Об имуществах и доходах наших монастырей
Года четыре назад мы подготовили к переизданию книгу Д.И. Ростиславова «Опыт исследования об имуществах и доходах наших монастырей», выпущенной в СПб в 1876 г.
Но издать книгу, к сожалению не удалось. А жаль, потому что эта исследование, несомненно, актуально и для нашего времени. В этой работе анализируется доходы и расходы православной церкви, в частности монастырей в XIX веке. Коротко о выводах автора монографии: доходы монастырей огромны и сопоставимы с доходами некоторых европейских государств, а расходы на благотворительность ничтожны. Вот факты, взятые из монографии: в России насчитывалось около 500 монастырей (340 мужских и 145 женских). На них на всех приходилось 65 больниц с числом коек на 892 человек и 37 богаделен на 707 нуждающихся. При этом, 15 монастырских больниц и 8 богаделен состояли на иждивении частных лиц. Если учесть, что казна и монастыри принимали одинаковое участие в содержании этих учреждений, то на долю монастырей приходилось только 40 заведений, по одному на 12 монастырей, и 540 человек, чуть не по одному на каждый монастырь.
Цитаты из монографии:...
…восковые свечи в цельном их виде обыкновенно продаются в церквах вдвое дороже, чем они куплены самими церквами. На самом деле доход от них бывает гораздо более, нежели в 100%. Известно, что если позволить свечам гореть… то совсем сгорят только те из них, которые стоят 2-3 коп., а от пятикопеечных, десятикопеечных и т.д. всегда остаются более или менее значительной величины огарки. Из полтинных же и рублевых не сгорает и десятой части. Но там, где очень много зажигается свеч… их скоро тушат и заменяют новыми… Назначается послушник или монах у подсвечника… Гасить и снимать свечи… Остатки несгоревших или продаются торговцам, или обчищаются так, чтобы они казались негоревшими и продаются по уменьшенной цене… а в монастырях, где есть свои свечные заводы, переливаются в новые свечи.
.
Все же вообще монастыри, как мы уже видели, имеют громадные капиталы, может быть, до 20.000.000 руб., от которых получают процентов до миллиона рублей…
Но денежные запасные десятки миллионов рублей составляют только незначительную, может быть, даже только ничтожную часть тех богатств, которыми благочестивое русское общество снабдило наши монастыри. …есть монастыри, которые, по словам настоятелей их, похожи на небольшие городки… И все это, можно сказать, ничто в сравнении с теми богатствами и драгоценностями, которые заключаются во внутреннем убранстве и принадлежностях монастырских храмов. Припомним все, сказанное нами в предыдущем отделе о том серебре и золоте, о тех яхонтах, рубинах, бриллиантах, изумрудах, лалах, стразах, топазах, аквамаринах, алмазах, аметистах, сапфирах и прочих драгоценных камнях, о тех мелких, средних и крупных жемчужинах, которые употреблены на ризы для икон, на царские врата, на раки для святых угодников, на священные сосуды, на священные облачения, на лампады, кадила, паникадила, даже умывальники, лохани, утиральники и пр., и пр. На основании всего нашего исследования, мы имели полное право назвать богатство и драгоценности, употребленные на священные и церковные предметы в монастырях, неисчислимыми и неоценимыми.
После нашего резюме естественно рождается вопрос: чем же наше монашество выразило прежде и выражает в настоящее время свою благодарность русскому православному царству, русскому православному обществу, русскому православному простому народу за то, что они снабдили его такою поземельною собственностью, которая, по своему пространству, равняется территориям не только мелких государств и вольных городов, но даже великих герцогств, даже королевств; за то, что они и теперь продолжают делать ему такие приношения и пожертвования, из которых составляются суммы, превышающие доходы, опять, не только мелких европейских самостоятельных владений, но и так называемых средней величины государств, даже королевств; за то, что они доставили ему возможность составить денежные капиталы, которыми одними монашествующие могут поддерживать свое материальное существование, не будучи вынуждены жить в бедности и трудами рук своих, а если к капиталам присоединить еще доходы от так называемых угодий, то будут в состоянии вести такую материальную жизнь, которой очень обрадовалось бы многое множество людей, не дававших обета бедности и нелюбостяжания; за то, что и государство, и общество, и народ дали монашеству возможность собрать в стенах своих такие богатства в зданиях, храмах и пр., такие драгоценности в вещах, что их нет возможности исчислить и оценить; чем, повторяем, монашествующая братия выразила и выражает свою благодарность своим благодетелям, или потомкам их?
