IN MEMORIA: КАРТИНКИ ИЗ ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ
ВЧЕРА начал было писать об Олеге, но подумал: нужно оно кому? Сегодня проснулся с ясной головой, решил дописать и заодно написать, простыми словами помянуть ещё троих, кого не стало в эти дни.
С Банзаем (hamsanimом) я стал дружен заочно, ещё до приезда в Корею (мы с ним были модераторами на одном востоковедном форуме). В Корее стали дружны очно. Должен сказать, в Корее я встретил много людей (имею в виду "русских", из России), к которым сразу начал испытывать приязнь. Все люди хороши, но те, кого встретил вдали от дома, на чужбине, были хороши особенно, притом поголовно - все вежливы, воспитаны, интеллигентны, умны и красивы. Эти качества были разбросаны по моим знакомцам в разных количествах: кто-то был красивее, кто-то толще... В Олеге, думаю, было больше, чем в ком-либо другом, доброты. Не припомнить такого, чтобы он рассердился на кого-нибудь или на что-нибудь, сказал кому-нибудь или о ком-нибудь что-то неприятное. Я писал когда-то о нём: " Из наших он едва ли не единственный, в обществе которого чувствуешь себя ненатужно, просто...". Как нелепо устроена жизнь, что её прежде покидают самые умные, самые добрые! К кому теперь ехать в Сеул? Кто поведёт в самый дешёвый и самый вкусный мясной ресторан Кореи? Кто утешит добрым словом?
В записи, откуда взята цитата, есть ссылки на записи, в которых рассказывается об Олеге.
Олег - четвёртый из числа тех, к кому я был неравнодушен и кого не стало в последние несколько дней. До него в Питере один за другим из жизни ушли Л.В. Зенина, С.Е. Яхонтов, А.Х. Гирфанова. Но как странно! Не стало четырёх. Слово "четыре" (записывается иероглифом 四) в странах с иероглифической культурой считается несчастливым. Так считается потому, что его чтение созвучно чтению иероглифа со значением "смерть" - 死...
Первые двое, Зенина и Яхонтов, прожили долгую жизнь (Л.В. было девяносто семь, С.Е. прожил на шесть лет меньше). Альбина умерла неделю назад, в день своего рождения. Её жизненный путь составил дальневосточный шестидесятилетний цикл плюс один год. Отыскал запись, в которой упоминаются и Альбина, и Зенина...
Л.В. читала нам географию и историю Кореи (вообще-то она была японистка). Сколько ей было тогда? Под пятьдесят? Она казалась старухой, и мы прозвали её "бабка Зенина". Так прозвали ещё потому, что у неё были острый ум и не менее острый язык. Есть на Руси такие бабки. Бабка, она и была бабка. Проницательная бабка, моментально узрев мою дремучую невежественность, тут же обозвала меня сибиряком. Какие востоковеды острословы! Я не встречал ни одного скучного востоковеда...
Она была первым нашим учителем, пригласившим нас в свой дом. Помню, мы должны были сдавать зачёт, а Л.В. приболела. Она велела нам взять у Милы (Мила - легендарная секретарша Востфака, дай ей Бог крепкого здоровья) ведомость и прийти к ней домой. Мы пришли на 1-ю линию, поднялись, кажется, на второй этаж, позвонили, дверь открылась, и нашему взору открылась картина, достойная кисти Утамаро - в проёме двери, словно в рамке, раскинув руки, приглашая войти, стояла наша сэнсэй в японском юката! Наши чувства было невозможно описать. Желание изучить Корею, Японию возросло во много крат. Примерно такие же, близкие к оргастическим, чувства я, помню, испытал на четвёртом, что ли, курсе, когда А.Г. Васильев впервые обратился ко мне по имени: "Теперь почитайте вы, Виктор". До этого он обращался к нам только по фамилиям. Не знаю, испытывают ли подобные чувства нынешние студенты. Но как удивительно, что такие вещи вспоминаются через столько лет!
Да, зачёты Л.В. мы сдавали на ура, экзамены на пятёрки.
Л.В. была насмешлива, проста, близка нам, С.Е. был из другой категории учителей. Он китайскому нас не обучал и чаем не поил, но... знаете ли, у всех бывают причуды. Кстати, думаю, именно поэтому - потому что он в буфетах маленький двойной не пил и чаем дома не угощал - его на факультете и в мире боготворили ещё пуще. Он был --- живой классик.
