918 г.
Я вспоминаю, что в 7 армии у Ленинграда Сталин за месяц до наступления Юденича, приехав по поручению Владимира Ильича, защитил меня от той кампании, которая велась против меня в ряде стратегических споров, и настоял (я это считаю необходимым отметить, потому что это имеет некоторое значение и историческое, этот факт мало известен), - Сталин настоял и провел командирование и направление под Ленинград значительных войсковых частей, которые пришли как раз перед самым наступлением Юденича. Если бы Сталин этого тогда не провел при поддержке Владимира Ильича, наступление Юденича встретило бы совершенно иную картину.
БУХАРИН.
Еще раз повторяю, я признаю себя виновным в измене социалистической родине. Самым тяжким преступлением, которое только может быть. В организации кулацких восстаний, подготовке террористических актов, принадлежности к подпольной антисоветской организации.
...политически я признаю себя ответственным за всю совокупность преступлений, совершенных «право-троцкистским блоком», признаю ответственность даже за те преступления, о которых я не знал и о которых не имел ни малейшего представления.
Я говорил и повторяю сейчас, что я был руководителем контрреволюционного дела, а не стрелочник. Из этого вытекает, как это всякому понятно, что многих конкретных вещей я мог и не знать...
Я признаю себя ответственным и политически, и юридически за пораженческую ориентацию, ибо она господствовала в «право-троцкистском блоке», хотя я утверждаю:
а) лично я на этой позиции не стоял,
в) фраза об открытии фронта принадлежала не мне, а это был отзвук нашего разговора с Томским,
с) если Рыков впервые услышал эту фразу, то это, повторяю, был отзвук разговора с Томским.
Я считаю себя, далее, и политически и юридически ответственным за вредительство, хотя я лично не помню, чтобы я давал директивы о вредительстве. Об этом я не говорил.
Я опровергаю, прежде всего, свой, якобы, факт принадлежности к группе, сидящей на скамье подсудимых, ибо такой группы как таковой вовсе не было, и вовсе не эта, якобы, группа носила название право-троцкистского блока.
...члены шайки разбойников должны знать друг друга, чтобы быть шайкой и быть друг с другом в более или менее тесной связи. Между тем я впервые из обвинительного заключения узнал фамилию Шаранговича и впервые увидел его на суде. Впервые узнал о существовании Максимова. Никогда не был знаком с Плетневым, никогда не был знаком с Казаковым, никогда не разговаривал с Раковским о контрреволюционных делах, никогда не разговаривал о сем же предмете с Розенгольцем, никогда не разговаривал о том же с Зеленским, никогда в жизни не разговаривал с Булановым и т.д.
«Право-троцкистский блок» есть, прежде всего, блок правых и троцкистов. Как сюда вообще может входить, например, Левин, который здесь на суде показал, что он и сейчас не знает, что такое меньшевики? Как сюда могут входить Плетнев, Казаков и другие?
...ясно, что эта несуществующая группа не может быть, вопреки обвинительному заключению, сформирована по заданиям разведок.
...действительно существовавший и разгромленный органами НКВД «право-троцкистский блок» сформировался исторически. Он действительно был реальностью, пока его не разгромили органы НКВД. Он возник исторически. Я показывал, что еще в 1928 г. во время VI Конгресса Коминтерна, которым я тогда руководил, я первый раз говорил с Каменевым.
Как же можно утверждать, что блок был организован по заданиям фашистских разведок? Это в 1928 году-то! Кстати, в то самое время я чуть не был убит агентом польской дефензивы, о чем прекрасно известно всем, кто близко стоял к партийному руководству.
...я категорически отрицаю, что был связан с иностранными разведками, что они были хозяевами надо мной, и я действовал, выполняя их волю. Было бы глупо заключать какие-то соглашения с иноразведками, ибо что получили бы мы - заговорщики - в результате этого соглашения? Одни голые обещания.
Какие доказательства? Показания Шаранговича, о существовании которого я и не слышал до обвинительного заключения. А почему об этом нет ни слова в следственном материале по-моему делу, за исключением показаний провокатора Иванова. А почему гражданин Прокурор при своем допросе меня не спрашивал по этому предмету? Как же можно, гражданин Прокурор, впервые спрашивать об этом только во время суда, хотя я сидел в тюрьме больше года?
А что мне предъявляется теперь? Шарангович, о существовании которого я не слышал ничего до обвинительного заключения. Несуществующий Червяков, которого нельзя допросить за его несуществованием...
ШАРАНГОВИЧ. Бросьте врать, хоть один раз в жизни, черт возьми. Врете вы и сейчас на суде.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Подсудимый Шарангович, не мешайте.
ШАРАНГОВИЧ. Я не мог выдержать.