В ответ на этот длинный вопрос многие обыкновенно указывают на то, что монашествующие сохраняют, поддерживают и развивают тот высокий идеал христианской - религиозной жизни, к которому обязаны стремиться все христиане, что этот идеал без них оставался бы, так сказать, без попыток к осуществлению, без приложения, что они своею религиозностью, своими добродетелями, своими молитвами не дают заглохнуть тому святому семени, которое, как выразился покойный митрополит Филарет Дроздов в своей библейской истории, составляет стояние мира
Допустим даже, что сейчас изложенный отзыв о высоконравственном и религиозном значении монашества в русском царстве справедлив во всем его объеме. Но и в этом случае, по нашему мнению, никак не следует выводить того заключения, что монашествующие имеют право смотреть на приношения и пожертвования, которые делало и делает им православное общество, как на обязанность, как на долг его выразить свою благодарность за нравственные и религиозные подвиги, за молитвы их о мирянах и что монашествующие, принявши эти пожертвования и приношения, как должное, как возмездие за примеры своей подвижнической жизни, не обязаны, так сказать, отблагодаривать. В католичестве, действительно, даже ныне, золотом хотят покупать себе отпущение не только прошедших, но и будущих грехов, предоставляя духовенству молиться о их прощении. В нашей же православной церкви таких верований нет. Наше богословие и мировоззрение, на нем основанное, наш, кроме того, здравый, русский смысл не допускают, чтобы добрые христианские дела следовало и можно было награждать деньгами; мы верим и убеждены, что добродетель не может и не должна оплачиваться деньгами, что истинный христианин находит себе награду в той мысли, что он исполнил свой долг.
Начинаем здесь с благотворительности, которую оказывают монастыри увечным, престарелым, больным и по части народного образования, начинаем с этих предметов, потому что о них говорят отчеты Об. Пр. Св. Синода. Из таблицы под № 7, приложенной к отчету за 1873 г., видно, что при монастырях было 65 больниц на 892 и 37 богаделен на 707 человек, всего 102 благотворительных заведений и 1599 призреваемых, числа очень малые почти для 500 монастырей, без архиерейских домов; ведь средним числом приходится по одному учреждению почти на два монастыря и с небольшим по три призреваемых на каждый монастырь. Но по тому же отчету, 15 больниц и 8 богаделен монастырских состоят на иждивении частных лиц. За тем остающиеся 50 больниц и 29 богаделен состоят на казенном и монастырском содержании и дают приют 1.079 человек.
