ВЫШЛИ из дому - старуха с девчонкой шагали впереди, мы с издателем шли под ручку. Подъехало такси, мы погрузились в него, и оно отвезло нас к мэрии за полтора километра.
Ресторан "Когурё" 고구려돼지갈비명가 находится на втором этаже билдинга страховой компании "Самсон сэнмён" 삼성생명. В лифте увидел, что на четвёртом этаже находится японский ресторан. "Может, пойдём туда?". - "Нет, сегодня мы едим мясо". Ресторан уставлен поленницами. Они должны убедить в том, что мясо жарится на натуральных углях. Так оно и было.
Так оно и было. Мы прошли в наш кабинет, официантка поместила в углубление в центре стола жаровню с углями, нажала кнопку - заполыхало газовое пламя. Официантка закрыла жаровню крышкой, опустила вытяжную трубу.
Спустя минуту или две принесла мясо, закуски, водрузила на жаровню проволочную решётку. Супруга издателя сказала: "Решётки здесь - одноразовые". Издатель удивился: "Неужто выкидывают?". Супруга иронично сказала: "Где ты видел, чтобы такое выкидывали? Они используют, потом продают другим ресторанам".
Позже я вычитал, что "Когурё" является пионером использования одноразовых решёток. Они изготавливаются из экологически чистого материала без обработки какими-либо химическими составами и, как многое другое в Корее, полезны для человеческого организма.
Мы ели моксаль 목살, свиную вырезку. Всё мясо в "Когурё" - отечественное, с Чечжудо. С Чечжудо-то оно с Чечжудо, но, увы, не мясо чёрной свиньи 흑돼지.
"Чёрная свинья" - эвфемизм, заменивший прежнее, более прозаическое и грубое "говняная свинья". Говняная 똥돼지 - так чечжудосцы назвали свиней местной породы, которых прежде держали в выгребных ямах и которые питались отходами жизнедеятельности и непереваренных остатков пищи своих хозяев. Куда катится Корея! Уходят в прошлое традиции корейского народа! Прежде слава об экологически чистой и вкуснейшей говняной чечжудоской хрюшке гремела по всей Корее. Сейчас тоже на вывесках пишут "Чечжудоская (или чёрная чечжудоская) хрюшка", но, боюсь, нынешние чёрные не такие говняные, что были прежде...
150 г свиной вырезки стоит пятнадцать тысяч вон ($15). Сначала нам принесли три порции. Позже мы велели принести ещё две.
В Корее к мясу положено заказывать сочжу, но вчера, увы, этого не произошло.
Супруга издателя взяла на себя функции шеф-повара. Надо сказать, мясо она жарила искусно. Если бы жарил я, мы бы ели твёрдые, если не обуглившиеся, куски с непонятно каким вкусом.
Пришло время есть. Мы заказали три нэнмёна 냉면, холодной лапши. Два ушли на женскую половину стола, один мы с издателем поделили пополам. Удивительно, как много едят некоторые женщины!
У выхода стояли кофейники с натуральным, но жиденьким кофе. Надувшись жидкости, мы сели в лифт и поехали вниз.
Обед обошёлся издателю, если верить меню, в девяносто три тысячи (около $90).
Домой вернулись таким же макаром - старуха с внучкой шествовали впереди, мы с издателем брели сзади. Сели в такси...
Придя домой, продолжили разговор о России, о корееведении.
Издатель собирается в Россию - билет в кармане. Говорит: "Россию умом не понять. Обещали трёхмесячное безвизиовое пребывание, а можно ехать только на два месяца". Вопрошающе смотрит на меня так, словно я президент или хотя бы посол, но я бессилен. Только бормочу: "Бывает".
Сказал, что тоже планирую посетить Россию: "Поеду в Сибирь, родственники зовут". Собеседник оживился: "В Новосибирске будешь?
Алкина увидишь?" - "Нет, туда не планирую. А зачем вам Алкин?" - "Хочу организовать конференцию по Когурё, Пархэ. Какова его позиция в вопросе о Северо-восточном проекте?".
Пархэ - так корейцы величают на корейский манер Бохай.
Северо-восточный проект 동북공정 東北工程 (сокр. от 東北邊疆歷史與現狀系列研究工程, Serial Research Project on the History and Current State of the Northeast Borderland) - проект Академии общественных наук КНР, поддерживаемый правительством. Исследования, проводимые учёными в рамках этого проекта, должны показать, что история этого региона является неотъемлемой частью именно китайской истории, не корейской. Корейцы, разумеется, что на Севере, что на Юге, проект ругают.
Я сказал: "Он - один из немногих российских специалистов по Пархэ. Правда, кажется, он называет его Бохай, не Пархэ". Издатель воскликнул: "Тогда он не годится! Придётся обратиться к дальневосточникам". Я старался переубедить его, но он оставался безутешен.
Пришла пора расставаться. Я набрал воды, попрощался, закинул рюкзак за спину, повесил фотоаппарат на шею. Вышла девчонка, склонилась в поклоне. Я вспомнил о корейском обычае и сунул ей десятку: "Учись хорошо, слушайся старших". Выволок велосипед на улицу и стартовал в восточном направлении. Выехав из Ансана, забрался на горку, глянул на часы - пять часов... Дальше ехал в плотном автомобильном потоке.
Ехал так же споро, как давеча мчался в Ансан, и финишировал у Сувонского автовокзала в пять тридцать.
В шесть погрузился в автобус. Потерял сознание. Проснулся, когда подъезжали к Дижону. Корею окутывала кромешная тьма.