БУХАРИН. Соответствующие лица, в прошлом связанные с охранкой, показывают, что они из страха перед разоблачениями решили вести борьбу с советской властью и поэтому пошли к правым, к подпольной организации, ориентирующейся на террор. Ну, где же тут логика? Замечательная логика из страха перед возможными разоблачениями идти в террористическую организацию, где назавтра он может оказаться пойманным, повешенным. К тому же, например, Зеленский принимал активное участие в октябрьском перевороте, а если не ошибаюсь и Иванов. Значит, сперва оба они принимают участие в октябрьском перевороте, чтобы не быть заподозренными, а затем принимают участие в заговоре против этого переворота и из трусости, и из страха быть разоблаченными.
Я являюсь преступником, но никто еще не считал меня дураком, который хлопочет о том, чтобы раздать различные части страны иностранным государствам. Но для чего же тогда нужна была власть, захватить которую мы стремились, мы, участники заговора право-троцкистского блока...
И как это японцы стали бы открыто намекать на своих открытых агентов, если бы данная группа или данный человек были бы их действительными агентами? Странная позиция. И где есть, гражданин Прокурор, хотя бы один факт моей связи с иностранными разведками?
Я, однако, признаю себя виновным в злодейском плане расчленения СССР, ибо Троцкий договаривался насчет территориальных уступок, а я с троцкистами был в блоке. Это факт, и это я признаю.
Я категорически отрицаю свою причастность к убийству Кирова, Менжинского, Куйбышева, Горького и Максима Пешкова. Киров, по показанию Ягоды, был убит по решению право-троцкистского блока. Я об этом не знал. Рыков показывает на суде, что я об этом не знал.
У центра не было собраний, говорили от случая к случаю, и при таких конспиративных методах общения и связи друг с другом такая вещь вполне возможна.
Между тем с политической точки зрения, даже с точки зрения злодейского белого террора, это убийство (т. е. Максима Пешкова) явно бессмысленное, а тем не менее Крючков говорит, что это сделано для того, чтобы ослабить жизнерадостный тонус Максима Горького.
Менжинский уже был болен, он никак не мог вредить право-троцкистскому блоку. Пойти на такую вещь ради такой цели - это вообще безумие, безумие просто с точки зрения рациональной тактики злодейства.
...Томский бегло мне сказал, что троцкисты против сталинца Горького готовят враждебные акты. Я тогда в тот момент совершенно не подумал, что речь может идти о каком-то террористическом акте. Почему я об этом не подумал? Вероятно, потому что эта сама идея мне показалась бы чудовищной по отношению к Алексею Максимовичу, который не есть политик, культурный деятель, и на предмет гарантии, что он в случае захвата власти выступит и прочее, - такая идея мне в голову не могла прийти.
Главной свидетельницей (т. е. событий 1918 г.) была Варвара Николаевна Яковлева.
...все это она относит к периоду до Брестского мира. Я говорил и на очной ставке, и на предварительном следствии, и в суде, что это неверно.
...и у троцкистов и у так называемых «левых» было большинство в Центральном Комитете, и если бы в решающей момент голосования по вопросу о Брестском мире троцкисты не капитулировали бы, то тогда троцкисты и левые имели бы большинство в Центральном Комитете.
Яковлева утверждала, что дело заключалось в том, что у нас центром фракционным «левых коммунистов» было московское областное бюро. Тогда я позволил себе назвать несколько имен, нескольких почтенных членов партии. Я этим хотел только скомпрометировать аргумент Варвары Николаевны Яковлевой. Известно, что целый ряд выдающихся имен - Куйбышев, Емельян Ярославский, Менжинский и другие - они в это время были сторонниками «левых коммунистов», принадлежали к этой моей левой группе. Они - эти люди - по своему удельному весу были гораздо выше Манцевых, Стуковых и всяких других...
Поэтому фактически центральная группа в Ленинграде по Брестскому миру включала означенных лиц. Так я вас спрашиваю: как план восстания был бы возможен, если эти лица занимали основное место в центрально группе?
Я признаю тот факт, что был один разговор с Карелиным и Камковым, причем инициатива шла от «левых» эсеров насчет ареста на 24 часа Ленина и дальнейшем блоке с «левыми» эсерами. Но на первый разговор ответ был отрицательный в грубой форме, а насчет того, что впоследствии при посредстве Пятакова велись переговоры с «левыми» эсерами, и это можно рассматривать, как сформулировал, если не ошибаюсь, гражданин Прокурор, как попытку свержения советской власти насильственным путем, - это я признаю, такой момент был. Намерение физического уничтожения - это я категорически отрицаю...
...насильственный арест означает физическое уничтожение. Учредительное собрание было арестовано, однако никто там физически не пострадал. Фракция «левых» эсеров нами была арестована, однако там ни один человек не пострадал физически.
Государственный обвинитель вменяет мне в вину, не знаю с какой стороны, статью «Мировое хозяйство». Эта статья шла под редакцией Ленина и была напечатана в журнале, предисловие к которой написал сам Ленин.