На если положить, что казна и монастыри принимают одинаковое участие, то на долю монастырей придется только 40 заведений, по одному на 12 монастырей, и 540 человек, чуть не по одному на каждый монастырь;
Относительно благотворительности мужских монастырей, при всем своем старании, мы не могли достать никаких сведений (кроме вышеуказанных официальных), которые бы доказывали участие их в пожертвованиях на больницы и богадельни. С сожалением встретили мы, конечно, единичный, но очень прискорбный факт. В № 31 Церк. Общ. Вест. 1875 г. напечатано, что 28 февраля к одному из местных жителей Старой Ладоги пришел бедный и больной странник в одежде монастырского послушника, прося отдыха и ночлега, в чем ему не было отказано. За ночь ему стало еще хуже и он упросил хозяина отвезти его в мужской Николаевский монастырь для приобщения Св. Таин. Но когда хозяин и больной прибыли в монастырь, то сначала кучер Емельян стал их гнать, крича: «это не наш монах, монастырь не принимает всяких больных». А потом и отец казначей не был ласковее Емельяна: «это не из наших, сказал он, нам не надо больных; везите его туда, откуда взяли». Не смотря на просьбы и чуть слышные мольбы умирающего о причастии, он со своим проводником должен был уехать из монастыря. Обитель отстоит от квартиры местного жителя на 3/4 версты. Хозяин, видя близкую смерть больного, побежал к десятскому, но больной, не доехав с кучером до квартиры, умер без приобщения Св. Таин. Кстати сказать, монастырь Николаевский имеет 8.980 руб. ежегодного дохода и 25.064 руб. капитала в банковых бумагах; в нем в 1874 г. было всей братии 20 человек и, кроме того, проживали священник и 15 человек для богомолья, как выражается настоятель в ведомости епархиальному начальству о состоянии монастыря в 1874 г.
Впрочем, вот более знаменательное известие, заимствованное из того же отчета. Костромской Богоявленский женский монастырь устроил две лечебницы в своих домах, одну в самой Костроме, а другую в 12-ти верстах от нее. «В каждом здании устроены на монастырские средства больничная палата на шесть кроватей, приемный покой для больных, приходящих за врачебными пособиями, аптека для безмездного отпуска лекарств, необходимая лаборатория для обучения сестер приготовлению оных и потребные помещения для сестер, служащих больным... Восемь монастырских сестер и несколько мирских лиц женского пола успешно обучаются в лечебницах правильному уходу за больными, под непосредственным наблюдением врачей. Духовно-нравственным приготовлением сестер к полезному прохождению их служения заведует настоятельница монастыря (игуменья Мария) со старшими сестрами. Со времени открытия больниц, в течение первых осьми месяцев их существования, в них безмездно пользовались пособием 2940 больных». Вот это настоящая благотворительность! Как бы хорошо было, если бы нашлось поболее монастырей, или лучше настоятельниц их, которые подражали бы достойной всякого уважения матери игуменьи Марии!
В рязанском женском монастыре есть также училище для девочек, из которых одни живут в самом монастыре, а другие приходят в классы из домов. Но тут монастырь получает по нескольку тысяч рублей от рязанского общественного Сергия Живого банка, а за содержание девочек, живущих в монастырских зданиях, берет порядочную сумму, кажется, 80 руб. с каждой. Впрочем все-таки это несравненно лучше, нежели ничего не делать, как замечается за другими, особенно мужскими, монастырями.
При всем этом полагаем, что монастыри далеко еще не отплатили православному обществу одинаковою, как говорится, монетою, едва ли заплатили хоть один процент; что их благотворительность относительно не монашествующих далеко не соответствует тем суммам ежегодного дохода, которые ныне ими получаются, тем огромным капиталам, которые они имеют от приношений мирского общества, тем сотням и даже, может быть, тысячам миллионов, которые доставлены тем же обществом, в прежние и недавние времена и на которые устроены все монастырские здания и приобретены священные и церковные вещи, цены, как выше сказано, неисчислимой. Про монастыри еще нельзя сказать: долг платежом красен.
В подтверждение своих слов, прежде всего, скажем, что миряне, в буквальном смысле, почти ничем не пользуются от благотворительности монастырей. Разве, в самом деле, можно считать несколько богаделен и больниц чем-нибудь важным, знаменательным пособием для более чем 50 миллионов православного народа, когда притом в содержании этих больниц и богаделен участвуют частные лица, общества и правительство. Еще слабее пособия от монастырей для народного образования.
Из цифр и соображений, приведенных в предыдущих отделах нашей книги, можно достаточно убедиться, что наши монастыри, за весьма немногими исключениями, богаты более, нежели сколько нужно для безбедного и вполне приличного содержания их. У большей же части их, за покрытием необходимых расходов, остаются более или менее значительные остатки, из которых составились более или менее значительные капиталы и кроме того еще и другие, более громадные, капиталы в разных предметах.