Мы с tamar2006 консультировались у него, когда изучали историю корейского языка и переводили один среднекорейский письменный памятник. Памятник был напечатан в XVII в. Ему предшествовали более ранние издания, а оригинал, написанный исключительно на китайском, относился к XII в., к периоду Корё. Нам было важно знать, как звучал китайский язык и, соответственно, как читались имевшиеся в китайском тексте и записанные иероглифами корейские слова в XII-XVII вв., не претерпели ли изменения смыслы на протяжении четырёх или пяти столетий и всё такое. Разумеется, мы через день ходили в ИВАН читать Карлгрена, но Яхонтов был под рукой...
Помню, как он консультировал нас в институте по части китаизмов в тунгусо-маньчжурских языках и и китайских этимологий некоторых т.-ма. лексем. В основном, мы рассматривали этимологии, уже предложенные предшественниками - маньчжуристами, тунгусоведами, китаистами. Собственных этимологий у нас, понятно, было немного. Многие, уже устоявшиеся в науке, С.Е. отвергал напрочь. Он говорил: "Это народная этимология, а это, на самом деле, так-то и так-то". Хорошо известно, что не-специалистам - профанам, дилетантам - легче всего этимологизировать. Хороший пример такого подхода к этимологизированию - покойный Н.Д. Андреев. Когда он писал "Раннеиндоевропейский язык", он устроил для подтверждения своей бореальной теории нечто вроде семинара, на котором мы, специалисты, изучавшие попавшие в поле его зрения языки, обсуждали предлагаемые им этимологии. Я смотрел корейские и поражался тому, какие фантастические этимологии предлагал маститый индоевропеист, казалось бы, съевший в языкознании собаку (он выбирал нужные ему созвучные реконструируемым им праформам лексемы по снабжённому кириллической транскрипцией "Корейско-русскому словарю" А.А. Холодовича). С.Е. предложил В.И. Цинциус (она руководила составлением Сравнительного словаря т.-ма. языков) шуточное пари (вернее, он не предлагал его, но, по сути дела, это было пари). Он сказал: "Я согласен дать вам китайские этимологии. Одна из них будет невероятной чушью, но никто не догадается, что это чушь". И вот теперь сидит в Сравнительном словаре выдумка С.Е., и мало кто знает, что это шутка, сыгранная одним выдающимся лингвистом над другим, тоже выдающимся...
Особую приязнь к С.Е. я почувствовал, когда прочитал его блестящую статью, в которой он реконструировал названия, которыми китайцы в древние времена - до эпохи Тан и во время оной - наградили моих предков. В частности, он показал, что иероглифы, которые сейчас читаются сяцзясы, а в древности якобы читались хягасы (из этого слова растут ноги созданного в новейшее время и звучащего неестественно, искусственно "этнонима" хакас), на самом деле, читались --- кыркыс (нынче это слово записывается иероглифами, которые читаются цзилисы). Его математически верно выстроенные - дважды два четыре - формулы, доказывающие истинность невероятной, кажущейся невозможной трансформации хягасы~сяцзясы в кыркыс, цзилисы (не могу допустить мысли, что это была ещё одна его шутка), словно взяты из неоднократно цитировавшейся мною "Автобиографии" Б. Нушича:
Подойдет учитель к доске и напишет слово «черное», а потом начинает выписывать какую-то математическую формулу, сопровождая ее непонятными объяснениями: «Старославянское «он» перед глухим «юс» 3) превращается в новославянское…» - и так далее; или: «юс» превращается в «цис», «цис» превращается в «бис» - и так далее… и, в конце концов, «черное» превращается в «белое».
Я помню, как однажды, заканчивая лекцию по истории Сербии, учитель сказал:
- В битве при Вельбудже в 1330 году, во время которой погиб болгарский царь Михаил, особенно отличился молодой сербский король Душан. Город Вельбудж, возле которого происходила эта битва, в настоящее время называется Джустендил. История не может объяснить, каким образом слово «Вельбудж» превратилось в «Джустендил», но грамматика может сделать и это.
Преподаватели грамматики в этом отношении зашли уже так далеко, что гораздо раньше Воронова научились превращать петуха в курицу и обратно, так что нет ничего удивительного в том, что я, как и многие мои товарищи, возвращался от доски с твердой уверенностью, что получил «хорошо», но «юс» переходил в «он», «он» - в «еры», «еры» - в «ерь», и к концу четверти «хорошо» превращалось в «плохо».
И, впрямь, х переходит в к, я - в ы, юс - в цис, цис - в бис... Кто теперь будет направлять историков на путь истинный?
Альбина... О ней память сохранила особенно много воспоминаний (мы работали в одном секторе). Вот некоторые.