Самый жестокий приговор будет справедливым, потому что за такие вещи можно расстрелять десять раз. Это я признаю совершенно категорически и без всяких сомнений.
Эта голая логика борьбы сопровождалась перерождением идей, перерождением психологии, перерождением нас самих, перерождением людей. Исторические примеры таких перерождений - известны. Стоит назвать имена Бриана, Муссолини и т.д.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Обвиняемый Бухарин, вы говорите о себе, что вы переживаете, другие сами за себя скажут, расскажут о своих перерождениях и т.д. А у вас получается не последнее слово подсудимого.
БУХАРИН. Простите, я не знал. Я думал, что в последнем слове я могу обо всем говорить.
Часть объясняют раскаяние различными, совершенно вздорными вещами вроде [пыток,] тибетских порошков и т.д. Я про себя скажу, что в тюрьме, в которой я просидел около года, я работал, занимался, сохранил голову. Это есть фактическое опровержение всех небылиц и вздорных контрреволюционных россказней.
Говорят о гипнозе. Но я на суде, на процессе вел и юридически свою защиту, ориентировался на месте, полемизировал с государственным обвинителем, и всякий, даже не особенно опытный человек в соответствующих отделах медицины, должен будет признать, что такого гипноза вообще не было.
Очень часто объясняют эти раскаяния достоевщиной, специфическими свойствами души (так называемый лямс-ляф), что можно сказать о типах вроде Алеши Карамазова, героев «Идиота» и других персонажей Достоевского, которые готовы выйти на площадь и кричать: бейте меня православные, я злодей.
Но здесь дело совершенно не в этом. В нашей стране так называемый лямс-ляф и психология героев Достоевского есть давно прошедшее время, плюсквамперфектум. Такие типы не существуют у нас, они существуют разве на задворках маленьких провинциальных флигельков, да и то существуют вряд ли и там.
Приводит цитаты из Фейхтвангера, Гейне...
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Книги нам эти известны, зачем цитаты приводить? Вы все начинаете уклоняться в сторону.
БУХАРИН. Я скоро кончу. Но, гражданин Председатель, я, быть может, говорю последний раз в жизни, я прошу разрешить мне докончить мою речь.
Я отвергаю обвинение в покушении на Владимира Ильича, но мои контрреволюционные заговорщики и я во главе их пытались убить дело Ленина, продолжаемое Сталиным с гигантскими успехами.
Я обязан здесь указать, что в параллелограмме сил, из которых складывалась контрреволюционная тактика, Троцкий был спиритус рейтор, т.е. главным мотором движения.
Я априори могу предполагать, что и Троцкий и другие союзники по преступлениям, и II Интернационал, тем более, потому что я об этом говорил с Николаевским, будут пытаться защищать нас, в частности, и в особенности меня. Я эту защиту отвергаю, ибо стою коленопреклоненным перед страной, перед партией, перед всем народом. Чудовищность преступления безмерна, особенно на новом этапе борьбы СССР. Пусть этот процесс будет последним тягчайшим уроком, и пусть всем видна великая мощь СССР, пусть всем видно, что контрреволюционный тезис о национальной ограниченности СССР повис в воздухе, как жалкая тряпка.
ЛЕВИН.
Тяжесть этих преступлений я сознавал всегда и в те годы, когда они совершались под непреодолимым, как мне казалось, давлением жестоких угроз и преступных директив Ягоды, и после этого, вплоть до последних дней.
Мне никогда не могла бы прийти в голову такая же дикая, такая же кошмарная мысль о причинении какого-нибудь вреда, а не то что смерти Алексею Максимовичу Горькому, которого я горячо любил, это все знают, с которым был близко связан, которого я высоко ценил как одного из величайших писателей нашей страны и всего мира. (Движение в зале.)
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Нельзя ли не кощунствовать в последнем слове?
ЛЕВИН. Простите.
БУЛАНОВ.
Я хотел бы просить т. Ежова простить меня, просить его не как одного из руководителей партии и Генерального Комиссара Государственной Безопасности, а просить его об этом как человека.
ЯГОДА.
Граждане судьи, я отчетливо отдаю себе отчет в том, что выступаю со своей последней речью, последней речью в моей жизни. Поэтом] хочу рассказать советскому суду, советскому народу о том, как человек, пробывший 30 лет в партии, много работавший, свихнулся, пал и очутился в рядах шпионов и провокаторов.
Прокурор не прав, когда говорит, что я никогда не был большевиком, я бы не останавливался на своей жизни, если бы не это замечание.
Вот в двух словах моя жизнь: я с 14 лет работал в подпольной типографии наборщиком. Это была первая подпольная типография в г. Нижнем Новгороде. Нас было три брата. Один убит в Сормове во время восстания, другой расстрелян за восстание в полку во время войны. Я могу только позавидовать их смерти. 15-ти лет я был в боевой дружине во время Сормовского восстания. 16-17-ти лет я вступил в партию, об этом знает Нижегородская организация. В 1911 г. я был арестован и послан в ссылку. В 1913- 1914 гг. вернулся в Ленинград, работал на Путиловском заводе, в больничной кассе по вопросам страхования, вместе с Крестинским. Потом фронт, где я был ранен. И т. д.