Радоваться такому богатству и такому обогащению мы не находим достаточных поводов. Драгоценные вещи, которых нет возможности употреблять ни при богослужении, ни на что-либо другое действительно необходимое и полезное для людей, не пробуждают в благочестивых людях особенно благоговейного настроения. Не место здесь разбирать, в какой степени угодны Богу приношения таких вещей. Даже позволительно думать, не ошибаются ли и те, которые надеются богатейшими украшениями в храмах угодить Богу. Не Он ли устами пророка Исаии говорил евреям: «к чему мне множество жертв ваших? Я пресыщен всесожжениями овнов и туков откормленного скота: и крови тельцов, и агицев, и козлов не хочу... Не носите больше даров тщетных; курение отвратительно для меня, новомесячий и суббот и праздничных собраний не могу терпеть... Новомесячие ваши и праздники ваши ненавидит душа моя; они бремя для меня, мне тяжело нести их». И затем продолжает: «омойтесь, очиститесь, удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову» (гл. I, ст. 11-16). Вот чего требовал пророк Исаия именем Бога!
Что же касается, в частности, монастырей, то богатства, накопляемые в них, могут справедливо считаться не только бесполезными, но и положительно вредными для них, в религиозном и нравственном отношениях. Если монашествующие строго исполняют данные ими обеты бедности и нелюбостяжательности, то к чему им запасные капиталы? Если же они станут пользоваться такими богатствами только для самих себя, то этим нарушат данные ими обеты. Кроме того, при богатстве монастырей в них будут поступать не те набожные люди, которые умерщвлением плоти, молитвою и лишениями разного рода желали бы достигнуть царствия небесного, но более те, которые пожелают, без особого труда, иметь удобную квартиру, хороший стол и вообще вести жизнь обеспеченную, беззаботную, не требующую напряжения ни физических, ни умственных, ни нравственных сил.
Что касается вспомоществования бедным и нуждающимся, то, по нашему мнению, предоставлять монастырям расходовать избытки своих доходов на этот предмет не следовало бы. Понятие о вспоможении нищенствующей братии ныне много изменилось против прежнего. Ныне основательно пришли к убеждению, что, конечно, следует накормить голодного, дать приют бесприютному, защитить бедняка от холода и пр. т. п.: но в этом случае надобно ограничиваться только единовременными пособиями для удовлетворения настоятельных, неотлагаемых нужд. Главная же забота государства и церкви должна здесь состоять в том, чтобы доставить нуждающимся возможность самим добывать своими собственными трудами средства к содержанию. Раздача ежедневных пособий, в виде ли пищи или денег, производимая всякому, кто явится в звании нищего, может, конечно, делать честь доброму сердцу дающего, но зато в действительности увеличивает число тунеядцев, которые часто, даже при цветущем здоровье, владея хорошими физическими силами, обращают нищенство в ремесло, составляют даже нечто вроде цехов, прогоняют настоящих, беспомощных, бессильных бедняков из своей среды, или из тех мест, где им есть возможность получить милостынное подаяние. Постоянное пособие должно давать только тем, кто по старости, по физическим каким-либо недостаткам, по болезненному состоянию не может сам добывать себе насущный хлеб. Но большинство наших благотворителей, в том числе и монастыри, как-то плохо усваивают себе этот взгляд на нищенство.
Ростиславов, Димитрий Иванович - профессор и Инспектор С.-Петербургской Духовной Академии, писатель; родился в 1809 году, умер 18-го февраля 1877 г.; происходил из духовного звания, был сыном священника, родом из Рязанской губернии села Палищ, Касимовского уезда. Образование получил в Касимовском и Рязанском Духовных Училищах и в Рязанской Семинарии, а высшее - в С.-Петербургской Духовной Академии.
