РЫНОК. - СУНДЭ И НЕЛЕГАЛКИ
ДОМОЙ с пустыми руками не заявишься. Я вспомнмл, как в прежние годы я непременно в ночь перед вылетом отправлялся на Намдэмун (впервые в Южную Корею приехал четверть века тому назад, да так и повадился ездить в Сеул, пока меня не угораздило поехать в Тэчжон), как потом, уже на рассвете, волоча пакеты, шёл на едальную улочку, ел свиную голову, пил сочжу... Я решил тряхнуть стариной: "Пойду на Тондэмун. Там и поужинаю". Досидев до вечера (ночной рынок открывается в восемь), я зашагал в сторону Тондэмуна.
Свернул к Чхонгечхону, улицы осветились светом фонарей и реклам, стало светло как днём - рыночная ночь была в самом разгаре. На рынке Мира (и Дружбы народов), Пхёнхва сичжане 평화시장, было людно - не протолкнуться - как на первомайской демонстрации в Советском Союзе. Колоннами двигались говорившие на трёх основных языках - корейском, китайском, русском - прохожие, толкали тележки с товаром, волокли его на себе, взвалив по несколько тюков на чиге, наспинные носилки - "Поберегись! Посторонись! Зашибу!" - носильщики, по узким переулочкам раскатывали, демонстрируя невероятное мастерство, искусные водители авто... Тротуары и проходы были завалены горами схваченных скотчем тюков с товаром - их через пару часов на рассвете грузовики и автобусы повезут в разные концы страны в провинции. Кстати, вот ещё один довод в пользу моего аргумента о практическом отсутствии воровства в Корее - беспризорные тюки...
Говорят, Тондэмун начался с рынка, который возник в 1905 г. чуть западнее Восточных ворот и который получил название "рынок на Площади", Кванчжан сичжан 광장시장. Этот рынок есть и сейчас. Он - одна из достопримечательностей Колокольной. Кванчжан сичжан был рынком нового типа. От традиционных корейских рынков его отличало то, что на нём стояли стационарые санга 상가 商家, "торговые дома"...
После освобождения и особенно в ходе Корейской войны (1950-53 ггг.), как известно, имело место гигантское переселение населения - основные людские потоки постоянно и попеременно шли с севера на юг и с юга на север. Северокорейская социальная антропология, по-видимому, ещё, не может похвастаться успехами в области изучения южан на Севере, потому что нигде не найти указания на то, сколько их и когда прибыло, где они поселились и т.д. (по крайней мере, мне о таких трудах не известны), но, что касается северян на Юге, то этот вопрос местной наукой изучен достаточно глубоко. К тому же, это не секрет, все граждане страны детально продокументированы - о каждом известно, кто он, какого роду-племени и откуда (не потому ли Южную Корею называют полицейским государством?). Но мы и без социальных антропологов знаем, где осели переселенцы с севера - в Пусане и Сеуле. В Пусане едим, нахваливая, мильмён 밀면, пшеничную лапшу, а в Сеуле наслаждаемся нэнмёном 평양냉면, холодной гречневой, по-пхеньянски. Если оставить в стороне кулинарную тему, на ум приходит всем хорошо знакомый рынок Пхёнхва на Чхонгечхоне. Он, говорят, своим появлением обязан именно людям с деловой хватки с Севера. Это они после окончания войны, поставив на Третьей и Четвёртой Чхонгечхонской улицах 청계천 3-4가街 свои деревянные лачуги-фанзы, стали строчить в них шмотки, торговать перекрашенной американской военной униформой...
Фанзы на Чхонгечхоне
Фабрика
В 50-х рынок сгорел. Так Чхонгечхон выглядел в 1958 г. после пожара.
В 60-х рынок стал благоустраиваться. Так он выглядел в начале 80х.
Сейчас район Чхонгечхона весь застроен рынками - за Синпхёнва (Новым Пхёнхва) расположены рынки Хынъин, Догун, Кванхи, Соуль ундончжан (Сеульский стадион), Пхёнхва, Чеильпхёнхва (Первый Пхёнхва), Кванхи плаза, за рынком Тонпхёнхва (Восточный Пхёнхва) появилась Арт плаза... Всё это Пхёнхва сичжан, но это не весь Тондэмун. Тондэмун, помимо перечисленных, включает в себя высоченный "Мильоре" и десяток других торговых домов и универмагов, новенькую Дизайн плазу...
___________________________________________
Прогулявшись по Фэшн Тауну Нового Пхёнхва и заглянув в Южный - всё не обойти, купил носки, трусы, разноцветные корейские штаны для всей семьи и, ничем не отличимый от других, с чёрным мешком в руке, пошёл есть. Внимание привлекла забегаловка со звучным названием - "Чонъильпхум сундэ" 정일품순대, "Сундэ-министр первого ранга", что в переводе на нормальный корейский язык и с него на русский означает "Сундэ что надо", "Сундэ первый класс". Заглянул в окно - почти все столы заняты. Это хороший знак. Я толкнул дверь и вошёл в "Министр".