Я тоже начал с колебаний. Это было в 1929 г. Правый уклон был тогда политическим течением в партии.
Я не принимал участия в этом, и я не принимал участия в решении террористических актов. Меня ставили в известность постфактум и предлагали исполнять решения. Это во всех случаях выносилось без меня.
Второй момент - Прокурор безапелляционно считает доказанным, что я был шпионом. Это не верно. Ни в одном документе следствия, ни при опросе Прокурором мне этого обвинения не предъявлялось, и этого нет.
Неверно не только то, что я являюсь организатором, но неверно и то, что я являюсь соучастником убийства Кирова. Ни в одном протоколе, ни на предварительном следствии, нигде не было это доказано. На вопрос Прокурора, считаю ли я себя соучастником, если вы помните, я сказал: да. Это неверно. Я совершил тягчайшее служебное преступление - это да. Я отвечаю за него в равной мере, но я - не соучастник. Соучастие, гражданин Прокурор, вы так же хорошо знаете, как и я - что это такое. Всеми материалами судебного следствия, предварительного следствия не доказано, что я - соучастник этого злодейского убийства.
Моя защита и не имела бы здесь никакого практического значения, ибо за каждую миллионную часть моих преступлений, как говорит Прокурор, он требует моей головы. Свою голову я положил и отдаю, но я хочу уменьшить свою огромную задолженность перед Прокурором. Я знаю свой приговор, - я его жду целый год. В последние часы или дни своей жизни я не хочу лицемерить и заявить, что я хочу смерти. Неверно это. Я совершил тягчайшие преступления. Я это сознаю. Тяжко жить после таких преступлений, тяжко сидеть десятки лет в тюрьме. Но страшно умереть с таким клеймом. Хочется, хотя бы из-за решетки тюрьмы, видеть, как будет дальше расцветать страна, которой я изменил [и которой все же честно прослужил много лет.
Наши законы, наш суд резко отличаются от законов и суда всех буржуазных стран. Я вспоминаю, как министр юстиции Германии Фрик на одном из заседаний судей заявил: «законы фашистских стран - это законы мщения, а не исправления». Наши законы построены на другом принципе, наш суд является другим судом. Советский суд отличается от буржуазных судов тем, что он - суд, рассматривая преступление, опирается на законы не как на догму, а руководствуется революционной целесообразностью. Страна наша могуча, сильна как никогда, очищена от шпионов, диверсантов, террористов и другой нечисти, и я прошу вас, граждане судьи, при вынесении мне приговора учтите: есть ли революционная целесообразность в моей казни теперь?
ПЛЕТНЕВ.
Всю жизнь до последнего времени я работал. Лучшие мои работы относятся к периоду советской медицины, и они, появляясь в западноевропейской литературе, служили доказательством того, что прежним научным работникам, несмотря на их нередко антисоветские настроения, была дана возможность выявить свои творческие способности. И здесь, находясь в заключении, я обратился к руководству НКВД с просьбой дать мне книги, и по моему выбору мне было доставлено из моей библиотеке свыше 20 книг на четырех языках и материал заготовленный. Я здесь за этот период времени сумел написать монографию в 10-12 листов.
КАЗАКОВ.
...я не имею сил удержаться от чувства ненависти, гадливости, омерзения, которое я испытываю к Ягоде. Я проклинаю этого человека - изверга, насильника, который угрозами и застращиванием, гнусно играя на моим малодушии, используя в чудовищно злодейских целях то высокое положение, которое он занимал, вырвал меня из орбиты честной научной деятельности...
МАКСИМОВ-ДИКОВСКИЙ.
Я хочу сказать, что процесс со всей наглядностью, что означает так называемая реставрация капитализма. Процесс показал мне, что это означает такое расчленение страны, когда она встает в полуколониальную зависимость от фашистских государств.
Это означает, что страна была бы залита кровью десятков тысяч лучших сынов ее, хуже, чем это делали Деникин и Врангель. Это означало бы, что страна была бы отброшена на десятки лет в своем развитии. Это означало бы, что международная борьба пролетариата была бы также затруднена.
Сказал свое последнее слово и КРЮЧКОВ, но я не нашел в нем ничего примечательного.
РОЗЕНГОЛЬЦ.
Уже в десятилетнем возрасте моя детская рука была использована для того, чтобы ночью прятать, а утром вынимать нелегальную литературу оттуда, куда не могла проникнуть рука взрослого.
Я вступил в большевистскую партию, когда мне было всего 15-16 лет. Мой первый арест был тогда, когда мне было 16 лет. Когда мне было 17 лет, я был выдвинут большевистской группой в качестве кандидата на Объединенный съезд партии...
