Кихелех и земелех
В стародавние времена в магазине "Восточные сладости" (правильно-"сласти", но он назывался именно так) на Невском продавались разные вкусные вещи: сливочное полено, козинаки, лукум. Но мама почему-то всегда покупала хотя бы немножко довольно простого печенья в форме ромбиков с ванилином и корицей - кихелех и земелех. Мои детские мозги понимали, что это еврейское печенье, поэтому надо покупать. Потом мама стала печь его сама и, конечно, оно оказалось в сто раз вкуснее. А еще мама читала очень грустное стихотворение об этом печеньи.
Стихотворение Моисея Тейфа называется "Возле булочной на улице Горького"; оказывается, оно вошло в репертуар "Театра у Никитских ворот". Марк Розовский в конце 60-х руководил театром Московского Университета, и именно он прочитал замечетельный перевод Юны Мориц так, что это стихитворение Тейфа зазвучало для каждого в спектакле "Сказание про царя Максимилиана" студии "Наш дом", одним из руководителей которой был тогда М.Розовский. Эта запись сделана значительно позже. Вот послушайте:
И только недавно я догадалась внимательно прочитать биографию Моисея Тейфа и поняла особенное мамино отношение к этому стихотворению, хотя, казалось бы, достаточно его содержания. Сын Моисея Тейфа, который жил у бабушки с дедушкой в Минске летом 1941, погиб в гетто, а сам Тейф с 1938 по 1941 сидел (первый раз). Мамин папа тоже сидел в это время (и позже), а маленькую маму бабушка на лето обычно отправляла к бабушке и дедушке в Минск, уже были куплены билеты, но… мама осталась дома.
А недавно Г. обнаружил в журнале "Лехаим" статью Бориса Фрезинского с материалами по реабилитации Моисея Тейфа.
В архиве Ильи Эренбурга сохранились машинописные подлинники двух, подписанных одной рукой, бумаг о реабилитации еврейского поэта Моисея Тейфа: заявление самого Тейфа и письмо его младшей сестры Матли Соломоновны Эренбургу.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Я - писатель, был членом Союза Советских писателей с первых дней его существования. Арестован органами МГБ в Москве 10 мая 1951 года. Осужден Особым Совещанием по ст. 58-10-11 на 8 лет. Я арестован и осужден неправильно, незаконно, безо всякого основания. Из протоколов предварительного следствия, подписанных мною, видно, что я ни в чем не виновен, что я никаких преступлений не совершал перед Советским Государством.
Следователь быв. МГБ, который вел мое дело, сказал мне, что моя вина заключается в том, что я печатал ряд своих стихотворений в еврейской газете «Эйникайт» - орган быв. Еврейского Антифашистского Комитета. И я получил срок именно за это. Именно за стихи, напечатанные в газете.
В деле имеются добытые неизвестным мне путем (догадаться не трудно) отрицательные показания обо мне лиц, арестованных до меня. Судить меня по протоколам, подписанным мною, было, видимо, не так просто. Надо было показать меня именно как идейного противника. И вот следственный отдел передает мои напечатанные работы экспертизе для оценки их именно с идейной стороны.
Литературная экспертиза (Председатель П. Скосырев[26]) в своих выводах отметила, что в большинстве моих стихотворений имеются ошибки националистического характера.
Анализ экспертизы, ее выводы являются грубо тенденциозными, необоснованными. Содержание всех напечатанных моих вещей, их идейный смысл касается переживаний, действий советских людей, их патриотизма, их участия в Великой Отечественной войне и в послевоенном социалистическом строительстве.
Я приведу лишь пару примеров, характерных для идейного существа моего творчества.
В балладе «Да будет свет» Инженер Электрик отказывается ехать в один из районов Белоруссии строить станцию, так как в этом местечке погибла вся его семья, его любимая. Министр сердечно доказывает ему, что именно туда он должен ехать. Инженер едет и строит станцию. Что же в этом стихотворении антисоветского, националистического? Оказывается, что экспертизе не понравилась фамилия инженера - Яков Рудерман. Вот по этому принципу экспертиза разбирала мои стихи.