Она была красива, высока (эти два качества служили ей дурную службу, мало кто осмеливался посягнуть на высоченную красотку), умна, обладала дьявольским чутьём и порой демонстрировала парадоксальное поведение. Например, могла запросто усесться на подлокотник кресла, в котором сидел какой-нибудь престарелый доктор наук, классик советского языкознания, и это сходило ей с рук! Или вот ещё. Всякий раз, когда я собирался домой и спускался во двор к машине, перед ней уже стояла Альбина! Я мог говорить ей всё что угодно, мог, например, соврать, что еду в Весёлый посёлок или на Стачек - коллега не слушала меня и лезла в машину (и как только она помещалась в ней!). Верный данному женщине слову, я ехал в Весёлый посёлок или на Стачек. Там добровольная попутчица, уехавшая к чёрту на кулички, пересаживалась на метро и ехала к себе на Гражданку. Питерские, ленинградцы знают, о каких направлениях и расстояниях идёт речь...
Как-то раз я, довезя её таким макаром до проспекта Большевиков, пошёл проводить до метро. Мы шли мимо ларьков, как вдруг навстречу, откуда ни возьмись, Драг-аятм! Деваться было некуда, я продолжил отважно идти вперёд. Альбина же стала метаться. Бросилась направо, налево... Куда ты! Тебя ж видно за километр! Естественно, такое поведение институтской красавицы вызвало жутчайшие подозрения спутницы жизни, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить её в том, что они, подозрения, не имеют под собой, ну, ровным счётом никакого основания.
Разумеется, наши отношения не ограничивались подвозом на машине. Мы вместе сидели на заседаниях, конференциях, вместе бегали на факультет... Как-то раз я, поддавшись минутной слабости, написал в соавторстве с ней статью - на её плановую тему...
Альбина была в курсе всех дел - университетских, академических, житейских, научных... Первой сообщала о смерти общих знакомых, знакомых знакомых, их родственников: "Умер такой-то", "Умерла мама такой-то с индологии". Не получив от неё сообщений о кончине Л.В. Зениной и С.Е. Яхонтова, я подивился необязательности коллеги и решил указать на этот факт в своём поздравительном письме. А оно вишь что было...
Более пристойно, думаю, жизненные и научные пути покойных опишут другие, а я могу лишь ещё раз сказать вослед им: "Пусть земля вам будет пухом".
С Банзаем (hamsanimом) я стал дружен заочно, ещё до приезда в Корею (мы с ним были модераторами на одном востоковедном форуме). В Корее стали дружны очно. Должен сказать, в Корее я встретил много людей (имею в виду "русских", из России), к которым сразу начал испытывать приязнь. Все люди хороши, но те, кого встретил вдали от дома, на чужбине, были хороши особенно, притом поголовно - все вежливы, воспитаны, интеллигентны, умны и красивы. Эти качества были разбросаны по моим знакомцам в разных количествах: кто-то был красивее, кто-то толще... В Олеге, думаю, было больше, чем в ком-либо другом, доброты. Не припомнить такого, чтобы он рассердился на кого-нибудь или на что-нибудь, сказал кому-нибудь или о ком-нибудь что-то неприятное. Я писал когда-то о нём: " Из наших он едва ли не единственный, в обществе которого чувствуешь себя ненатужно, просто...". Как нелепо устроена жизнь, что её прежде покидают самые умные, самые добрые! К кому теперь ехать в Сеул? Кто поведёт в самый дешёвый и самый вкусный мясной ресторан Кореи? Кто утешит добрым словом?
В записи, откуда взята цитата, есть ссылки на записи, в которых рассказывается об Олеге.
Олег - четвёртый из числа тех, к кому я был неравнодушен и кого не стало в последние несколько дней. До него в Питере один за другим из жизни ушли Л.В. Зенина, С.Е. Яхонтов, А.Х. Гирфанова. Но как странно! Не стало четырёх. Слово "четыре" (записывается иероглифом 四) в странах с иероглифической культурой считается несчастливым. Так считается потому, что его чтение созвучно чтению иероглифа со значением "смерть" - 死...
Первые двое, Зенина и Яхонтов, прожили долгую жизнь (Л.В. было девяносто семь, С.Е. прожил на шесть лет меньше). Альбина умерла неделю назад, в день своего рождения. Её жизненный путь составил дальневосточный шестидесятилетний цикл плюс один год. Отыскал запись, в которой упоминаются и Альбина, и Зенина...