В Октябрьскую революцию я привел к Моссовету 1-ю войсковую часть - самокатный батальон.
Доверие ЦК ко мне тогда нашло выражение хотя бы в том, что мне выдан был мандат Лениным и Свердловым, по которому мне было предоставлено единоличное право исключения из партии. Это было в 1918 г.
Я вспоминаю, что в 7 армии у Ленинграда Сталин за месяц до наступления Юденича, приехав по поручению Владимира Ильича, защитил меня от той кампании, которая велась против меня в ряде стратегических споров, и настоял (я это считаю необходимым отметить, потому что это имеет некоторое значение и историческое, этот факт мало известен), - Сталин настоял и провел командирование и направление под Ленинград значительных войсковых частей, которые пришли как раз перед самым наступлением Юденича. Если бы Сталин этого тогда не провел при поддержке Владимира Ильича, наступление Юденича встретило бы совершенно иную картину.
БУХАРИН.
Еще раз повторяю, я признаю себя виновным в измене социалистической родине. Самым тяжким преступлением, которое только может быть. В организации кулацких восстаний, подготовке террористических актов, принадлежности к подпольной антисоветской организации.
...политически я признаю себя ответственным за всю совокупность преступлений, совершенных «право-троцкистским блоком», признаю ответственность даже за те преступления, о которых я не знал и о которых не имел ни малейшего представления.
Я говорил и повторяю сейчас, что я был руководителем контрреволюционного дела, а не стрелочник. Из этого вытекает, как это всякому понятно, что многих конкретных вещей я мог и не знать...
Я признаю себя ответственным и политически, и юридически за пораженческую ориентацию, ибо она господствовала в «право-троцкистском блоке», хотя я утверждаю:
а) лично я на этой позиции не стоял,
в) фраза об открытии фронта принадлежала не мне, а это был отзвук нашего разговора с Томским,
с) если Рыков впервые услышал эту фразу, то это, повторяю, был отзвук разговора с Томским.
Я считаю себя, далее, и политически и юридически ответственным за вредительство, хотя я лично не помню, чтобы я давал директивы о вредительстве. Об этом я не говорил.
Я опровергаю, прежде всего, свой, якобы, факт принадлежности к группе, сидящей на скамье подсудимых, ибо такой группы как таковой вовсе не было, и вовсе не эта, якобы, группа носила название право-троцкистского блока.
...члены шайки разбойников должны знать друг друга, чтобы быть шайкой и быть друг с другом в более или менее тесной связи. Между тем я впервые из обвинительного заключения узнал фамилию Шаранговича и впервые увидел его на суде. Впервые узнал о существовании Максимова. Никогда не был знаком с Плетневым, никогда не был знаком с Казаковым, никогда не разговаривал с Раковским о контрреволюционных делах, никогда не разговаривал о сем же предмете с Розенгольцем, никогда не разговаривал о том же с Зеленским, никогда в жизни не разговаривал с Булановым и т.д.
«Право-троцкистский блок» есть, прежде всего, блок правых и троцкистов. Как сюда вообще может входить, например, Левин, который здесь на суде показал, что он и сейчас не знает, что такое меньшевики? Как сюда могут входить Плетнев, Казаков и другие?
...ясно, что эта несуществующая группа не может быть, вопреки обвинительному заключению, сформирована по заданиям разведок.
...действительно существовавший и разгромленный органами НКВД «право-троцкистский блок» сформировался исторически. Он действительно был реальностью, пока его не разгромили органы НКВД. Он возник исторически. Я показывал, что еще в 1928 г. во время VI Конгресса Коминтерна, которым я тогда руководил, я первый раз говорил с Каменевым.
Как же можно утверждать, что блок был организован по заданиям фашистских разведок? Это в 1928 году-то! Кстати, в то самое время я чуть не был убит агентом польской дефензивы, о чем прекрасно известно всем, кто близко стоял к партийному руководству.
...я категорически отрицаю, что был связан с иностранными разведками, что они были хозяевами надо мной, и я действовал, выполняя их волю. Было бы глупо заключать какие-то соглашения с иноразведками, ибо что получили бы мы - заговорщики - в результате этого соглашения? Одни голые обещания.
Какие доказательства? Показания Шаранговича, о существовании которого я и не слышал до обвинительного заключения. А почему об этом нет ни слова в следственном материале по-моему делу, за исключением показаний провокатора Иванова. А почему гражданин Прокурор при своем допросе меня не спрашивал по этому предмету? Как же можно, гражданин Прокурор, впервые спрашивать об этом только во время суда, хотя я сидел в тюрьме больше года?
А что мне предъявляется теперь? Шарангович, о существовании которого я не слышал ничего до обвинительного заключения. Несуществующий Червяков, которого нельзя допросить за его несуществованием...