Стихотворение «Письмо Розе Дашут», посвященное работнице Одесской обувной фабрики, начинается - передаю дословно - так: «Мне все равно, как звать тебя: Роза, Оксана, или Марьяна…» И дальше я пишу о ней как о передовой производственнице. Но экспертиза констатирует, что Дашут - еврейская фамилия. Я прочел о ней хронику в газете, и мне хотелось приветствовать ее в стихотворной форме, и я до сих пор не знаю, кто Дашут по национальности.
Экспертиза превратила всех моих героев произведений в евреев, хотя я почти нигде не указываю, не подчеркиваю национальную принадлежность героя.
Разве в балладе «Внук Музыканта» - когда генерал дарит внуку музыканта скрипку и он играет мелодию «Фрейлехс» у Бранденбургских ворот - разве здесь не выражена идея дружбы народов??
В чем же мое преступление? Разве в том, что я писал на своем языке? Что я родился в городе, где до войны жили десятки тысяч еврейских семейств?
Я также готовил книжку рассказов и очерков на русском языке. Некоторые из них получили вполне удовлетворительную оценку в Союзе писателей. Все эти работы были взяты у меня. Если экспертиза имела задачу дать именно идейный анализ моего творчества, почему же она интересовалась только написанным на еврейском языке? Сам этот факт говорит о явно тенденциозном подходе.
Убедительно прошу произвести переследствие, тщательно и объективно проверить материалы моего дела. Прошу также создать литературную экспертизу, которая сумеет объективно и добросовестно рассмотреть и оценить мое литературное творчество в целом.
Я прошу отменить незаконное решение Особого Совещания по моему делу и вернуть меня в ряды граждан Советского Общества.
М. Тейф
28/VIII - 55 г.
2.
Уважаемый Илья Григорьевич!!
Я очень сожалею, что не могу повидать Вас лично и вынуждена ограничиться письмом. К Вам снова обращается сестра писателя ТЕЙФ М. С. По делу моего осужденного брата, Вами было направлено ходатайство Генеральному Прокурору СССР. Дело попало к Заместителю тов. Салину, который дал отказ, якобы потому, что нет основания для пересмотра дела. Я считаю, что это формальная отписка ни на чем не основанная и что явно не было индивидуального подхода и тщательного разбора дела, иначе тов. САЛИН не мог бы не видеть, что состава преступления нет. Отказ дан депутату Верховного Совета, члену Союза Сов. писателей, Видному Деятелю. К Кому и куда после этого обращаться??
Вы можете себе легко представить, это действует психологически на разум работников прокуратуры, к которым мы вынуждены снова обращаться.
Я полагаю, что этот отказ вызван главным образом тем, что сфабрикованные в свое время следственными органами материалы, а также недобросовестный, грубо тенденциозный анализ и вывод литературной «экспертизы» затушевывает истинное положение вещей.
Беспочвенность литературной «экспертизы» и «обвинение» вообще не дает прокуратуре придти к положительному выводу и освободить ни в чем не повинного человека.
Уважаемый Илья Григорьевич!
Я глубоко убеждена в том, что мой брат ни в чем не повинен. Он жертва. В Вашей силе помочь собрату по перу, поэтому беру на себя смелость снова обратиться с просьбой создать абсолютно объективную литературную экспертизу, которая сумеет тщательно изучить творчество писателя ТЕЙФ М. С. в целом, после чего снова обратиться с ходатайством Генеральному Прокурору СССР тов. Руденко, о пересмотре дела и освобождении моего брата.
Прилагаю копию жалобы ТЕЙФ М. С. для ознакомления с существом вопроса.
Прошу ответить по адресу: Москва Потаповский пер. д. № 6 кв. 18 ТЕЙФ М. С.
Илья Григорьевич!
Я прошу также дать мне на руки письмо к Генеральному Прокурору, чтобы я имела возможность в свою очередь возбудить ходатайство по делу моего брата.
Т е й ф.
28 /VIII -55 г.
