Марианна Анатольевна Герасимова, Мураша. Окончание
Отрывок из письма Юрия Николаевича Либединского Сталину:
«На днях особое совещание приговорило к пяти годам лагеря Марианну Анатольевну Герасимову, мою бывшую жену, оставшуюся на всю жизнь моим лучшим другом и товарищем, человека, которому в молодости я посвятил свою первую книгу «Неделя» <...> Но я знаю все чувства и мысли этого человека <...> И я уверен, что она невиновна, что здесь имеет место ка кой-либо гнусный оговор или несчастное стечение обстоятельств. Я уверен в этом, так как знаю, что Марианна Герасимова коммунист поразительной душевной чистоты, стойкости, высокой большевистской сознательности. До 1935 года она работала в НКВД, и ее могли оговорить те враги народа, которые работали вместе с ней. Я уверен, что она не могла сделать ничего такого, что было бы преступно направлено против Советской власти.
Не я один так думаю. Не говоря уже.о том, что я готов хоть сейчас назвать не менее десяти чело век, коммунистов и беспартийных, которые подпишутся под каждым словом этого письма, - все, кто мало-мальски близко знает этого человека, удивлены, огорошены, больше скажу, дезориентированы этим арестом. С 1935 года она на пенсии по временной инвалидности, после мозговой болезни. Эта мозговая болезнь является следствием многолетнего переутомления. Этот человек отдал свой мозг революции - и вот ее, страдающую страшными припадками головной боли, доводящей ее до потери сознания, - арестовывают. Товарищ Сталин, я уверен, что напрасно!
Вы сказали великие слова о том, что для нас, рядовых членов партии, вопрос о пребывании в ее рядах - есть вопрос жизни и смерти. Судите же, в какой степени я уверен в Марианне Герасимовой, если, зная приговор и легко представляя себе ту ответственность, которую я на себя принимаю, я пишу Вам это письмо. Но я знаю, так сделаю не один я, так сделает всякий, кто знает Герасимову так, как знаю ее я.
Товарищ Сталин, вся моя просьба состоит единственно в том, чтобы дело Марианны Герасимовой рассматривалось бы судом, пусть военным, беспощадным и строгим, советским справедливым судом со всеми его демократическими особенностями. И я уверен, она будет оправдана!
Мне кажется совершенно нелепым, чтобы человека, в такой степени безмерно преданного делу партии, можно было бы запереть в лагерь. Не сомневаюсь, что и там, если только позволит ее здоровье, она будет трудиться в первых рядах. Но зачем брать у нее на сильно то, что она сама в любой момент отдаст добровольно - труд, самую жизнь...»
Цитирую по В. И. Бережков, С. В. Пехтерева, "Женщины-чекистки", М., Олмас-пресс, 2003, с. 163-171.
«На днях особое совещание приговорило к пяти годам лагеря Марианну Анатольевну Герасимову, мою бывшую жену, оставшуюся на всю жизнь моим лучшим другом и товарищем, человека, которому в молодости я посвятил свою первую книгу «Неделя» <...> Но я знаю все чувства и мысли этого человека <...> И я уверен, что она невиновна, что здесь имеет место ка кой-либо гнусный оговор или несчастное стечение обстоятельств. Я уверен в этом, так как знаю, что Марианна Герасимова коммунист поразительной душевной чистоты, стойкости, высокой большевистской сознательности. До 1935 года она работала в НКВД, и ее могли оговорить те враги народа, которые работали вместе с ней. Я уверен, что она не могла сделать ничего такого, что было бы преступно направлено против Советской власти.
Не я один так думаю. Не говоря уже.о том, что я готов хоть сейчас назвать не менее десяти чело век, коммунистов и беспартийных, которые подпишутся под каждым словом этого письма, - все, кто мало-мальски близко знает этого человека, удивлены, огорошены, больше скажу, дезориентированы этим арестом. С 1935 года она на пенсии по временной инвалидности, после мозговой болезни. Эта мозговая болезнь является следствием многолетнего переутомления. Этот человек отдал свой мозг революции - и вот ее, страдающую страшными припадками головной боли, доводящей ее до потери сознания, - арестовывают. Товарищ Сталин, я уверен, что напрасно!
Вы сказали великие слова о том, что для нас, рядовых членов партии, вопрос о пребывании в ее рядах - есть вопрос жизни и смерти. Судите же, в какой степени я уверен в Марианне Герасимовой, если, зная приговор и легко представляя себе ту ответственность, которую я на себя принимаю, я пишу Вам это письмо. Но я знаю, так сделаю не один я, так сделает всякий, кто знает Герасимову так, как знаю ее я.
Товарищ Сталин, вся моя просьба состоит единственно в том, чтобы дело Марианны Герасимовой рассматривалось бы судом, пусть военным, беспощадным и строгим, советским справедливым судом со всеми его демократическими особенностями. И я уверен, она будет оправдана!
Мне кажется совершенно нелепым, чтобы человека, в такой степени безмерно преданного делу партии, можно было бы запереть в лагерь. Не сомневаюсь, что и там, если только позволит ее здоровье, она будет трудиться в первых рядах. Но зачем брать у нее на сильно то, что она сама в любой момент отдаст добровольно - труд, самую жизнь...»
Цитирую по В. И. Бережков, С. В. Пехтерева, "Женщины-чекистки", М., Олмас-пресс, 2003, с. 163-171.