ШАРАНГОВИЧ. Бросьте врать, хоть один раз в жизни, черт возьми. Врете вы и сейчас на суде.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Подсудимый Шарангович, не мешайте.
ШАРАНГОВИЧ. Я не мог выдержать.
БУХАРИН. Соответствующие лица, в прошлом связанные с охранкой, показывают, что они из страха перед разоблачениями решили вести борьбу с советской властью и поэтому пошли к правым, к подпольной организации, ориентирующейся на террор. Ну, где же тут логика? Замечательная логика из страха перед возможными разоблачениями идти в террористическую организацию, где назавтра он может оказаться пойманным, повешенным. К тому же, например, Зеленский принимал активное участие в октябрьском перевороте, а если не ошибаюсь и Иванов. Значит, сперва оба они принимают участие в октябрьском перевороте, чтобы не быть заподозренными, а затем принимают участие в заговоре против этого переворота и из трусости, и из страха быть разоблаченными.
Я являюсь преступником, но никто еще не считал меня дураком, который хлопочет о том, чтобы раздать различные части страны иностранным государствам. Но для чего же тогда нужна была власть, захватить которую мы стремились, мы, участники заговора право-троцкистского блока...
И как это японцы стали бы открыто намекать на своих открытых агентов, если бы данная группа или данный человек были бы их действительными агентами? Странная позиция. И где есть, гражданин Прокурор, хотя бы один факт моей связи с иностранными разведками?
Я, однако, признаю себя виновным в злодейском плане расчленения СССР, ибо Троцкий договаривался насчет территориальных уступок, а я с троцкистами был в блоке. Это факт, и это я признаю.
Я категорически отрицаю свою причастность к убийству Кирова, Менжинского, Куйбышева, Горького и Максима Пешкова. Киров, по показанию Ягоды, был убит по решению право-троцкистского блока. Я об этом не знал. Рыков показывает на суде, что я об этом не знал.
У центра не было собраний, говорили от случая к случаю, и при таких конспиративных методах общения и связи друг с другом такая вещь вполне возможна.
Между тем с политической точки зрения, даже с точки зрения злодейского белого террора, это убийство (т. е. Максима Пешкова) явно бессмысленное, а тем не менее Крючков говорит, что это сделано для того, чтобы ослабить жизнерадостный тонус Максима Горького.
Менжинский уже был болен, он никак не мог вредить право-троцкистскому блоку. Пойти на такую вещь ради такой цели - это вообще безумие, безумие просто с точки зрения рациональной тактики злодейства.
...Томский бегло мне сказал, что троцкисты против сталинца Горького готовят враждебные акты. Я тогда в тот момент совершенно не подумал, что речь может идти о каком-то террористическом акте. Почему я об этом не подумал? Вероятно, потому что эта сама идея мне показалась бы чудовищной по отношению к Алексею Максимовичу, который не есть политик, культурный деятель, и на предмет гарантии, что он в случае захвата власти выступит и прочее, - такая идея мне в голову не могла прийти.
Главной свидетельницей (т. е. событий 1918 г.) была Варвара Николаевна Яковлева.
...все это она относит к периоду до Брестского мира. Я говорил и на очной ставке, и на предварительном следствии, и в суде, что это неверно.
...и у троцкистов и у так называемых «левых» было большинство в Центральном Комитете, и если бы в решающей момент голосования по вопросу о Брестском мире троцкисты не капитулировали бы, то тогда троцкисты и левые имели бы большинство в Центральном Комитете.
Яковлева утверждала, что дело заключалось в том, что у нас центром фракционным «левых коммунистов» было московское областное бюро. Тогда я позволил себе назвать несколько имен, нескольких почтенных членов партии. Я этим хотел только скомпрометировать аргумент Варвары Николаевны Яковлевой. Известно, что целый ряд выдающихся имен - Куйбышев, Емельян Ярославский, Менжинский и другие - они в это время были сторонниками «левых коммунистов», принадлежали к этой моей левой группе. Они - эти люди - по своему удельному весу были гораздо выше Манцевых, Стуковых и всяких других...
Поэтому фактически центральная группа в Ленинграде по Брестскому миру включала означенных лиц. Так я вас спрашиваю: как план восстания был бы возможен, если эти лица занимали основное место в центрально группе?
Я признаю тот факт, что был один разговор с Карелиным и Камковым, причем инициатива шла от «левых» эсеров насчет ареста на 24 часа Ленина и дальнейшем блоке с «левыми» эсерами. Но на первый разговор ответ был отрицательный в грубой форме, а насчет того, что впоследствии при посредстве Пятакова велись переговоры с «левыми» эсерами, и это можно рассматривать, как сформулировал, если не ошибаюсь, гражданин Прокурор, как попытку свержения советской власти насильственным путем, - это я признаю, такой момент был. Намерение физического уничтожения - это я категорически отрицаю...