Сюжет загадочен - копии предыдущего ходатайства Эренбурга и ответа на него от Руденко я в архиве писателя не обнаружил. Решение создать новую экспертизу мог принять только генпрокурор, а не писатель и не депутат, который вправе был лишь просить об этом того же генпрокурора.
Неизвестно, как дальше развивались события. Желание сестры поэта заполучить от Эренбурга письмо к генпрокурору, чтобы действовать самостоятельно, не соответствовало депутатской практике и вряд ли было удовлетворено.
Не проясняет ситуацию и статья Л. Должанской «Моисей Тейф: по материалам следственного дела»[27]. В ней идет речь о двух арестах, допросах и «судах» над Тейфом и о его безуспешной борьбе за пересмотр приговора (30 января 1952 года Тейфа приговорили к восьми годам лагерей).
Приводится и факсимиле личного заявления Тейфа о реабилитации от 26 июня 1955 года на имя зам. главного военного прокурора полковника Терехова (на него последовал новый отказ). Именно это заявление, но уже на имя генпрокурора с добавлением просьбы о создании новой литэкспертизы и переследовании, 28 августа 1955 года перепечатала, сама его подписав, сестра поэта (совпадали ее и брата инициалы и фамилия, но не почерк). И отправила Эренбургу. Неизвестно, заметил ли он подлог.
Не обмолвившись об участии в деле Ильи Эренбурга, Должанская информирует о том, что в ноябре 1955 года сестра поэта обратилась к другому писателю - депутату Л. Леонову, не замеченному в ходатайствах по еврейским делам, и что Тейфа реабилитировали.
(1) Из личного архива И. Эренбурга (собрание публикатора).
(2) В экспертную комиссию входили сотрудник «Литературной газеты» Е. Ковальчик, замдиректора ИМЛИ М. Добрынин и писатель, член бюро национальной комиссии Союза писателей П. Скосырев.
(3) Корни. 2004. № 22.
А на ближайшую субботу я спекла земелех, как его готовила мама, только в немолочном варианте.
P.S. Уважаемые читатели, не знает ли кто-нибудь из вас, где можно найти оригинальный вариант этого стихотворения на идише? Спасибо.
P.P.S. Картинка не моя.
Стихотворение Моисея Тейфа называется "Возле булочной на улице Горького"; оказывается, оно вошло в репертуар "Театра у Никитских ворот". Марк Розовский в конце 60-х руководил театром Московского Университета, и именно он прочитал замечетельный перевод Юны Мориц так, что это стихитворение Тейфа зазвучало для каждого в спектакле "Сказание про царя Максимилиана" студии "Наш дом", одним из руководителей которой был тогда М.Розовский. Эта запись сделана значительно позже. Вот послушайте:
Click to viewИ только недавно я догадалась внимательно прочитать биографию Моисея Тейфа и поняла особенное мамино отношение к этому стихотворению, хотя, казалось бы, достаточно его содержания. Сын Моисея Тейфа, который жил у бабушки с дедушкой в Минске летом 1941, погиб в гетто, а сам Тейф с 1938 по 1941 сидел (первый раз). Мамин папа тоже сидел в это время (и позже), а маленькую маму бабушка на лето обычно отправляла к бабушке и дедушке в Минск, уже были куплены билеты, но… мама осталась дома.
А недавно Г. обнаружил в журнале "Лехаим" статью Бориса Фрезинского с материалами по реабилитации Моисея Тейфа.
В архиве Ильи Эренбурга сохранились машинописные подлинники двух, подписанных одной рукой, бумаг о реабилитации еврейского поэта Моисея Тейфа: заявление самого Тейфа и письмо его младшей сестры Матли Соломоновны Эренбургу.
- ГЕНЕРАЛЬНОМУ ПРОКУРОРУ СОЮЗА ССР Тов. РУДЕНКО
ЗАЯВЛЕНИЕ
Я - писатель, был членом Союза Советских писателей с первых дней его существования. Арестован органами МГБ в Москве 10 мая 1951 года. Осужден Особым Совещанием по ст. 58-10-11 на 8 лет. Я арестован и осужден неправильно, незаконно, безо всякого основания. Из протоколов предварительного следствия, подписанных мною, видно, что я ни в чем не виновен, что я никаких преступлений не совершал перед Советским Государством.