Бегавшая между столами тётушка пропела тонким голосом: "Осо осеё 어서 오세요. Проходите. Что дать?". Я сказал: "Мяса и вина" (на корейском языке это прозвучало так: "Дайте порцайку сундэ и бутылку сочжу"), пробрался к свободному столику, сел. В столовке было шумно. Шум производили компания из двух мужиков и дамы, пара средних лет и две девицы. Одинокий мужик ел молча. На всех столах стояли бутылки сочжу. Кто-то, помню, пил макколли.
Тётушка крикнула в сторону кухни: "Одна сундэ". Не успел я осмотреться, она принесла тарелку с горячими, только что выловленными из бульона ломтями мяса, печёнки и свиной шкурки, балажку с нарубленным зелёным луком (его потом вывалю в похлёбку), баклажку с ломтиками репчатого лука и острейшим чхоньянским перцем и две крошечные баклажки с сэу чоткалем (сэучжотом) 새우젓갈(젓), мельчайшими солёными креветочками - макать мясо и с соевой пастой ссамчжан 쌈장 - макать лук и перец. Две пустые баклажки предназначались для кимчхи 감치 и кактуги 깍두기, которые было надобно самому накладывать из небольших бачков, стоявших на столе. Ставя всё это передо мной, тётушка спросила: "Какую сочжу нести?". - ""Голда" нет? Дайте "Классик"". У корейцев другой, не такой, как у русских, подход к спиртному. Если для русского человека водка, в которой недостаёт градусов, не водка, то кореец неуклонно понижает крепость своей водочки, и ему от этого хоть бы хны. Несколько лет назад, помню, сочжу вдруг, по правительственному распоряжению, стали 19-градусными. "Голд", "Классик", "Ориджинал" - это всё "Чхам исыль" 참이슬 ("Настоящая роса", бывшая "Чильло"). Пару лет назад "Ориджинал" преодолела ещё один рубеж и стала 17.8-градусной. В "Голде" по-прежнему 23 градуса, в "Классике" - 20.1.
Я положил в баклажки кимчхи и кактуги, наполнил "Росой" стопарик, сказал себе: "Ну, будем". Опрокинув в себя стопарик, закусывать не стал, а, уважая себя, чисто по-нашему, по-корейски, наполнил его снова, после чего, не торопясь, степенно закусил кимчхи. Выпив второй стопарик, закусил мясом - макнул кусок печёнки в солёный чоткаль, положил в рот. Тут тётушка принесла и поставила передо мной рис и горшок с бурлящей похлёбкой. В горшке, помимо сундэ, кровяной колбасы, плавали куски мяса, потрошков, печёнки.
Я вывалил рис в похлёбку, отправил туда же зелёный лук, щедро осыпал варево молотой периллой, поперчил: "Ну, с Богом"...
Народ разошёлся, я прислушался к воркованию столовских тётушек. Тётушек было три. Одна торчала на кухне, две были заняты обслуживанием посетителей. Какой у них странный выговор! Из какой они, интересно, провинции? Они определённо не из Чхунчхондо и, тем более, не из Кёнсандо. Но откуда? Чем дольше я прислушивался к болтовне тёток, тем более странным казался их выговор. Они, размышлял я, не могут быть и из Чолла. Может, из Канвондо, из провинции, граничащей с Северной Кореей?
Пока я размышлял на тему корейских диалектов, одна из тётушек собралась уходить. Та, что приветствовала меня, выдала ей заработанные за день деньги и сказала: "А где ты устроилась-то?", та ответила: "Здесь же, на Тонмё. И не надо ездить на транспорте". Первая обрадовалась: "Как повезло!". Я подумал: "Точно из провинции! Но какой?!". Я оглядел оставшуюся в зале в одиночестве тётку. На ней были тесные, облегающие бёдра, чуть, на мой взгляд, коротковатые брюки, туфли на довольно высоких каблуках. Ммм... У нас в Тэчжоне столовские тётки так не одеваются.
Тут в заведение вошли три женщины. Они сели позади меня и заговорили по-китайски. Тётушка подошла к ним и вдруг тоже заговорила по-китайски. Её речь была совершенно неотличима от речи китаянок, в ней отсутствовал даже намёк на корейскую фонетику. Я ахнул про себя: "Китайская кореянка!".
Когда рассчитывался, я спросил как бы между прочим: "Могу поинтересоваться, где ваша родина?". Она взглянула на меня, быстро отвела взгляд в сторону и, сделав вид, что занята, сказала: "До свидания". Я повторил: "Так откуда приехали-то?", она ещё раз сказала: "Да-да, до свидания" и пошла прочь. Нелегалка, что ли? Нет рабочей визы?