Л.В. читала нам географию и историю Кореи (вообще-то она была японистка). Сколько ей было тогда? Под пятьдесят? Она казалась старухой, и мы прозвали её "бабка Зенина". Так прозвали ещё потому, что у неё были острый ум и не менее острый язык. Есть на Руси такие бабки. Бабка, она и была бабка. Проницательная бабка, моментально узрев мою дремучую невежественность, тут же обозвала меня сибиряком. Какие востоковеды острословы! Я не встречал ни одного скучного востоковеда...
Она была первым нашим учителем, пригласившим нас в свой дом. Помню, мы должны были сдавать зачёт, а Л.В. приболела. Она велела нам взять у Милы (Мила - легендарная секретарша Востфака, дай ей Бог крепкого здоровья) ведомость и прийти к ней домой. Мы пришли на 1-ю линию, поднялись, кажется, на второй этаж, позвонили, дверь открылась, и нашему взору открылась картина, достойная кисти Утамаро - в проёме двери, словно в рамке, раскинув руки, приглашая войти, стояла наша сэнсэй в японском юката! Наши чувства было невозможно описать. Желание изучить Корею, Японию возросло во много крат. Примерно такие же, близкие к оргастическим, чувства я, помню, испытал на четвёртом, что ли, курсе, когда А.Г. Васильев впервые обратился ко мне по имени: "Теперь почитайте вы, Виктор". До этого он обращался к нам только по фамилиям. Не знаю, испытывают ли подобные чувства нынешние студенты. Но как удивительно, что такие вещи вспоминаются через столько лет!
Да, зачёты Л.В. мы сдавали на ура, экзамены на пятёрки.
Л.В. была насмешлива, проста, близка нам, С.Е. был из другой категории учителей. Он китайскому нас не обучал и чаем не поил, но... знаете ли, у всех бывают причуды. Кстати, думаю, именно поэтому - потому что он в буфетах маленький двойной не пил и чаем дома не угощал - его на факультете и в мире боготворили ещё пуще. Он был --- живой классик.
Мы с tamar2006 консультировались у него, когда изучали историю корейского языка и переводили один среднекорейский письменный памятник. Памятник был напечатан в XVII в. Ему предшествовали более ранние издания, а оригинал, написанный исключительно на китайском, относился к XII в., к периоду Корё. Нам было важно знать, как звучал китайский язык и, соответственно, как читались имевшиеся в китайском тексте и записанные иероглифами корейские слова в XII-XVII вв., не претерпели ли изменения смыслы на протяжении четырёх или пяти столетий и всё такое. Разумеется, мы через день ходили в ИВАН читать Карлгрена, но Яхонтов был под рукой...
Помню, как он консультировал нас в институте по части китаизмов в тунгусо-маньчжурских языках и и китайских этимологий некоторых т.-ма. лексем. В основном, мы рассматривали этимологии, уже предложенные предшественниками - маньчжуристами, тунгусоведами, китаистами. Собственных этимологий у нас, понятно, было немного. Многие, уже устоявшиеся в науке, С.Е. отвергал напрочь. Он говорил: "Это народная этимология, а это, на самом деле, так-то и так-то". Хорошо известно, что не-специалистам - профанам, дилетантам - легче всего этимологизировать. Хороший пример такого подхода к этимологизированию - покойный Н.Д. Андреев. Когда он писал "Раннеиндоевропейский язык", он устроил для подтверждения своей бореальной теории нечто вроде семинара, на котором мы, специалисты, изучавшие попавшие в поле его зрения языки, обсуждали предлагаемые им этимологии. Я смотрел корейские и поражался тому, какие фантастические этимологии предлагал маститый индоевропеист, казалось бы, съевший в языкознании собаку (он выбирал нужные ему созвучные реконструируемым им праформам лексемы по снабжённому кириллической транскрипцией "Корейско-русскому словарю" А.А. Холодовича). С.Е. предложил В.И. Цинциус (она руководила составлением Сравнительного словаря т.-ма. языков) шуточное пари (вернее, он не предлагал его, но, по сути дела, это было пари). Он сказал: "Я согласен дать вам китайские этимологии. Одна из них будет невероятной чушью, но никто не догадается, что это чушь". И вот теперь сидит в Сравнительном словаре выдумка С.Е., и мало кто знает, что это шутка, сыгранная одним выдающимся лингвистом над другим, тоже выдающимся...
