В МИНУВШИЕ выходные мне приспичило поехать в Сеульск, чтобы прикупить словарей, научной, учебной и прочей литературы - в нашем Тэчжоне выбор книг не ахти какой. Что ни говори - провинция!
Узнав о моем намерении прикупить книги, к себе зазвал мой младший брат (동생), издатель детских книг, пообещав свозить на оптовый книжный рынок. Раскатав губу, я рванул в Сеул, Мапхо-гу, и попался на извечную корейскую удочку - тотчас же был препровожден в дом с прелестным двориком, где устроен традиционный ресторан, меню которого состоит из одного-единственного блюда - чхуотханъ 추어탕, похлебки из вьюнов амурских речных обыкновенных (미꾸라지 Misgurnus mizolepis Amur. vulgaris). Нечего и говорить, мои планы на успешное приобретение книг и возвращение домой в тот же день стали рушиться на глазах.
После ресторана брат потащил меня в свое издательство, где напоил превосходным зеленым чаем. Чайная церемония, длившаяся часы, чайные причиндалы - чашечки, баклажки, подставки, сосуд, откуда добывался чай, веничек... - все напоминало о Японии (не хватало только чайного домика с дверью метр на метр).
Вообще надо сказать, что у моего брата, несмотря на его сравнительную молодость, глубокая и искренняя привязанность к Японии (как у многих корейцев, впрочем). Привязанность эта, возможно, перешла к нему от его литературного босса. Тот учился в Васеда и обожал японскую литературу, которую ставил выше японской, в его офисе всегда грудой лежали книжки и журналы на японском языке. А в последние годы брат, помимо бега на длинные дистанции, занялся комдо 검도 (япон. кэндо), фехтованием на мечах. На видном месте в его офисе я увидел мечи, снаряжение фехтовальщика, специальные сумки... Не удержавшись, брат продемонстрировал мне некоторые приемы и с иронией прокомментировал разницу между корейским и японским видами боя. Японцы, он сказал, прежде чем начать бой, делают так-то и так-то, но, главное, прежде чем начать бой, приседают вот так на корточки и лишь потом начинают бой. Мы же, он сказал, приветствуем соперника взмахами меча и далее, не приседая на корточки, сразу бросаемся на него: "Ааааа!".
По окончании чайной церемонии я уговорил брата отвезти меня на Тондэмун, где знавал когда-то превосходные книжные развалы и где я, созвонившись во время церемонии, договорился встретиться с Банзаем (만세), большим любителем книг, прекрасным собеседником и знатоком Сеула, его окрестностей и обитателей.
Часы, проведенные с Банзаем среди развалов, пролетели незаметно. Я позвонил брату, а Банзай созвонился с друзьями, Ибаном (이반) и Осей (요제프), и мы решили встретиться все на Тэханно, недалеко от того места, где я когда-то жил и работал на благо корееведения. Банзай знал там один ресторанчик, где подавали безумно дешевый самгёпсаль 삼겹살, а его, в свою очередь, знали хозяева ресторана.
Народу было не протолкнуться, но услужливые хозяева, увидев Банзая, согнали с насиженного места каких-то парней, пересадили в другое место, пообещав бесплатное пиво, и усадили нас на их место. К девяти вечера мы успели выпить только пять бутылок сочжу 소주 и всего пару пива, поэтому мне было настоятельно рекомендовано разорвать свой билет в Тэчжон и оставаться в Сеуле. Что я и сделал.
В час ночи Ибан посадил нас в свою машину и в целостности и невредимости привез в другой конец Сеула, где выяснилось, что заведение, куда он нас привез, уже закрывалось. Мы немедля нашли рядом другое.
Ночевали у Банзая, который все еще живет бобылем. Меня и Осю бросили на двухэтажную детскую кровать. По понятным соображениям, я, как принадлежащий к более высокой весовой категории, но, скорее всего, думаю, по причине неподъемности, был уложен на нижний этаж. Ося забрался на второй, туда, где у сына Банзая обычно валяются книжки, игрушки и ненужное родителям барахло.
В середине следующего дня я проснулся от запаха крепко заваренной японской лапши - Банзай готовил похмельное. К лапше был предложен французский коньяк.
Окончательно придя в себя, я продолжил поиски книг. На этот раз компанию мне составили Марго и Инна. Я уже писал об обходительности и красоте питерских студенток. Подозреваю, что после вчерашних похождений у меня был безумный вид и неадекватное поведение, но студентки и виду не подавали и беспрекословно следовали за мной.
Обедать решили в русском ресторане.
Следуя традиции, обошли все рестораны, чтобы остановить свой выбор на лучшем. К счастью, все русские рестораны сгрудились в одном месте.
Лучше всего нас зазывали в «Краю родном». Хозяин, ворошивший в мангале шашлыки, весело кричал: «А вот лагман, плов, котлеты, чебуреки!», но студентки, заглянув внутрь, стали дружно воротить нос.
Следующие два заведения, принадлежавшие одной хозяйке, как утверждала молва, были лучшими в своем классе, но класс этот, боюсь, был классом шоферских столовок. Одно из заведений располагалось на втором этаже. При входе в здание услышали разносившуюся на всю округу нецензурную брань и отчаянные крики - кто-то кого-то бил. Крики доносились из туалета на первом этаже. Прошмыгнув мимо туалета, мы поднялись по узкой, грязной лестнице на второй этаж. Не заходя внутрь, остановились в проеме двери - на нас уставились десятки настороженных глаз. В плохо освещенной столовке молча сидели небритые мужики среднего возраста, хлебали ложками не то борщ, не то щи. Студентки развернулись на сто восемьдесят градусов и стремглав бросились наутек.
Четвертым заведением оказалось «Рандеву». Оно было совершенно пустынным, зато просторным и довольно чистым, и мы решили прекратить поиски и бросить кости здесь.
Как оказалось, решение было совершенно неверным. Нас обслуживал ненавидевший нас всеми фибрами своей души молодой парень из местных, да и еда была отвратительная. В отместку за плохое обслуживание выпивку решили не заказывать.
Возвращался домой на своем «фирменном» поезде, «Розе Шарона» (무궁화). Сидячие места были только от Чхонана. До него купил посадочный. Сев в поезд, я поступил так, как на моем месте поступил бы любой нормальный человек: потопал в ресторан и просидел там до Чхонана, потом перебрался на свое законное место и заснул. Проснулся, когда поезд подъезжал к Тэчжону.
Интернет, я знал, не работал, поэтому спокойно направил стопы домой, где выпил стаканчик вина и предался сладостному сну.
Если попаду в русский район (такое может случиться 7 мая), пойду в «Край родной». Чебуреков захотелось.