И еще, в настоящее время в РПЦ начитывается монастырей в 2006 году 713, в 2008 - 804. Их доходы и имущество есть тайна за семью печатями.
Но издать книгу, к сожалению не удалось. А жаль, потому что эта исследование, несомненно, актуально и для нашего времени. В этой работе анализируется доходы и расходы православной церкви, в частности монастырей в XIX веке. Коротко о выводах автора монографии: доходы монастырей огромны и сопоставимы с доходами некоторых европейских государств, а расходы на благотворительность ничтожны. Вот факты, взятые из монографии: в России насчитывалось около 500 монастырей (340 мужских и 145 женских). На них на всех приходилось 65 больниц с числом коек на 892 человек и 37 богаделен на 707 нуждающихся. При этом, 15 монастырских больниц и 8 богаделен состояли на иждивении частных лиц. Если учесть, что казна и монастыри принимали одинаковое участие в содержании этих учреждений, то на долю монастырей приходилось только 40 заведений, по одному на 12 монастырей, и 540 человек, чуть не по одному на каждый монастырь.
Цитаты из монографии:...
…восковые свечи в цельном их виде обыкновенно продаются в церквах вдвое дороже, чем они куплены самими церквами. На самом деле доход от них бывает гораздо более, нежели в 100%. Известно, что если позволить свечам гореть… то совсем сгорят только те из них, которые стоят 2-3 коп., а от пятикопеечных, десятикопеечных и т.д. всегда остаются более или менее значительной величины огарки. Из полтинных же и рублевых не сгорает и десятой части. Но там, где очень много зажигается свеч… их скоро тушат и заменяют новыми… Назначается послушник или монах у подсвечника… Гасить и снимать свечи… Остатки несгоревших или продаются торговцам, или обчищаются так, чтобы они казались негоревшими и продаются по уменьшенной цене… а в монастырях, где есть свои свечные заводы, переливаются в новые свечи.
.
Все же вообще монастыри, как мы уже видели, имеют громадные капиталы, может быть, до 20.000.000 руб., от которых получают процентов до миллиона рублей…
Но денежные запасные десятки миллионов рублей составляют только незначительную, может быть, даже только ничтожную часть тех богатств, которыми благочестивое русское общество снабдило наши монастыри. …есть монастыри, которые, по словам настоятелей их, похожи на небольшие городки… И все это, можно сказать, ничто в сравнении с теми богатствами и драгоценностями, которые заключаются во внутреннем убранстве и принадлежностях монастырских храмов. Припомним все, сказанное нами в предыдущем отделе о том серебре и золоте, о тех яхонтах, рубинах, бриллиантах, изумрудах, лалах, стразах, топазах, аквамаринах, алмазах, аметистах, сапфирах и прочих драгоценных камнях, о тех мелких, средних и крупных жемчужинах, которые употреблены на ризы для икон, на царские врата, на раки для святых угодников, на священные сосуды, на священные облачения, на лампады, кадила, паникадила, даже умывальники, лохани, утиральники и пр., и пр. На основании всего нашего исследования, мы имели полное право назвать богатство и драгоценности, употребленные на священные и церковные предметы в монастырях, неисчислимыми и неоценимыми.
После нашего резюме естественно рождается вопрос: чем же наше монашество выразило прежде и выражает в настоящее время свою благодарность русскому православному царству, русскому православному обществу, русскому православному простому народу за то, что они снабдили его такою поземельною собственностью, которая, по своему пространству, равняется территориям не только мелких государств и вольных городов, но даже великих герцогств, даже королевств; за то, что они и теперь продолжают делать ему такие приношения и пожертвования, из которых составляются суммы, превышающие доходы, опять, не только мелких европейских самостоятельных владений, но и так называемых средней величины государств, даже королевств; за то, что они доставили ему возможность составить денежные капиталы, которыми одними монашествующие могут поддерживать свое материальное существование, не будучи вынуждены жить в бедности и трудами рук своих, а если к капиталам присоединить еще доходы от так называемых угодий, то будут в состоянии вести такую материальную жизнь, которой очень обрадовалось бы многое множество людей, не дававших обета бедности и нелюбостяжания; за то, что и государство, и общество, и народ дали монашеству возможность собрать в стенах своих такие богатства в зданиях, храмах и пр., такие драгоценности в вещах, что их нет возможности исчислить и оценить; чем, повторяем, монашествующая братия выразила и выражает свою благодарность своим благодетелям, или потомкам их?