Похлёбка с сундэ обошлась мне в шесть тысяч, за бутылку сочжу заплатил три. Дёшево. В прошлом году спиртное подорожало, и теперь что пиво, что сочжу в большинстве предприятий общепита стоит четыре тысячи.
Свернул к Чхонгечхону, улицы осветились светом фонарей и реклам, стало светло как днём - рыночная ночь была в самом разгаре. На рынке Мира (и Дружбы народов), Пхёнхва сичжане 평화시장, было людно - не протолкнуться - как на первомайской демонстрации в Советском Союзе. Колоннами двигались говорившие на трёх основных языках - корейском, китайском, русском - прохожие, толкали тележки с товаром, волокли его на себе, взвалив по несколько тюков на чиге, наспинные носилки - "Поберегись! Посторонись! Зашибу!" - носильщики, по узким переулочкам раскатывали, демонстрируя невероятное мастерство, искусные водители авто... Тротуары и проходы были завалены горами схваченных скотчем тюков с товаром - их через пару часов на рассвете грузовики и автобусы повезут в разные концы страны в провинции. Кстати, вот ещё один довод в пользу моего аргумента о практическом отсутствии воровства в Корее - беспризорные тюки...
Говорят, Тондэмун начался с рынка, который возник в 1905 г. чуть западнее Восточных ворот и который получил название "рынок на Площади", Кванчжан сичжан 광장시장. Этот рынок есть и сейчас. Он - одна из достопримечательностей Колокольной. Кванчжан сичжан был рынком нового типа. От традиционных корейских рынков его отличало то, что на нём стояли стационарые санга 상가 商家, "торговые дома"...
После освобождения и особенно в ходе Корейской войны (1950-53 ггг.), как известно, имело место гигантское переселение населения - основные людские потоки постоянно и попеременно шли с севера на юг и с юга на север. Северокорейская социальная антропология, по-видимому, ещё, не может похвастаться успехами в области изучения южан на Севере, потому что нигде не найти указания на то, сколько их и когда прибыло, где они поселились и т.д. (по крайней мере, мне о таких трудах не известны), но, что касается северян на Юге, то этот вопрос местной наукой изучен достаточно глубоко. К тому же, это не секрет, все граждане страны детально продокументированы - о каждом известно, кто он, какого роду-племени и откуда (не потому ли Южную Корею называют полицейским государством?). Но мы и без социальных антропологов знаем, где осели переселенцы с севера - в Пусане и Сеуле. В Пусане едим, нахваливая, мильмён 밀면, пшеничную лапшу, а в Сеуле наслаждаемся нэнмёном 평양냉면, холодной гречневой, по-пхеньянски. Если оставить в стороне кулинарную тему, на ум приходит всем хорошо знакомый рынок Пхёнхва на Чхонгечхоне. Он, говорят, своим появлением обязан именно людям с деловой хватки с Севера. Это они после окончания войны, поставив на Третьей и Четвёртой Чхонгечхонской улицах 청계천 3-4가街 свои деревянные лачуги-фанзы, стали строчить в них шмотки, торговать перекрашенной американской военной униформой...
Фанзы на Чхонгечхоне
Фабрика
В 50-х рынок сгорел. Так Чхонгечхон выглядел в 1958 г. после пожара.
В 60-х рынок стал благоустраиваться. Так он выглядел в начале 80х.
Сейчас район Чхонгечхона весь застроен рынками - за Синпхёнва (Новым Пхёнхва) расположены рынки Хынъин, Догун, Кванхи, Соуль ундончжан (Сеульский стадион), Пхёнхва, Чеильпхёнхва (Первый Пхёнхва), Кванхи плаза, за рынком Тонпхёнхва (Восточный Пхёнхва) появилась Арт плаза... Всё это Пхёнхва сичжан, но это не весь Тондэмун. Тондэмун, помимо перечисленных, включает в себя высоченный "Мильоре" и десяток других торговых домов и универмагов, новенькую Дизайн плазу...
___________________________________________
Прогулявшись по Фэшн Тауну Нового Пхёнхва и заглянув в Южный - всё не обойти, купил носки, трусы, разноцветные корейские штаны для всей семьи и, ничем не отличимый от других, с чёрным мешком в руке, пошёл есть. Внимание привлекла забегаловка со звучным названием - "Чонъильпхум сундэ" 정일품순대, "Сундэ-министр первого ранга", что в переводе на нормальный корейский язык и с него на русский означает "Сундэ что надо", "Сундэ первый класс". Заглянул в окно - почти все столы заняты. Это хороший знак. Я толкнул дверь и вошёл в "Министр".