...насильственный арест означает физическое уничтожение. Учредительное собрание было арестовано, однако никто там физически не пострадал. Фракция «левых» эсеров нами была арестована, однако там ни один человек не пострадал физически.
Государственный обвинитель вменяет мне в вину, не знаю с какой стороны, статью «Мировое хозяйство». Эта статья шла под редакцией Ленина и была напечатана в журнале, предисловие к которой написал сам Ленин.
Самый жестокий приговор будет справедливым, потому что за такие вещи можно расстрелять десять раз. Это я признаю совершенно категорически и без всяких сомнений.
Эта голая логика борьбы сопровождалась перерождением идей, перерождением психологии, перерождением нас самих, перерождением людей. Исторические примеры таких перерождений - известны. Стоит назвать имена Бриана, Муссолини и т.д.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Обвиняемый Бухарин, вы говорите о себе, что вы переживаете, другие сами за себя скажут, расскажут о своих перерождениях и т.д. А у вас получается не последнее слово подсудимого.
БУХАРИН. Простите, я не знал. Я думал, что в последнем слове я могу обо всем говорить.
Часть объясняют раскаяние различными, совершенно вздорными вещами вроде [пыток,] тибетских порошков и т.д. Я про себя скажу, что в тюрьме, в которой я просидел около года, я работал, занимался, сохранил голову. Это есть фактическое опровержение всех небылиц и вздорных контрреволюционных россказней.
Говорят о гипнозе. Но я на суде, на процессе вел и юридически свою защиту, ориентировался на месте, полемизировал с государственным обвинителем, и всякий, даже не особенно опытный человек в соответствующих отделах медицины, должен будет признать, что такого гипноза вообще не было.
Очень часто объясняют эти раскаяния достоевщиной, специфическими свойствами души (так называемый лямс-ляф), что можно сказать о типах вроде Алеши Карамазова, героев «Идиота» и других персонажей Достоевского, которые готовы выйти на площадь и кричать: бейте меня православные, я злодей.
Но здесь дело совершенно не в этом. В нашей стране так называемый лямс-ляф и психология героев Достоевского есть давно прошедшее время, плюсквамперфектум. Такие типы не существуют у нас, они существуют разве на задворках маленьких провинциальных флигельков, да и то существуют вряд ли и там.
Приводит цитаты из Фейхтвангера, Гейне...
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Книги нам эти известны, зачем цитаты приводить? Вы все начинаете уклоняться в сторону.
БУХАРИН. Я скоро кончу. Но, гражданин Председатель, я, быть может, говорю последний раз в жизни, я прошу разрешить мне докончить мою речь.
Я отвергаю обвинение в покушении на Владимира Ильича, но мои контрреволюционные заговорщики и я во главе их пытались убить дело Ленина, продолжаемое Сталиным с гигантскими успехами.
Я обязан здесь указать, что в параллелограмме сил, из которых складывалась контрреволюционная тактика, Троцкий был спиритус рейтор, т.е. главным мотором движения.
Я априори могу предполагать, что и Троцкий и другие союзники по преступлениям, и II Интернационал, тем более, потому что я об этом говорил с Николаевским, будут пытаться защищать нас, в частности, и в особенности меня. Я эту защиту отвергаю, ибо стою коленопреклоненным перед страной, перед партией, перед всем народом. Чудовищность преступления безмерна, особенно на новом этапе борьбы СССР. Пусть этот процесс будет последним тягчайшим уроком, и пусть всем видна великая мощь СССР, пусть всем видно, что контрреволюционный тезис о национальной ограниченности СССР повис в воздухе, как жалкая тряпка.
ЛЕВИН.
Тяжесть этих преступлений я сознавал всегда и в те годы, когда они совершались под непреодолимым, как мне казалось, давлением жестоких угроз и преступных директив Ягоды, и после этого, вплоть до последних дней.
Мне никогда не могла бы прийти в голову такая же дикая, такая же кошмарная мысль о причинении какого-нибудь вреда, а не то что смерти Алексею Максимовичу Горькому, которого я горячо любил, это все знают, с которым был близко связан, которого я высоко ценил как одного из величайших писателей нашей страны и всего мира. (Движение в зале.)
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Нельзя ли не кощунствовать в последнем слове?
ЛЕВИН. Простите.
БУЛАНОВ.
Я хотел бы просить т. Ежова простить меня, просить его не как одного из руководителей партии и Генерального Комиссара Государственной Безопасности, а просить его об этом как человека.
ЯГОДА.
Граждане судьи, я отчетливо отдаю себе отчет в том, что выступаю со своей последней речью, последней речью в моей жизни. Поэтом] хочу рассказать советскому суду, советскому народу о том, как человек, пробывший 30 лет в партии, много работавший, свихнулся, пал и очутился в рядах шпионов и провокаторов.
Прокурор не прав, когда говорит, что я никогда не был большевиком, я бы не останавливался на своей жизни, если бы не это замечание.