Следователь быв. МГБ, который вел мое дело, сказал мне, что моя вина заключается в том, что я печатал ряд своих стихотворений в еврейской газете «Эйникайт» - орган быв. Еврейского Антифашистского Комитета. И я получил срок именно за это. Именно за стихи, напечатанные в газете.
В деле имеются добытые неизвестным мне путем (догадаться не трудно) отрицательные показания обо мне лиц, арестованных до меня. Судить меня по протоколам, подписанным мною, было, видимо, не так просто. Надо было показать меня именно как идейного противника. И вот следственный отдел передает мои напечатанные работы экспертизе для оценки их именно с идейной стороны.
Литературная экспертиза (Председатель П. Скосырев[26]) в своих выводах отметила, что в большинстве моих стихотворений имеются ошибки националистического характера.
Анализ экспертизы, ее выводы являются грубо тенденциозными, необоснованными. Содержание всех напечатанных моих вещей, их идейный смысл касается переживаний, действий советских людей, их патриотизма, их участия в Великой Отечественной войне и в послевоенном социалистическом строительстве.
Я приведу лишь пару примеров, характерных для идейного существа моего творчества.
В балладе «Да будет свет» Инженер Электрик отказывается ехать в один из районов Белоруссии строить станцию, так как в этом местечке погибла вся его семья, его любимая. Министр сердечно доказывает ему, что именно туда он должен ехать. Инженер едет и строит станцию. Что же в этом стихотворении антисоветского, националистического? Оказывается, что экспертизе не понравилась фамилия инженера - Яков Рудерман. Вот по этому принципу экспертиза разбирала мои стихи.
Стихотворение «Письмо Розе Дашут», посвященное работнице Одесской обувной фабрики, начинается - передаю дословно - так: «Мне все равно, как звать тебя: Роза, Оксана, или Марьяна…» И дальше я пишу о ней как о передовой производственнице. Но экспертиза констатирует, что Дашут - еврейская фамилия. Я прочел о ней хронику в газете, и мне хотелось приветствовать ее в стихотворной форме, и я до сих пор не знаю, кто Дашут по национальности.
Экспертиза превратила всех моих героев произведений в евреев, хотя я почти нигде не указываю, не подчеркиваю национальную принадлежность героя.
Разве в балладе «Внук Музыканта» - когда генерал дарит внуку музыканта скрипку и он играет мелодию «Фрейлехс» у Бранденбургских ворот - разве здесь не выражена идея дружбы народов??
В чем же мое преступление? Разве в том, что я писал на своем языке? Что я родился в городе, где до войны жили десятки тысяч еврейских семейств?
Я также готовил книжку рассказов и очерков на русском языке. Некоторые из них получили вполне удовлетворительную оценку в Союзе писателей. Все эти работы были взяты у меня. Если экспертиза имела задачу дать именно идейный анализ моего творчества, почему же она интересовалась только написанным на еврейском языке? Сам этот факт говорит о явно тенденциозном подходе.
Убедительно прошу произвести переследствие, тщательно и объективно проверить материалы моего дела. Прошу также создать литературную экспертизу, которая сумеет объективно и добросовестно рассмотреть и оценить мое литературное творчество в целом.
Я прошу отменить незаконное решение Особого Совещания по моему делу и вернуть меня в ряды граждан Советского Общества.
М. Тейф
28/VIII - 55 г.
2.
Уважаемый Илья Григорьевич!!
Я очень сожалею, что не могу повидать Вас лично и вынуждена ограничиться письмом. К Вам снова обращается сестра писателя ТЕЙФ М. С. По делу моего осужденного брата, Вами было направлено ходатайство Генеральному Прокурору СССР. Дело попало к Заместителю тов. Салину, который дал отказ, якобы потому, что нет основания для пересмотра дела. Я считаю, что это формальная отписка ни на чем не основанная и что явно не было индивидуального подхода и тщательного разбора дела, иначе тов. САЛИН не мог бы не видеть, что состава преступления нет. Отказ дан депутату Верховного Совета, члену Союза Сов. писателей, Видному Деятелю. К Кому и куда после этого обращаться??