В ответ на этот длинный вопрос многие обыкновенно указывают на то, что монашествующие сохраняют, поддерживают и развивают тот высокий идеал христианской - религиозной жизни, к которому обязаны стремиться все христиане, что этот идеал без них оставался бы, так сказать, без попыток к осуществлению, без приложения, что они своею религиозностью, своими добродетелями, своими молитвами не дают заглохнуть тому святому семени, которое, как выразился покойный митрополит Филарет Дроздов в своей библейской истории, составляет стояние мира
Допустим даже, что сейчас изложенный отзыв о высоконравственном и религиозном значении монашества в русском царстве справедлив во всем его объеме. Но и в этом случае, по нашему мнению, никак не следует выводить того заключения, что монашествующие имеют право смотреть на приношения и пожертвования, которые делало и делает им православное общество, как на обязанность, как на долг его выразить свою благодарность за нравственные и религиозные подвиги, за молитвы их о мирянах и что монашествующие, принявши эти пожертвования и приношения, как должное, как возмездие за примеры своей подвижнической жизни, не обязаны, так сказать, отблагодаривать. В католичестве, действительно, даже ныне, золотом хотят покупать себе отпущение не только прошедших, но и будущих грехов, предоставляя духовенству молиться о их прощении. В нашей же православной церкви таких верований нет. Наше богословие и мировоззрение, на нем основанное, наш, кроме того, здравый, русский смысл не допускают, чтобы добрые христианские дела следовало и можно было награждать деньгами; мы верим и убеждены, что добродетель не может и не должна оплачиваться деньгами, что истинный христианин находит себе награду в той мысли, что он исполнил свой долг.
Начинаем здесь с благотворительности, которую оказывают монастыри увечным, престарелым, больным и по части народного образования, начинаем с этих предметов, потому что о них говорят отчеты Об. Пр. Св. Синода. Из таблицы под № 7, приложенной к отчету за 1873 г., видно, что при монастырях было 65 больниц на 892 и 37 богаделен на 707 человек, всего 102 благотворительных заведений и 1599 призреваемых, числа очень малые почти для 500 монастырей, без архиерейских домов; ведь средним числом приходится по одному учреждению почти на два монастыря и с небольшим по три призреваемых на каждый монастырь. Но по тому же отчету, 15 больниц и 8 богаделен монастырских состоят на иждивении частных лиц. За тем остающиеся 50 больниц и 29 богаделен состоят на казенном и монастырском содержании и дают приют 1.079 человек.
На если положить, что казна и монастыри принимают одинаковое участие, то на долю монастырей придется только 40 заведений, по одному на 12 монастырей, и 540 человек, чуть не по одному на каждый монастырь;
Относительно благотворительности мужских монастырей, при всем своем старании, мы не могли достать никаких сведений (кроме вышеуказанных официальных), которые бы доказывали участие их в пожертвованиях на больницы и богадельни. С сожалением встретили мы, конечно, единичный, но очень прискорбный факт. В № 31 Церк. Общ. Вест. 1875 г. напечатано, что 28 февраля к одному из местных жителей Старой Ладоги пришел бедный и больной странник в одежде монастырского послушника, прося отдыха и ночлега, в чем ему не было отказано. За ночь ему стало еще хуже и он упросил хозяина отвезти его в мужской Николаевский монастырь для приобщения Св. Таин. Но когда хозяин и больной прибыли в монастырь, то сначала кучер Емельян стал их гнать, крича: «это не наш монах, монастырь не принимает всяких больных». А потом и отец казначей не был ласковее Емельяна: «это не из наших, сказал он, нам не надо больных; везите его туда, откуда взяли». Не смотря на просьбы и чуть слышные мольбы умирающего о причастии, он со своим проводником должен был уехать из монастыря. Обитель отстоит от квартиры местного жителя на 3/4 версты. Хозяин, видя близкую смерть больного, побежал к десятскому, но больной, не доехав с кучером до квартиры, умер без приобщения Св. Таин. Кстати сказать, монастырь Николаевский имеет 8.980 руб. ежегодного дохода и 25.064 руб. капитала в банковых бумагах; в нем в 1874 г. было всей братии 20 человек и, кроме того, проживали священник и 15 человек для богомолья, как выражается настоятель в ведомости епархиальному начальству о состоянии монастыря в 1874 г.