Вот в двух словах моя жизнь: я с 14 лет работал в подпольной типографии наборщиком. Это была первая подпольная типография в г. Нижнем Новгороде. Нас было три брата. Один убит в Сормове во время восстания, другой расстрелян за восстание в полку во время войны. Я могу только позавидовать их смерти. 15-ти лет я был в боевой дружине во время Сормовского восстания. 16-17-ти лет я вступил в партию, об этом знает Нижегородская организация. В 1911 г. я был арестован и послан в ссылку. В 1913- 1914 гг. вернулся в Ленинград, работал на Путиловском заводе, в больничной кассе по вопросам страхования, вместе с Крестинским. Потом фронт, где я был ранен. И т. д.
Я тоже начал с колебаний. Это было в 1929 г. Правый уклон был тогда политическим течением в партии.
Я не принимал участия в этом, и я не принимал участия в решении террористических актов. Меня ставили в известность постфактум и предлагали исполнять решения. Это во всех случаях выносилось без меня.
Второй момент - Прокурор безапелляционно считает доказанным, что я был шпионом. Это не верно. Ни в одном документе следствия, ни при опросе Прокурором мне этого обвинения не предъявлялось, и этого нет.
Неверно не только то, что я являюсь организатором, но неверно и то, что я являюсь соучастником убийства Кирова. Ни в одном протоколе, ни на предварительном следствии, нигде не было это доказано. На вопрос Прокурора, считаю ли я себя соучастником, если вы помните, я сказал: да. Это неверно. Я совершил тягчайшее служебное преступление - это да. Я отвечаю за него в равной мере, но я - не соучастник. Соучастие, гражданин Прокурор, вы так же хорошо знаете, как и я - что это такое. Всеми материалами судебного следствия, предварительного следствия не доказано, что я - соучастник этого злодейского убийства.
Моя защита и не имела бы здесь никакого практического значения, ибо за каждую миллионную часть моих преступлений, как говорит Прокурор, он требует моей головы. Свою голову я положил и отдаю, но я хочу уменьшить свою огромную задолженность перед Прокурором. Я знаю свой приговор, - я его жду целый год. В последние часы или дни своей жизни я не хочу лицемерить и заявить, что я хочу смерти. Неверно это. Я совершил тягчайшие преступления. Я это сознаю. Тяжко жить после таких преступлений, тяжко сидеть десятки лет в тюрьме. Но страшно умереть с таким клеймом. Хочется, хотя бы из-за решетки тюрьмы, видеть, как будет дальше расцветать страна, которой я изменил [и которой все же честно прослужил много лет.
Наши законы, наш суд резко отличаются от законов и суда всех буржуазных стран. Я вспоминаю, как министр юстиции Германии Фрик на одном из заседаний судей заявил: «законы фашистских стран - это законы мщения, а не исправления». Наши законы построены на другом принципе, наш суд является другим судом. Советский суд отличается от буржуазных судов тем, что он - суд, рассматривая преступление, опирается на законы не как на догму, а руководствуется революционной целесообразностью. Страна наша могуча, сильна как никогда, очищена от шпионов, диверсантов, террористов и другой нечисти, и я прошу вас, граждане судьи, при вынесении мне приговора учтите: есть ли революционная целесообразность в моей казни теперь?
ПЛЕТНЕВ.
Всю жизнь до последнего времени я работал. Лучшие мои работы относятся к периоду советской медицины, и они, появляясь в западноевропейской литературе, служили доказательством того, что прежним научным работникам, несмотря на их нередко антисоветские настроения, была дана возможность выявить свои творческие способности. И здесь, находясь в заключении, я обратился к руководству НКВД с просьбой дать мне книги, и по моему выбору мне было доставлено из моей библиотеке свыше 20 книг на четырех языках и материал заготовленный. Я здесь за этот период времени сумел написать монографию в 10-12 листов.
КАЗАКОВ.
...я не имею сил удержаться от чувства ненависти, гадливости, омерзения, которое я испытываю к Ягоде. Я проклинаю этого человека - изверга, насильника, который угрозами и застращиванием, гнусно играя на моим малодушии, используя в чудовищно злодейских целях то высокое положение, которое он занимал, вырвал меня из орбиты честной научной деятельности...
МАКСИМОВ-ДИКОВСКИЙ.
Я хочу сказать, что процесс со всей наглядностью, что означает так называемая реставрация капитализма. Процесс показал мне, что это означает такое расчленение страны, когда она встает в полуколониальную зависимость от фашистских государств.
Это означает, что страна была бы залита кровью десятков тысяч лучших сынов ее, хуже, чем это делали Деникин и Врангель. Это означало бы, что страна была бы отброшена на десятки лет в своем развитии. Это означало бы, что международная борьба пролетариата была бы также затруднена.
Сказал свое последнее слово и КРЮЧКОВ, но я не нашел в нем ничего примечательного.