Особую приязнь к С.Е. я почувствовал, когда прочитал его блестящую статью, в которой он реконструировал названия, которыми китайцы в древние времена - до эпохи Тан и во время оной - наградили моих предков. В частности, он показал, что иероглифы, которые сейчас читаются сяцзясы, а в древности якобы читались хягасы (из этого слова растут ноги созданного в новейшее время и звучащего неестественно, искусственно "этнонима" хакас), на самом деле, читались --- кыркыс (нынче это слово записывается иероглифами, которые читаются цзилисы). Его математически верно выстроенные - дважды два четыре - формулы, доказывающие истинность невероятной, кажущейся невозможной трансформации хягасы~сяцзясы в кыркыс, цзилисы (не могу допустить мысли, что это была ещё одна его шутка), словно взяты из неоднократно цитировавшейся мною "Автобиографии" Б. Нушича:
Подойдет учитель к доске и напишет слово «черное», а потом начинает выписывать какую-то математическую формулу, сопровождая ее непонятными объяснениями: «Старославянское «он» перед глухим «юс» 3) превращается в новославянское…» - и так далее; или: «юс» превращается в «цис», «цис» превращается в «бис» - и так далее… и, в конце концов, «черное» превращается в «белое».
Я помню, как однажды, заканчивая лекцию по истории Сербии, учитель сказал:
- В битве при Вельбудже в 1330 году, во время которой погиб болгарский царь Михаил, особенно отличился молодой сербский король Душан. Город Вельбудж, возле которого происходила эта битва, в настоящее время называется Джустендил. История не может объяснить, каким образом слово «Вельбудж» превратилось в «Джустендил», но грамматика может сделать и это.
Преподаватели грамматики в этом отношении зашли уже так далеко, что гораздо раньше Воронова научились превращать петуха в курицу и обратно, так что нет ничего удивительного в том, что я, как и многие мои товарищи, возвращался от доски с твердой уверенностью, что получил «хорошо», но «юс» переходил в «он», «он» - в «еры», «еры» - в «ерь», и к концу четверти «хорошо» превращалось в «плохо».
И, впрямь, х переходит в к, я - в ы, юс - в цис, цис - в бис... Кто теперь будет направлять историков на путь истинный?
Альбина... О ней память сохранила особенно много воспоминаний (мы работали в одном секторе). Вот некоторые.
Она была красива, высока (эти два качества служили ей дурную службу, мало кто осмеливался посягнуть на высоченную красотку), умна, обладала дьявольским чутьём и порой демонстрировала парадоксальное поведение. Например, могла запросто усесться на подлокотник кресла, в котором сидел какой-нибудь престарелый доктор наук, классик советского языкознания, и это сходило ей с рук! Или вот ещё. Всякий раз, когда я собирался домой и спускался во двор к машине, перед ней уже стояла Альбина! Я мог говорить ей всё что угодно, мог, например, соврать, что еду в Весёлый посёлок или на Стачек - коллега не слушала меня и лезла в машину (и как только она помещалась в ней!). Верный данному женщине слову, я ехал в Весёлый посёлок или на Стачек. Там добровольная попутчица, уехавшая к чёрту на кулички, пересаживалась на метро и ехала к себе на Гражданку. Питерские, ленинградцы знают, о каких направлениях и расстояниях идёт речь...
Как-то раз я, довезя её таким макаром до проспекта Большевиков, пошёл проводить до метро. Мы шли мимо ларьков, как вдруг навстречу, откуда ни возьмись, Драг-аятм! Деваться было некуда, я продолжил отважно идти вперёд. Альбина же стала метаться. Бросилась направо, налево... Куда ты! Тебя ж видно за километр! Естественно, такое поведение институтской красавицы вызвало жутчайшие подозрения спутницы жизни, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить её в том, что они, подозрения, не имеют под собой, ну, ровным счётом никакого основания.
Разумеется, наши отношения не ограничивались подвозом на машине. Мы вместе сидели на заседаниях, конференциях, вместе бегали на факультет... Как-то раз я, поддавшись минутной слабости, написал в соавторстве с ней статью - на её плановую тему...
Альбина была в курсе всех дел - университетских, академических, житейских, научных... Первой сообщала о смерти общих знакомых, знакомых знакомых, их родственников: "Умер такой-то", "Умерла мама такой-то с индологии". Не получив от неё сообщений о кончине Л.В. Зениной и С.Е. Яхонтова, я подивился необязательности коллеги и решил указать на этот факт в своём поздравительном письме. А оно вишь что было...
Более пристойно, думаю, жизненные и научные пути покойных опишут другие, а я могу лишь ещё раз сказать вослед им: "Пусть земля вам будет пухом".