Вы можете себе легко представить, это действует психологически на разум работников прокуратуры, к которым мы вынуждены снова обращаться.
Я полагаю, что этот отказ вызван главным образом тем, что сфабрикованные в свое время следственными органами материалы, а также недобросовестный, грубо тенденциозный анализ и вывод литературной «экспертизы» затушевывает истинное положение вещей.
Беспочвенность литературной «экспертизы» и «обвинение» вообще не дает прокуратуре придти к положительному выводу и освободить ни в чем не повинного человека.
Уважаемый Илья Григорьевич!
Я глубоко убеждена в том, что мой брат ни в чем не повинен. Он жертва. В Вашей силе помочь собрату по перу, поэтому беру на себя смелость снова обратиться с просьбой создать абсолютно объективную литературную экспертизу, которая сумеет тщательно изучить творчество писателя ТЕЙФ М. С. в целом, после чего снова обратиться с ходатайством Генеральному Прокурору СССР тов. Руденко, о пересмотре дела и освобождении моего брата.
Прилагаю копию жалобы ТЕЙФ М. С. для ознакомления с существом вопроса.
Прошу ответить по адресу: Москва Потаповский пер. д. № 6 кв. 18 ТЕЙФ М. С.
Илья Григорьевич!
Я прошу также дать мне на руки письмо к Генеральному Прокурору, чтобы я имела возможность в свою очередь возбудить ходатайство по делу моего брата.
Т е й ф.
28 /VIII -55 г.
Сюжет загадочен - копии предыдущего ходатайства Эренбурга и ответа на него от Руденко я в архиве писателя не обнаружил. Решение создать новую экспертизу мог принять только генпрокурор, а не писатель и не депутат, который вправе был лишь просить об этом того же генпрокурора.
Неизвестно, как дальше развивались события. Желание сестры поэта заполучить от Эренбурга письмо к генпрокурору, чтобы действовать самостоятельно, не соответствовало депутатской практике и вряд ли было удовлетворено.
Не проясняет ситуацию и статья Л. Должанской «Моисей Тейф: по материалам следственного дела»[27]. В ней идет речь о двух арестах, допросах и «судах» над Тейфом и о его безуспешной борьбе за пересмотр приговора (30 января 1952 года Тейфа приговорили к восьми годам лагерей).
Приводится и факсимиле личного заявления Тейфа о реабилитации от 26 июня 1955 года на имя зам. главного военного прокурора полковника Терехова (на него последовал новый отказ). Именно это заявление, но уже на имя генпрокурора с добавлением просьбы о создании новой литэкспертизы и переследовании, 28 августа 1955 года перепечатала, сама его подписав, сестра поэта (совпадали ее и брата инициалы и фамилия, но не почерк). И отправила Эренбургу. Неизвестно, заметил ли он подлог.
Не обмолвившись об участии в деле Ильи Эренбурга, Должанская информирует о том, что в ноябре 1955 года сестра поэта обратилась к другому писателю - депутату Л. Леонову, не замеченному в ходатайствах по еврейским делам, и что Тейфа реабилитировали.
(1) Из личного архива И. Эренбурга (собрание публикатора).
(2) В экспертную комиссию входили сотрудник «Литературной газеты» Е. Ковальчик, замдиректора ИМЛИ М. Добрынин и писатель, член бюро национальной комиссии Союза писателей П. Скосырев.
(3) Корни. 2004. № 22.
А на ближайшую субботу я спекла земелех, как его готовила мама, только в немолочном варианте.
P.S. Уважаемые читатели, не знает ли кто-нибудь из вас, где можно найти оригинальный вариант этого стихотворения на идише? Спасибо.
P.P.S. Картинка не моя.