Впрочем, вот более знаменательное известие, заимствованное из того же отчета. Костромской Богоявленский женский монастырь устроил две лечебницы в своих домах, одну в самой Костроме, а другую в 12-ти верстах от нее. «В каждом здании устроены на монастырские средства больничная палата на шесть кроватей, приемный покой для больных, приходящих за врачебными пособиями, аптека для безмездного отпуска лекарств, необходимая лаборатория для обучения сестер приготовлению оных и потребные помещения для сестер, служащих больным... Восемь монастырских сестер и несколько мирских лиц женского пола успешно обучаются в лечебницах правильному уходу за больными, под непосредственным наблюдением врачей. Духовно-нравственным приготовлением сестер к полезному прохождению их служения заведует настоятельница монастыря (игуменья Мария) со старшими сестрами. Со времени открытия больниц, в течение первых осьми месяцев их существования, в них безмездно пользовались пособием 2940 больных». Вот это настоящая благотворительность! Как бы хорошо было, если бы нашлось поболее монастырей, или лучше настоятельниц их, которые подражали бы достойной всякого уважения матери игуменьи Марии!
В рязанском женском монастыре есть также училище для девочек, из которых одни живут в самом монастыре, а другие приходят в классы из домов. Но тут монастырь получает по нескольку тысяч рублей от рязанского общественного Сергия Живого банка, а за содержание девочек, живущих в монастырских зданиях, берет порядочную сумму, кажется, 80 руб. с каждой. Впрочем все-таки это несравненно лучше, нежели ничего не делать, как замечается за другими, особенно мужскими, монастырями.
При всем этом полагаем, что монастыри далеко еще не отплатили православному обществу одинаковою, как говорится, монетою, едва ли заплатили хоть один процент; что их благотворительность относительно не монашествующих далеко не соответствует тем суммам ежегодного дохода, которые ныне ими получаются, тем огромным капиталам, которые они имеют от приношений мирского общества, тем сотням и даже, может быть, тысячам миллионов, которые доставлены тем же обществом, в прежние и недавние времена и на которые устроены все монастырские здания и приобретены священные и церковные вещи, цены, как выше сказано, неисчислимой. Про монастыри еще нельзя сказать: долг платежом красен.
В подтверждение своих слов, прежде всего, скажем, что миряне, в буквальном смысле, почти ничем не пользуются от благотворительности монастырей. Разве, в самом деле, можно считать несколько богаделен и больниц чем-нибудь важным, знаменательным пособием для более чем 50 миллионов православного народа, когда притом в содержании этих больниц и богаделен участвуют частные лица, общества и правительство. Еще слабее пособия от монастырей для народного образования.
Из цифр и соображений, приведенных в предыдущих отделах нашей книги, можно достаточно убедиться, что наши монастыри, за весьма немногими исключениями, богаты более, нежели сколько нужно для безбедного и вполне приличного содержания их. У большей же части их, за покрытием необходимых расходов, остаются более или менее значительные остатки, из которых составились более или менее значительные капиталы и кроме того еще и другие, более громадные, капиталы в разных предметах.