Бегавшая между столами тётушка пропела тонким голосом: "Осо осеё 어서 오세요. Проходите. Что дать?". Я сказал: "Мяса и вина" (на корейском языке это прозвучало так: "Дайте порцайку сундэ и бутылку сочжу"), пробрался к свободному столику, сел. В столовке было шумно. Шум производили компания из двух мужиков и дамы, пара средних лет и две девицы. Одинокий мужик ел молча. На всех столах стояли бутылки сочжу. Кто-то, помню, пил макколли.
Тётушка крикнула в сторону кухни: "Одна сундэ". Не успел я осмотреться, она принесла тарелку с горячими, только что выловленными из бульона ломтями мяса, печёнки и свиной шкурки, балажку с нарубленным зелёным луком (его потом вывалю в похлёбку), баклажку с ломтиками репчатого лука и острейшим чхоньянским перцем и две крошечные баклажки с сэу чоткалем (сэучжотом) 새우젓갈(젓), мельчайшими солёными креветочками - макать мясо и с соевой пастой ссамчжан 쌈장 - макать лук и перец. Две пустые баклажки предназначались для кимчхи 감치 и кактуги 깍두기, которые было надобно самому накладывать из небольших бачков, стоявших на столе. Ставя всё это передо мной, тётушка спросила: "Какую сочжу нести?". - ""Голда" нет? Дайте "Классик"". У корейцев другой, не такой, как у русских, подход к спиртному. Если для русского человека водка, в которой недостаёт градусов, не водка, то кореец неуклонно понижает крепость своей водочки, и ему от этого хоть бы хны. Несколько лет назад, помню, сочжу вдруг, по правительственному распоряжению, стали 19-градусными. "Голд", "Классик", "Ориджинал" - это всё "Чхам исыль" 참이슬 ("Настоящая роса", бывшая "Чильло"). Пару лет назад "Ориджинал" преодолела ещё один рубеж и стала 17.8-градусной. В "Голде" по-прежнему 23 градуса, в "Классике" - 20.1.
Я положил в баклажки кимчхи и кактуги, наполнил "Росой" стопарик, сказал себе: "Ну, будем". Опрокинув в себя стопарик, закусывать не стал, а, уважая себя, чисто по-нашему, по-корейски, наполнил его снова, после чего, не торопясь, степенно закусил кимчхи. Выпив второй стопарик, закусил мясом - макнул кусок печёнки в солёный чоткаль, положил в рот. Тут тётушка принесла и поставила передо мной рис и горшок с бурлящей похлёбкой. В горшке, помимо сундэ, кровяной колбасы, плавали куски мяса, потрошков, печёнки.
Я вывалил рис в похлёбку, отправил туда же зелёный лук, щедро осыпал варево молотой периллой, поперчил: "Ну, с Богом"...
Народ разошёлся, я прислушался к воркованию столовских тётушек. Тётушек было три. Одна торчала на кухне, две были заняты обслуживанием посетителей. Какой у них странный выговор! Из какой они, интересно, провинции? Они определённо не из Чхунчхондо и, тем более, не из Кёнсандо. Но откуда? Чем дольше я прислушивался к болтовне тёток, тем более странным казался их выговор. Они, размышлял я, не могут быть и из Чолла. Может, из Канвондо, из провинции, граничащей с Северной Кореей?
Пока я размышлял на тему корейских диалектов, одна из тётушек собралась уходить. Та, что приветствовала меня, выдала ей заработанные за день деньги и сказала: "А где ты устроилась-то?", та ответила: "Здесь же, на Тонмё. И не надо ездить на транспорте". Первая обрадовалась: "Как повезло!". Я подумал: "Точно из провинции! Но какой?!". Я оглядел оставшуюся в зале в одиночестве тётку. На ней были тесные, облегающие бёдра, чуть, на мой взгляд, коротковатые брюки, туфли на довольно высоких каблуках. Ммм... У нас в Тэчжоне столовские тётки так не одеваются.
Тут в заведение вошли три женщины. Они сели позади меня и заговорили по-китайски. Тётушка подошла к ним и вдруг тоже заговорила по-китайски. Её речь была совершенно неотличима от речи китаянок, в ней отсутствовал даже намёк на корейскую фонетику. Я ахнул про себя: "Китайская кореянка!".
Когда рассчитывался, я спросил как бы между прочим: "Могу поинтересоваться, где ваша родина?". Она взглянула на меня, быстро отвела взгляд в сторону и, сделав вид, что занята, сказала: "До свидания". Я повторил: "Так откуда приехали-то?", она ещё раз сказала: "Да-да, до свидания" и пошла прочь. Нелегалка, что ли? Нет рабочей визы?
Похлёбка с сундэ обошлась мне в шесть тысяч, за бутылку сочжу заплатил три. Дёшево. В прошлом году спиртное подорожало, и теперь что пиво, что сочжу в большинстве предприятий общепита стоит четыре тысячи.