Радоваться такому богатству и такому обогащению мы не находим достаточных поводов. Драгоценные вещи, которых нет возможности употреблять ни при богослужении, ни на что-либо другое действительно необходимое и полезное для людей, не пробуждают в благочестивых людях особенно благоговейного настроения. Не место здесь разбирать, в какой степени угодны Богу приношения таких вещей. Даже позволительно думать, не ошибаются ли и те, которые надеются богатейшими украшениями в храмах угодить Богу. Не Он ли устами пророка Исаии говорил евреям: «к чему мне множество жертв ваших? Я пресыщен всесожжениями овнов и туков откормленного скота: и крови тельцов, и агицев, и козлов не хочу... Не носите больше даров тщетных; курение отвратительно для меня, новомесячий и суббот и праздничных собраний не могу терпеть... Новомесячие ваши и праздники ваши ненавидит душа моя; они бремя для меня, мне тяжело нести их». И затем продолжает: «омойтесь, очиститесь, удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову» (гл. I, ст. 11-16). Вот чего требовал пророк Исаия именем Бога!
Что же касается, в частности, монастырей, то богатства, накопляемые в них, могут справедливо считаться не только бесполезными, но и положительно вредными для них, в религиозном и нравственном отношениях. Если монашествующие строго исполняют данные ими обеты бедности и нелюбостяжательности, то к чему им запасные капиталы? Если же они станут пользоваться такими богатствами только для самих себя, то этим нарушат данные ими обеты. Кроме того, при богатстве монастырей в них будут поступать не те набожные люди, которые умерщвлением плоти, молитвою и лишениями разного рода желали бы достигнуть царствия небесного, но более те, которые пожелают, без особого труда, иметь удобную квартиру, хороший стол и вообще вести жизнь обеспеченную, беззаботную, не требующую напряжения ни физических, ни умственных, ни нравственных сил.
Что касается вспомоществования бедным и нуждающимся, то, по нашему мнению, предоставлять монастырям расходовать избытки своих доходов на этот предмет не следовало бы. Понятие о вспоможении нищенствующей братии ныне много изменилось против прежнего. Ныне основательно пришли к убеждению, что, конечно, следует накормить голодного, дать приют бесприютному, защитить бедняка от холода и пр. т. п.: но в этом случае надобно ограничиваться только единовременными пособиями для удовлетворения настоятельных, неотлагаемых нужд. Главная же забота государства и церкви должна здесь состоять в том, чтобы доставить нуждающимся возможность самим добывать своими собственными трудами средства к содержанию. Раздача ежедневных пособий, в виде ли пищи или денег, производимая всякому, кто явится в звании нищего, может, конечно, делать честь доброму сердцу дающего, но зато в действительности увеличивает число тунеядцев, которые часто, даже при цветущем здоровье, владея хорошими физическими силами, обращают нищенство в ремесло, составляют даже нечто вроде цехов, прогоняют настоящих, беспомощных, бессильных бедняков из своей среды, или из тех мест, где им есть возможность получить милостынное подаяние. Постоянное пособие должно давать только тем, кто по старости, по физическим каким-либо недостаткам, по болезненному состоянию не может сам добывать себе насущный хлеб. Но большинство наших благотворителей, в том числе и монастыри, как-то плохо усваивают себе этот взгляд на нищенство.
Ростиславов, Димитрий Иванович - профессор и Инспектор С.-Петербургской Духовной Академии, писатель; родился в 1809 году, умер 18-го февраля 1877 г.; происходил из духовного звания, был сыном священника, родом из Рязанской губернии села Палищ, Касимовского уезда. Образование получил в Касимовском и Рязанском Духовных Училищах и в Рязанской Семинарии, а высшее - в С.-Петербургской Духовной Академии.
И еще, в настоящее время в РПЦ начитывается монастырей в 2006 году 713, в 2008 - 804. Их доходы и имущество есть тайна за семью печатями.